Глава 7 - Садоводство и цыплячья «ферма»
Как только свиньи были ликвидированы, я, в конце концов, смог приступить всерьез к закладке сада, но я решил, что прежде всего высажу семена - даже до того, как сделаю ограду. После того, как забор был закончен, я начал потихоньку перетаскивать плодородную почву с южной части острова. Я знал те места, где находилась лучшая на острове почва. Каждое утро я добирался на лодке до южной оконечности острова, пришвартовывал «Сломанного утенка» и шел вглубь острова с лопатой и несколькими мешками из-под сахара. Сбор почвы для сада был самым трудоемким заданием, какое только мне приходилось выполнять на острове. Кроме того, что мне приходилось копать, складывать почву в мешки, а также перетаскивать их в лодку, мне также нужно было просеивать почву, так как в ней содержались коралловые осколки. Очевидно, что просеивать почву было удобнее прямо там, где я и добывал ее, поэтому я соорудил двойное сито из сетки с ячейками в полдюйма, натянутой на деревянную рамку длиной 2 фута, шириной 18 дюймов и высотой около шести дюймов. Она выглядела достаточно прочной, но, казалось, что сетка вот-вот сломается под весом камней. Тогда я натянул через раму крест-накрест провод и после этого мое сито больше не подводило меня. Выкапывая почву – если ее можно было так назвать – я складывал ее в мелкие кучки, которые затем просеивал и упаковывал в мешки из-под сахара. Я считал, что поработал хорошо, если мне удавалось за день добыть пять мешков почвы. За следующие несколько недель мне удалось набрать около сотни мешков земли, каждый из которых я должен был перевезти на лодке. Затем мне нужно было отбуксировать тяжеловесного «Утенка» по
отмели, выгрузить мешки и по одному перенести их в сад. В одну из таких своих вылазок за почвой я заметил дикую утку, сидящую на ветке коралла. Птица выглядела очень потрепанной, но, впрочем, это было неудивительно, ведь ей пришлось проделать путешествие длиной, как минимум, в две сотни миль. Я был поражен, потому что за исключением фрегатов и нескольких птиц- боцманов с их ярко-алыми хвостами и белым оперением – властителей Тихого Океана – я не видел на Суварове других пернатых. Я помню, как ощутил невероятное волнение, тихо опустил на землю мою лопату и мешки и начал тихо подбираться к утке. Я был удивлен самому себе (а я себя знаю неплохо), потому что я не был движим охотничьим инстинктом. Мне никогда не приходило в голову, какой, должно быть, хороший у нее будет вкус после нескольких часов варки в сотейнике. Оглядываясь на эту первую встречу – с которой началась долгая и нежная дружба, осложненная странной смесью доверия и опаски – я не могу представить, почему я тогда почувствовал такой интерес к этой птице. Я люблю животных и птиц и ненавижу бессмысленную жестокость, которую иногда мог наблюдать на островах. Но все равно вряд ли отношусь к тем людям, которые начинают очеловечивать животных. Несмотря на то, что я забочусь о животных и птицах (соответственно моменту), но считаю, что жизнь должна идти своим чередом. Я не буду испытывать угрызений совести, если мне нужно будет убить животное для того, чтобы насытиться, так же точно как и мясник в Чикаго убивает корову, а затем спокойно идет на воскресную мессу. Но эта дикая утка оказалась совсем другим случаем. Как только я подошел к ней на расстояние в 15 шагов, она отлетела метров на 20 и снова присела, такая одинокая и несчастная, подозрительно поглядывая на меня. Когда я опять медленно подошел к ней, она дождалась, пока я не окажусь от нее на
