 |
Часть 2 - На острове: октябрь 1952 г. – июнь 1954 г.
|
|
|
|
Глава 9 – Лихорадка
Как только мои гости уехали и жизнь снова вернулась в обычную колею, у
меня появилась новая проблема, которая имела далеко идущие последствия
для моего здоровья. Конечно, сначала я об этом не подозревал. Я был занят
устранением «бельма на глазу» моего прекрасного острова. А именно – старой
пристани, которая была построена из коралловых блоков много лет назад,
когда на острове добывали копру. В 1942 году ураган – тот же, который
настиг Фрисби – разрушил пристань. После этого восстанавливать ее не
стали, потому то добыча копры на острове прекратилась. Поэтому останки
пирса валялись вокруг точно так же, как и много лет назад, когда ураган
разбросал их по пляжу.
Мне так было стыдно за беспорядок, когда приехали Ворфы, что я решил
восстановить причал и использовать его в качестве места для рыбной ловли.
Если бы я знал, сколько времени и усилий это займет – я бы даже не
начинал. Но сначала, когда я стал ловко собирать остатки пирса с берега –
работа казалось мне простой и я думал, что она займет примерно несколько
недель.
Изначально пирс был около 70 ярдов в длину, простираясь прямо к рифам.
Его основание по-прежнему оставалось по краям рифа на мелководье – но
это было все, и мое «восстановление» состояло в том, то я поднимал и
сталкивал камни обратно на основание. Иногда мне, чтобы с двинуть с места
большие блоки, приходилось пользоваться ломом.
Однако, к концу августа, хотя я и работал по три часа в день примерно
месяц, мое дело не особенно продвинулось вперед. Это было неудивительно,
потому что, поскольку у меня не было веревки или проволоки, у меня иногда
уходило целое утро на то, чтобы скинуть один блок в воду. Для того, чтобы
|
|
|
сдвинуть с места другие, мне иногда приходилось ждать прилива, потому что
под водой они были легче. Часто мне приходилось прерывать работу на
несколько дней, потому что мои пальцы были изранены острыми краями
кораллов, которые были игольчатыми, словно еж. И, как я понял на своем
печальном опыте, однажды рана воспалилась и через несколько часов меня
свалила лихорадка.
Это была долгая и тяжелая работа. Каждый раз, когда я собирал полдюжины
этих «ежиков», мне нужно было «упаковать» их. Я вспомнил, как несколько
лет назад читал статью о том, как люди из Дербишира (Англия) строили свои
сухие каменные стены. Блоки сами по себе выглядели достаточно прочными,
но я кропотливо собирал маленькие камни на пляже, а потом тщательно
запихивал их во все щели, на манер сухого цемента – это позволило сделать
пирс по-настоящему прочным.
Погода стояла сухая и ясная - казалось, лето пролетает незаметно. У меня
была масса дел. Мне нужно было присматривать за дикой уткой, кормить кур
– а это означало добывать уто. Надо было работать в саду и регулярно
обновлять слой почвы – каждый раз, когда шторм смывал его. Всякий раз,
когда это случалось, я брал свою лопату, садился на «Поломанного утенка»,
плыл на другой конец острова, загружал лодку землей, а потом плыл обратно
или протаскивал лодку через мелководье поближе к берегу, пока не достигал
лачуги. Оттуда я мог перетащить мешки в сад и разбросать почву – до
следующего штора.
Вечер также не приносил мне покоя – даже если мне нечего было делать, я
должен был наловить рыбы для кошек. Меня раздражала эта «лишняя»
работа. Я часто писал в это время в свое дневнике: «Поймал рыбу для
проклятых кошек». Но без кошек мне на острове было бы очень одиноко.
Я был очень счастлив тем летом: сад начал плодоносить, и, хотя мои запасы,
привезенные с Раторонги, стремительно таяли, и мне нужно было заваривать
|
|
|
один и тот же чай пять- шесть раз, но у меня были яйца, еженедельное блюдо
из петуха, овощи и фрукты, а также неограниченное количество рыбы.