той же самой дистанции, а затем медленно отлетела еще примерно на 20 ярдов. Я вернулся к свои лопатам и мешкам, продолжая выкапывать тонкий верхний слой плодородной почвы и складывать ее в небольшие кучки. А потом, по прошествии времени, я и забыл про нее и отправился к своему саду, расположенному за домом. Военные, наверное, выбрали это место по двум причинам. Во-первых, это место было защищено от ветра, а, во-вторых, там уже росло несколько папай. Это было приятное местечко, теперь уже огороженное, а несколько молодых кокосовых пальм и панданусов создавали приятную тень. Когда я приступил к разработке сада, то планировал, что овощи и фрукты будут расти рядом. Семена, которые я проращивал в ящиках, росли так быстро, что уже были готовы к высадке в открытый грунт, поэтому я очень торопился, доставляя почву в сад. Теперь, когда не было свиней, сад расцветал на глазах. Даже до того, как я закончил работы по благоустройству сада, я посадил папайи по его периметру с интервалом в 10 футов, и они начали вытягиваться с удивительной скоростью, так что я подумал, что из меня вышел бы прекрасный садовник. Мой дневник в эти дни я вел «спустя рукава», потому что даже сейчас удивляюсь, вспоминая, какой огромный объем работы проделал. К тому же, было столько дополнительных работ, что у меня просто не было времени для того, чтобы расслабиться. А в последующие месяцы время, казалось, застыло – моя ежедневная жизнь вошла в свою колею, приобрела свой ритм и характер. Мой день был расписан по часам, начиная с раннего завтрака и заканчивая чаем на пляже и чтением в постели. Также со мной продолжали происходить различные непредвиденные инциденты. Помните, как возмущался мой друг, когда я взял с собой на Суваров велосипедный насос? Так вот, он мне очень пригодился. Я так и записал в своем дневнике: "Никто даже не предполагал, что для велосипедного насоса на острове найдется применение, но сегодня мне пришлось его использовать для, как я надеюсь, благой цели. Красивое молодое дерево высотой около 10 футов, растущее около сада, было поражено мучными червями, а также какими-то черными клещами, названия которых я не знал (ствол дерева выглядел так, словно его
закоптили). Я при помощи насоса распылил на дерево три галлона мыльной воды, которую использовал утром для кипячения своего белья. Велосипедный насос великолепно подошел для этой цели.»
Рыбалка на мелководье с копьём
Мой самый маленький улов
Каждый раз, когда крыша веранды начинала протекать, мне нужно было сооружать себе новую из коксовых листьев.
Мое самое любимое время суток. Сижу на берегу во время заката около маленького «летнего домика», который я построил.
Кроме того, произошло еще одно неизбежное событие у меня дома, и я сделал такую запись в дневнике: «Сегодня на острове произошел случай инцеста, так как, по сути, Миссис Воришка и г-н. Том-Том являются матерью и сыном. Придется мне потом топить котят, потому что двух котов на острове достаточно для того, чтобы ловить крыс.» Были и непростые моменты. Неожиданно у меня появилась небольшая лихорадка. Прошлой ночью я почувствовал холод и боль в правом боку, так что мне пришлось принять сульфамид триазола и провести весь день в постели. Я был уверен, что лихорадка вызвана тем, что накануне я наступил ногой на рыбную кость. Но потом я долго еще чувствовал себя довольно слабым и мало ел. Эти приступы повторялись потом еще несколько раз, но, к счастью быстро проходили. Я быстро оправился от болезни – через день уже встал с постели и у меня был самый большой улов, который только я когда-либо вылавливал на рифах: четыре омара и треска. Два омара были большими, а у одного из них были таки огромные лапы, что я с трудом дотянул его до дома. Я записал в дневнике: «На меня накатила волна, и если бы я не держался за омара двумя руками, меня б смыло в море. Я чуть не потерял свое копье. Омар был гладким и скользким, и только под хвостом у него был выступ, за который я его и схватил – иначе мне его было бы не удержать». Я не видел дикую утку несколько дней, хотя постоянно ходил на то место, где я впервые встретил ее и собирал почву. Однако, в один прекрасный день, когда я, уж и не помню почему, после кормления кур сложил остатки от