Казалось, у меня нет причин чувствовать себя несчастным. Правда, у меня
постоянно была работа, которая возникала спонтанно: то надо было
починить крышу, то заменить половицы на кухне, то укрепить стены, то
вырубить густой тропический подлесок, который угрожал поглотить мою
лачугу.
Все эти обязанности отнимали у меня массу времени, но я все равно находил
часок-другой для того, чтобы поработать над пирсом, хотя прогресс в этом
деле летом и осенью был настолько мал, что я уже начал отчаиваться. Тем не
менее, хотя я иногда и чувствовал искушение бросить это дело, но
чувствовал, что Суваров делает меня таким счастливым, что мне нужно было
дать острову что-то взамен.
Я должен признать, что существовала также еще одна причина. До этого
времени я достигал успеха во всем, что делал. Я восстановил кухню и даже
построил новую печь. Я отреставрировал лачугу и сделал аккуратную
дорожку, ведущую к ней. Я построил курятник, и теперь у меня было столько
яиц, сколько мне было нужно. Я сделал сад на голом месте, и овощи, которые
там сейчас росли, сильно разнообразили мое меню. Я даже приручил дикую
утку. Я просто не мог отказаться от идеи восстановить пирс. Мне нужно
было достичь успеха во всем.
Однако, я до сих пор не разобрался с одной серьезнейшей проблемой – моей
диетой. Яйца, рыба, кокосовые орехи, а также овощи – этого, казалось,
вполне достаточно для того, чтобы поддерживать мой организм в
нормальном состоянии, но три-четыре часа тяжелого физического труда в
день заставили меня чувствовать себя истощенным – более уставшим, чем
когда я занимался аналогичным делом на Раро и Муреа. И все же я не
переутомлялся, согласно обычному стандарту – если под таким стандартом
понимать человека, который, по крайней мере, один раз в день съедает
хороший кусок мяса.
Но я этого куска мяса не получал. И, хотя мне и потребовалось некоторое
время для того, чтобы понять это, отсутствие нормального питания вскоре
дало о себе знать. Хотя мое здоровье и оставалось великолепным, я
|
|
|
постоянно чувствовал себя уставшим. В это же время куры прекратили
нестись и некоторое время я обходился без этого ценного продукта. Также у
меня закончились помидоры – хотя сами растения и были почти с меня
ростом, но плоды на них не всегда завязывались.
Вскоре я должен быть делать долгие перерывы на отдых в середине дня – до
этого я никогда не отдыхал днем. Затем мне очень сильно захотелось мяса – а
у меня оставалось только одна банка тушенки, которую я решил оставить на
Рождество. Это звучит смешно, но день за днем я ходил кругами вокруг этой
банки. Я заходил на кухню, жадно рассматривал ее, гладил и говорил себе:
«Нил, ты будешь дураком, если съешь ее прямо сейчас! Может, завтра снова
приплывет корабль – и поможет тебе».
Один раз я даже взял в руки нож и почти проколол банку, когда внезапно
понял, что должен сохранить тушенку до Рождества. Это стало для меня
делом чести и испытанием моей самодисциплины. Я поставил банку на
кухонный стол, и с видом человека, у которого только что произошла
крупная ссора с женой, гордо вышел из дома и пошествовал на пляж с
самым мрачным и угрюмым выражением лица и не возвращался до тех пор,
пока не стемнело. Вечером того же дня, когда я поел рыбы, записал в своем
дневнике: «Сегодня чуть не сделал большую глупость. Эта банка тушенки
должна дождаться Рождества. Завтра зарежу петуха, но курятина, кажется,
не может удовлетворить все потребности моего организма, а также я
ненавижу ее готовить – это слишком хлопотное занятие». Должно быть, в тот
вечер я читал книгу Фрисби, потому что потом я сделал еще одну запись в
дневнике: «Должно быть, Фрисби был очень голоден, когда написал: «Я бы
продал душу дьяволу за банку тушенки, луковицу и чашку чая с хлебом,
который намазан маслом и джемом!»