старых уто в жестянку из-под сигарет, заметил эту самую жестянку в лодке, когда вытаскивал ее на берег. Наверное, я подсознательно засунул эту жестянку в лодку, надеясь покормить дикую утку. И, в самом деле, утка оказалась именно там, словно она ждала меня. Я был очень польщен, и только тогда понял, как же я не хотел, чтобы она улетела с острова. Тогда я не думал, что мое поведение - странное. Сейчас же, оглядываясь назад, я понимаю, что страдал от одиночества, о котором даже не задумывался, пока не встретил эту утку. Не стоило даже надеяться приблизиться к ней. Я выложил уто и пошел вверх за почвой, начал выкапывать ее лопатой и складывать в мешки. Однако, краем глаза я все-таки наблюдал за уткой. Я ждал в течение получаса. Утка все это время оставалась неподвижной. Потом, она, медленно переваливаясь, подошла к уто и начала их есть. Должно быть, именно в этот момент я решил, что пока она не улетит, я не успокоюсь, если не приручу птицу. У меня также были и другие неотложные дела, и я не появлялся на южной оконечности острова в течение нескольких дней. На самом деле, у меня была масса дел, которые требовали неотложного внимания, поэтому я почти что забыл об утке. Поэтому был очень удивлен, когда увидел ее в дальнем конце своего двора однажды вечером. Она появилась в дальнем углу, где росло несколько пучков травы, и она общипывала семена с них, вытягивая шею. Я простоял несколько минут, смотря на нее, потом стал медленно приближаться. Она наблюдала, как я подхожу к ней, и как только расстояние между нами сократилось до 20 шагов, птица вперевалку стала отходить прочь, все еще наблюдая за мной. С некоторых пор я стал разбрасывать около дюжины проросших орехов по своему двору каждый вечер, пытаясь привлечь диких кур. Я еще не начал строительство загона для них, поэтому куры приходили и уходили, когда им вздумается. Кур было несколько, и теперь дикая утка каждый вечер присоединялась к ним. Она по-прежнему не подпускала меня к себе. Каждый вечер происходило одно и то же. Она приходила во двор, подозрительно смотрела на меня – и после недели своих визитов стала ходить по двору, отыскивая уто и поедая их. Кажется, она немного насторожено относилась к курам, когда они, как обычно, дрались между собой. Я разбрасывал орехи подальше друг от друга, а затем, стоя на приличном расстоянии, наблюдал за птицами. Так продолжалось некоторое время. Я не мог приручить утку довольно долго, несмотря на то, что она теперь, кажется, чувствовала себя на острове, как дома. Тогда я решил положить около утки натертый кокос и налить воду в
старые жестянки из-под масла. Я заметил, что ей, очевидно, нравились уто, но утке было трудно достать их из скорлупы, потому что, в отличие от кур, она не могла клевать угощение. Она направилась прямо к моим жестянкам – словно ожидала увидеть их, и с почти комичной педантичность пила из жестянки каждый раз после того, как ела натертый орех. Теперь каждый вечер я подвигался немного ближе к банкам. Если прогресс в приручении утки был медленным, но уверенным, то все остальное, кажется, происходило с потрясающей скоростью. К концу весны сад, наконец, был готов. У меня ушли месяцы на то, чтобы перетаскать почву, но теперь последняя горсть земли была разбросана, и я удобрил сад тремя ящиками гумуса, работая граблями, сделанными из пальмовых листьев - или, точнее, несколькими инструментами, так как они часто ломались. В новой почве я посадил около шестидесяти саженцев помидоров, три ряда лука-шалота, несколько дынь, арбузов, огурцов, индийский виноград, три грядки батата (или ямса). Все, что мне теперь оставалось – это дождаться первого урожая. Прошло несколько недель, и меня все больше и больше начинала раздражать глупость кур, и теперь, когда я закончил с садом, решил плотно взяться за их приручение, чтобы в моем меню постоянно были яйца, а на воскресный ужин – петушки. Поиск яиц, приручение птиц, а также построение загона – вот три жизненно важных, но отнимающих много времени занятий, которые занимали меня постоянно. Тем не менее, мне удалось выполнить эти задания «на отлично», так что, когда я покидал Суваров, популяция кур на нем возросла до 40 особей. На самом деле, мое «стадо» стало моим спасение позже, когда мне трудно было достать уто или папайи или, если был шторм – рыбу. В такие дни яйца – все, что у меня оставалось из еды (кроме кокосов). Но все это было потом. Между тем, в настоящем я все еще думал над тем, как найти яйца, так как куры все еще убегали при виде меня, и меня в те дни ничего не радовало больше, чем их громкое кудахтанье, когда они приходили ко мне во двор. Как школьник, который высматривает птичьи гнезда, я пытался украдкой определить, где же мои куры откладывают яйца, в течение нескольких месяцев. Живя на таком маленьком острове, как Анкоридж, можно было бы думать, что месторасположение гнезд недолго останется скрытым, а птицы, подобные курам, должны испытывать определенные трудности, когда прячутся. Но, тем не менее, к мои курам это не относилось. Они наверняка думали, то кладка яиц – дело настолько интимное, что они пойдут на все, чтобы сохранить месторасположение своих гнезд в тайне. Петухи же, которых я давно уже представлял в своей кастрюле, также стали просто неуловимыми. Три записи в моем дневнике за 1953 год наглядно демонстрируют, что я поддался болезни, очевидно, свойственной для Суварова. Я назвал ее «яичное расстройство». «Ловить курицу, несущуюся прочь – это пустая трата времени. Она сделала широкий полукруг и, наконец, ускользнула от меня. Я ждал полчаса, надеясь, что она вернется. Ни шороха, ни кудахтанья! «Она была во дворе, когда я вернулся. Я был полон решимости найти ее гнездо и, к тому же, у меня теперь появилось время на это занятие». «Пытался проследить за той же самой курицей, но молодой петух все испортил. Я погнался за ним и напугал курицу. Теперь она не пойдет прямо в гнездо, а будет прятаться по кустам. Не могу больше терять свое время, поэтому поклялся, что, как только поймаю этого петуха, сразу суну его в кастрюлю. Мне он давно уже не нравится. Поймал его, как только он отвернулся от меня! Похоже, он в тот момент был слишком занят для того, чтобы заметить меня…». «Наконец, я обнаружил ее гнездо с 10 яйцами. Сегодня утром она начала шуметь, и я последовал за ней. Вдруг курица исчезла. Я не мог поверить своим глазам, поэтому подождал немного и начал исследовать кокосовый пень высотой около 10 футов. Черт меня подери, если я не увидел ее голову, торчащую из отверстия, которое находилось в 4 футах от земли! А я еще потешался над свиньями, которые никогда не смотрели вверх – и оказался ничем не лучше их! Я чувствовал, что одержал огромную победу!...» Конечно, это, возможно, не было «огромной победой», и последовавшая за ней череда поражений убедила меня в том, что единственный способ одержать вверх над этими неуловимыми птицами – построить хороший крепкий курятник и заманить их туда. На самом деле, я уже начал осуществлять этот план, когда разбивал сад. Не было никакого смысла заканчивать строительство курятника до тех пор, пока я не мог заманить кур в это место и заставить их чувствовать себя там, как дома. Если даже мне удастся завершить строительство курятника, весь мой план рухнет, если я не смогу загнать их туда. Неделю за неделей мне приходилось решать эту непростую задачу. Я разбросал уто в новом месте. Птицы были достаточно умны, чтобы найти их и съесть – кажется, им очень нравились эти молодые проросшие кокосовые орехи. Но поначалу эти глупые существа не понимали, что отныне им будут подавать готовую еду в определенное время. Только одна или две курицы приходили и клевали мое угощение, убегая, когда я поворачивался к ним. Другие же по-прежнему искали себе пропитание в подлеске, абсолютно не обращая внимания на тот факт, что уже готовая к употреблению еда валяется прямо у них под ногами. Я пытался подозвать их при помощи звуков, которые обычно употребляют фермеры, но эти глупые птицы, казалось, совсем не понимают английского языка. Я пытался также подойти к ним сзади и подогнать к пище, но как только я приближался к ним, они убегали, возмущенно кудахтая, в противоположном направлении. Ничего так не разочаровывает, как глупые птицы, поверьте мне! В конце концов, я нашел прекрасное решение – которое, казалось, больше