И хуже всего было то, что меня снова лихорадило. Это оказался самый
сильный приступ, и к тому же, он случился как раз в тот момент, когда мой
организм был ослаблен. Я чувствовал себя подавленным и до этого, но
приступ оказался последней каплей. Симптомы его наступления я определил
|
|
|
безошибочно – озноб, приливы жара (так что я никогда не знал, холодно мне
или жарко), а также подкашивающиеся ноги.
Я положил несколько кокосовых орехов с питьевой водой около своей
кровати и потом лег и пролежал 36 часов. Хорошо, что тогда я не знал, что
приступ продлиться четыре дня.
Теперь я ненавижу думать о том, насколько высокая температура у меня
тогда поднялась. Однако, что любопытно – я помнил все детали этих четырех
дней – и бесконечных ночей.
Жар накатывал на меня волнами, и теперь, когда я вспоминаю об этом,
лихорадка у меня ассоциируется с накатами волн на рифы и пирс. Кажется,
это были единственные звуки, которые я слышал, когда ненадолго
выныривал из бреда. Каждый раз, когда на меня снова накатывал жар, шум
волн заставлял меня цепляться за реальный мир. По мере того, как я боролся
с болезнью, шум волн в моей голове становился все громче, и мне казалось,
будто я сейчас утону.
Я помню эти приступы лихорадки и сейчас (или это я так думаю) абсолютно
четко и ясно. Я помню, как боялся, что забыл спрятать свои инструменты, и,
с трудом поднявшись с постели, пошатываясь, пошел к двери. (Но сейчас я
не уверен, произошло ли это в действительности или это был всего лишь сон).
Самым плохим было то, что я сильно потел. Я засыпал, а когда просыпался,
то обнаруживал, то моя кровать пропитана потом насквозь. Единственное, с
чем я мог себя поздравить – это что я крепко спал. Я чувствовал себя таким
свежим и отдохнувшим, когда просыпался, что можно было подумать, что я
проспал несколько часов. На самом деле, посмотрев на часы, я понимал, что
проспал не больше пяти-десяти минут.
Однако, эта свежесть быстро исчезала, когда я лежал, дрожащий и
ослабленный, в своей постели и ждал, пока меня настигнет страшный озноб.
Каждая моя косточка, казалось, дрожала, и хотя я натягивал на себя двойное
одеяло, я трясся несколько часов подряд, пока ко мне подбирался сухой жар.
Моя голова страшно болела, и, казалось набухала так, что я чувствовал себя
находящимся в огромном пульсирующем пространстве.
Оглядываясь назад, я не могу понять, какой же из периодов лихорадки был
наиболее мучительным. Я знаю только, что тогда мне наихудшим казалось
именно то состояние, в котором я находился в данный момент. Когда я потел
и когда у меня был жар. Когда меня трясло в ознобе, я почти с нетерпением
ожидал наступления головной боли, а когда моя голова просто разрывалась
от боли, то я хотел, чтобы меня побыстрее пробил пот.
Периоды прояснений в сознании следовали за каждым этапом. На какое-то
время я возвращался в свой маленький мирок и осознавал, что должен
|
|
|
сделать для того, чтобы защитить его. Надо было кормить кошек, собирать
уто для кур и собирать яйца. Все это были срочные дела, которыми я не мог
заняться по причине болезни.
Когда, наконец, лихорадка оставила меня по прошествии четырех дней и
ночей, то мне как-то удалось доковылять до края пляжа, где я лег в теплую
воду. Тогда, как я записал в своем дневнике «почувствовал себя очень
слабым, но успел собрать несколько яиц и к чаю у меня их было десять
штук».
Но прошла еще целая неделя до того момента, как я смог собраться с силами
и снова начал работать над пирсом.
Остров для себя
|
|
|