подходит людям, чем курам – и решение до сих пор заставляем меня смеяться при мысли о нем. Я ударял в гонг перед завтраком и ужином! Все оказалось очень просто! Утром и вечером я разбрасывал уто на землю в том месте, где планировал построить курятник, а затем сильно ударял по железному лому, сделанному из трансмиссии Форда модели Т, которую я нашел на свалке в Раро. Результат превзошел все мои ожидания! До этого же момента я потратил несколько недель, пытаясь безуспешно приучить птиц к определенному времени кормежки. Через неделю куры прекрасно выучили звук гонга и бежали со всех ног, чтобы не упустить лакомый кусочек. Иногда они «подкидывали» мне сюрпризы, например, в виде двух цыплят (я и понятия не имел о том, что они существуют). Хотя это мое достижение и не упростило сбор яиц, но, по крайней мере, я мог теперь следить за популяцией кур на острове, и поэтому стал тратить все свое свободное время на строительство курятника. Во-первых, я сделал грубый загон и покрыл его крышу коксовыми листьями. Затем я соорудил несколько насестов внутри и использовал несколько старых обрезков гофрированного железа для того, чтобы сделать под ними лотки для сбора птичьего помета (великолепное удобрение для моего сада). После этого я построил забор. Это была кропотливая работа, потому что я должен был собрать сотни опавших веток кокоса, при помощи моего мачете освободить их от листьев и подрезать до длины в 6 футов. Затем я использовал старые провода для того, чтобы связать эти ветки вместе. Следующим этапом было изготовление ворот из старых сеток и деревянной рамы – я закрепил их на раме при помощи провода. Строительство курятника заняло у меня несколько недель, и все это время я был занят на других работах, которые также имели жизненно важное значение. Иногда меня еще на несколько дней задерживала плохая погода, но, какой бы сложной не казалась мне работа, я всегда помнил о своей цели. Также у меня была еще одна причина для спешки. Куры просто ненавидели дикую утку. Несколько раз я замечал, как они поджидали ее во дворе и нападали на нее, как будто следовали заранее разработанному плану. Я так и не понял причин этой ревности – возможно, куры каким-то непостижимым образом знали о том, что утка может в любой момент покинуть остров. Если куры и способны мыслить (в чем я лично сомневаюсь), то можно было заподозрить их в том, что они попросту изгоняли утку со двора, который уже считали своей собственностью. В течение этих последних недель я предпринял множество попыток приручить утку. Сейчас она уже позволяла мне подходить к себе на расстояние в 5 шагов – наверное, потому, что стала зависима от ежедневной трапезы, которую я ей предоставлял. «Все в порядке, дикая утка чувствует себя, как дома», - написал я в своем дневнике. «Я все еще ставлю ей тертый кокос и воду в жестянки. Она берет в клюв орехи и каждый раз запивает их водой. Крылья на ее перьях выглядят довольно плохо, поэтому я думаю, что она немолода. Она проводит большую часть дня в тени, стоя на одной ноге и дремая с одном открытым глазом, закинув голову. Исчезает она перед закатом. Мистер Том-Том несколько раз покушался на нее, и я вынужден был резко прервать его охотничьи притязания. Я часто гадал, где же утка проводит ночь. До сих пор я никогда не видел, как она улетает, но однажды вечером вышел из бани и увидел, как утка пересекает лагуну. Инстинктивно я почувствовал, что она направляется к определенной цели, поэтому стал наблюдать за ней. Как только она достигла края поляны, где земля уходила вниз к лагуне, она взмахнула крыльями и полетела низко над землей - примерно в двух футах – между двумя кокосовыми пальмами на пляже. Потом она изменила курс и пересекла лагуну в направлении Китового Острова, который был 3\4 мили от Анкориджа. Несколькими вечерами позже я увидел, как утка делает то же самое – и она никогда не изменяла этой своей привычке.- всегда летала этим же курсом через деревья над водой.» Я, конечно же, не думал об утке все время, но все же хотел приручить ее. Трудно объяснить, почему мне так этого хотелось, потому что нельзя было себе представить животное скучнее, чем эта утка, и потом, у меня уже жили коты. Я полагаю, что это просто был еще один мой вызов природе. Я уже стал получать яйца, мой сад разросся, и теперь мне не нужно было уже так много трудиться (хотя я и не осознавал этого). Какова бы ни была причина, я - время от времени – носился с идеей все-таки приручить дикую утку. И, в конце концов, это произошло совершенно случайно, без всякого умысла с моей стороны. Только вчера она была подозрительной и пугливой, а сегодня уже ела у меня с рук. И по сей день я не могу объяснить, почему так произошло. Можно только предположить, что приручение было вопросом времени, с течением которого утка стала доверять мне. Однажды вечером, ничего не подозревая, я протянул к ней немного потертого кокоса в руке. Она без колебаний подошла ко мне и начала есть с руки. К моему удивлению, утка совершенное не боялась. После этого случая я кормил ее каждый день, в результате чего мы оба так привыкли к этому ритуалу, что утка начинала сердиться, если я немного задерживался! «Я действительно долго смеялся сегодня», - писал я в своем дневнике, - «потому что задержался в лачуге, готовя корм для утки, и, когда подошел к ней, она издала неодобрительный кряк». После этого она всегда недовольно крякала, если я задерживался с едой для нее. И всегда это был только один кряк – не два, а обязательно один. Вскоре утка уже сопровождала меня до веранды, почти как собака. Она точно следовала заведенным привычкам и никогда не появлялась во дворе прежде, чем наступало время кормления. Ни разу она не высказала мне свое неодобрение, если я приносил корм вовремя. В другое время я видел ее на пляже и иногда замечал ее в 30 или 40 футах от лагуны, когда не было волнения, спящей с поджатой под крыло головой. Моя работа над курятником была грубо прервана приступом лихорадки, которая навалилась на меня через несколько часов после того, как я поцарапал ногу об кораллы. Мне было очень плохо. С тех пор, как я поселился на острове, никогда не болел простудой и у меня никогда не было даже насморка, несмотря на то, то частенько находился в воде и замерзал ночами, когда погода неожиданно портилась. Я думаю, что был этому обязан отсутствию на острове болезнетворных микробов. Теперь, когда я думаю об этом, то вспоминаю, как читал где-то, что американцы, живущие на Южном полюсе, никогда не болели «обычной простудой», за исключением тех случаев, когда в их крошечный лагерь сбрасывали на парашюте посылку от родственников (вместе с посторонними микробами). Лихорадка же – совсем другое дело. У меня и раньше случались приступы лихорадки на островах, поэтому, когда меня снова настиг приступ, я просто ради своего здоровья улегся в постель. Конечно, по прошествии суток приступ прошел, оставив на память о себе небольшую слабость, но не вызвав никаких серьезных последствий. Тем не менее, это было не совсем приятно. И, лежа в постели, я вспоминал зубчатые кораллы, которые прокололи мою пятку через обувь. Это был небольшой укол – не нужно было даже делать повязку. Тем не менее, через 24 часа у меня поднялась высокая температура. Практически все, что я мог сделать – это доползти до кровати и лежать там. Я должен был быть осторожным – иначе это могло плохо кончиться для меня. После того, как лихорадка прошла, я помню, как, шатаясь, добрел до залива Пиладес для того, чтобы окунуться и немного восстановиться в его теплой, чистой воде. По пути назад я остановился для того, чтобы посмотреть на свой сад. В течение следующих недель мне нужно было достроить курятник, также надо было позаботиться о растениях и подвязать помидоры, которые уже вытянулись до трех футов в высоту и начали виться вокруг других растений. Хотя крабы, которым удалость пролезть сквозь забор, и уничтожили одно-два растения, остальные росли с поразительной скоростью и имели такую густую листву, что я вынужден был прореживать ее снизу. Я вернулся в лачугу полностью довольный. Еще немного – и меня ждет мой первый урожай фруктов и овощей. Казалось, что все мои дела идут просто великолепно. Но оказалось, что мне грозит другая опасность. Фруктов созрело так мало! Растения, которые я ожидал увидеть, усыпанные плодами, дали мне только пару мелких фруктов. Я мрачно отметил в своем журнале: «дыни и кумеры, которые я посадил, быстро растут и хорошо цветут, но не плодоносят – фрукты завязываются, а потом желтеют и опадают. То же самое происходи и с арбузами. Должно быть, это происходит из-за отсутствия пчел. Вряд ли и помидоры будут плодоносить. Если все цветы опадут, то урожая мне не видать. Сегодня я подобрал два плода, которые начали созревать. Скоро я снова посажу кумеры. До сих пор меня преследовали одни неудачи.» Единственное растение, которое хорошо росло – это лук-шалот, но даже тут меня, казалось, преследуют неудачи, и они случились после того, как я имел возможность попробовать шалот. Потом он просто исчез. Сначала я не мог понять, в чем же дело. Молодые побеги только пробились сквозь землю вечером - а утром они просто исчезли. Ночь за ночью я пристально и подозрительно наблюдал за курами. Однако, это было не в их стиле – они были слишком пугливыми, и, конечно же, слишком глупыми для того, чтобы перелезть через забор. Я подумал, что это могли сделать кокосовые крабы, но на острове их осталось очень мало., и, в любом случае, они были слишком большими для того, чтобы перелезть через забор. Однажды, незадолго до моего вечернего чаепития, я гулял по саду, когда почувствовал сильный запах лука. Я начал искать – и нашел ответ на свой вопрос. Мои прекрасные растения лежали на земле кучей, выкорчеванные из земли. А вокруг растений сновало множество раков-отшельников- некоторые из них были величиной ноготь моего пальца – и у них был просто праздник жизни. Вот и раскрылся секрет исчезающего лука. Отшельники были такие маленькие, что могли проскользнуть через любой забор. Более крупные из них, привлекаемые запахом лука, были способны, покинув свои домики, медленно, но верно вскарабкаться на забор. Существовал только один способ справиться с этой напастью. К счастью, раки-отшельники не могут быстро передвигаться и, как правило, предпочитают оставаться на одном месте. На следующий вечер я разложил кокосовую приманку около лука. Когда настал вечер, я пришел туда с жестянкой и собрал не менее сотни жертв – которых я оставил в банке до утра, а потом отнес на южную оконечность острова и выкинул в кусты. Не было никакого смыла убивать раков – теперь они были слишком далеко для того, чтобы вернуться в мой сад. Каждый вечер в течении недели я повторял этот трюк, пока не удалил всех раков. Теперь, по крайней мере, у меня осталось несколько кустов шалота, но в остальном сад стал для меня таким большим разочарованием, что я готов был заплакать от отчаяния. Вся моя кропотливая работа ни к чему ни привела. Вся та почва, которую я бережно добывал с южной оконечности острова, ничего не родила. кроме нескольких жалких цветов, которые пожелтели и опали, не дав никаких плодов. Любопытно также и то, что, хотя я и был мастером на все руки, прошло некоторое время, прежде, чем я перестал ныть и жаловаться на судьбу и додумался до того, что я и сам могу опылять цветы. Почему бы и нет? Я никогда не был садовником по той простой причине, что множество плодов прекрасно произрастает и само по себе в Южных морях. Однако, одна из немногих интересных книжек в мягком переплете, оставленных на острове, называлась «Происхождение видов (автор- Дарвин). Я прочитал ее с неослабевающим интересом, и теперь припомнил отрывки из книги, в которых было описано, как пчелы и другие насекомые опыляют цветы. Существовал только один выход для меня. Поскольку поблизости не было пчел, мне нужно было опылять цветы вручную – что я и начал делать уже на следующий день. Рыбалка на мелководье с копьем. Вечером. Мой самый маленький улов. Каждый раз, когда крыша веранды начинала протекать, мне нужно было сооружать себе новую из коксовых листьев. Мое самое любимое время суток. Сижу на берегу во время заката около маленького «летнего домика», который я построил. Опылять цветы было не так сложно, как это казалось. Как правило, мужских цветов больше, чем женских, и я мог с легкостью отличить их – в тычинки и пыльцой в мужских были больше. Все, что мне нужно было сделать в большинстве случаев – это перенести пыльцу с мужского цветка на женский. Легче всего было с тыквой – мужской цветок имел удлиненные тычинки, а женские – отверстия, в которое надо было насыпать пыльцы и протолкнуть ее, чтобы добиться оплодотворения. Наиболее сложно было оплодотворить помидоры. Я взял спички и тонкие, похожие на волосы, перья птицы – боцмана и сделал их них миниатюрную кисть. У помидоров мужские и женские цветы практически не отличались между собой, о лучшее, что придумал – это переносить пыльцу с одного цветка на другой, не пропуская ни одного цветка. Я прошелся по всем посадкам томатов два или три раза – сначала справа налево, потом наоборот – и это сработало. После того, как оплодотворил свои посевы, я наслаждался прекрасным урожаем. Через три месяца я собирал помидоры, через четыре – тыквы и прекрасные дыни: канталупки и рок-дыни. И теперь, когда все, казалось, вошло в норму и моя жизнь на острове стала такой, как я ее и представлял. Вскоре мой курятник уже был «жилым», и как только сад заплодоносил, а куры стали нестись, мое хозяйство стало почти автономным. Начиная с этого момента у меня было больше рыбы, чем я мог съесть, множество фруктов и овощей, а также я регулярно варил суп из петуха. Тем не менее, я никогда не загонял кур насильно в свой курятник. Я поступал таким образом потому, что куры очень упрямы, и некоторые из этих птиц обладали очень независимым нравом – возможно, они были бы очень несчастны в своем новом окружении и могли «забастовать». Но те, которые населяли мой курятник, выглядели довольными, и произвели на свет выводок цыплят, очень быстро подраставших. Каждый день я добавлял им в корм зелень. Также птицы в мгновение ока находили червей и насекомых и часто ловили мелких островных ящериц. Курам необходима зелень для того, чтобы оставаться здоровыми и для того, чтобы желтки их яиц имели приятный цвет, а не такой, как у продукции «механизированных» птицефабрик Новой Зеландии и Раторонги. Но, хотя яйца и были великолепными на вкус, я должен признать, что не мог сказать того же о петухах. Мне было необходимо есть их для того, чтобы моя диета была сбалансированной, но, вспоминая эти дни, я четко понимаю, что не смогу снова взять в рот петушатину. Множество часов я провел, разделывая петухов для варки, бесчисленное число раз я ел этих безвкусных и пресных птиц просто потому, что рыба мне уже надоела до смерти. Сначала это было не так плохо. У меня были мука и жир, так что я мог приготовить жаренного цыпленка «по-южному», если хотел отведать это блюдо. Но вскоре все эти вкусные приправы закончились, и у меня остался только один способ приготовить цыпленка. Я разрезал птицу на куски, клал ее в кастрюлю и добавлял две-три луковицы шалота из своего сада для аромата. Хотя шалот и придавал ее некий привкус, но я бы не рекомендовал этот рецепт жене, которая хочет пробиться к сердцу мужчины через его желудок. В отличие от меня, мистер Том-Том и миссис Воришка любили это еженедельное блюдо из курицы. Хотя до этого они и питались исключительно рыбой, но очень быстро поняли, что за запахи идут от кастрюли каждую неделю. Воскресенье для этой парочки было особенным днем, если только для котов это имеет значение. Оба кота обладали сверхъестественным чувством времени – уже в субботу они знали, что будут резать петуха. Они начинали ходить кругами вокруг кухни, сидели и смотрели на коробку, в которой я держал петуха, практически не мигая, пребывая в полной уверенности, что рано или поздно придет время воскресного пиршества.
Остров для себя
Воспользуйтесь поиском по сайту: ©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...
|