 |
Часть 2 - На острове: октябрь 1952 г. – июнь 1954 г.
|
|
|
|
Глава 3 - Первый день
Было 1-30 дня, когда мы медленно и осторожно протиснулись через проход в
рифах. Я стоял, опираясь на фальшборт, потягивая теплое пиво из банки и
просматривая «Остров желаний» Фрисби, читая про землю, которая вот-вот
станет моей, как только мы бросим якорь в ста ярдах от берега. Это был
такого рода опыт, которым я не хотел бы ни с кем делиться.
Путешествие на север прошло без особых приключений. Я был знаком с
некоторыми членами команды – это были добродушные, открытые и
искренние парни с отдаленных островов, ищущие в море приключений.
Кроме меня, на корабле путешествовали еще 9 пассажиров-островитян: 5
женщин и 4 мужчины. Все они возвращались на Манихики после посещения
родственников в Раро, и все они находились в состоянии какого-то
болезненного возбуждения людей, только что побывавших на прекрасном
отдыхе в «большом городе». Палуба была завалена их разнообразными
сувенирами - там можно было найти все, что угодно: от плетенных шляп до
связок разделанных кур. Как и все отдыхающие, они тащили за собой из
путешествия вещи, которые они легко могли бы купить и на своем острове,
но смысл отдыха для них как раз и заключался в подарках и сувенирах.
Все они были веселыми, шумными и надоедливыми, но я держал себя в
руках в течение всего путешествия. Кто-то мог бы подумать, глядя со
стороны, что я охотно воспользуюсь возможностью пообщаться напоследок
со своими соплеменниками, но, на самом деле, все было совсем не так.
Возможно, я просто был сильно возбужден, а, может быть, и немного
напуган.
С тех пор, как капитан увидел 2 скалы, на которые следовало
ориентироваться при проходе к Суварову, я немного отстранился от толпы,
|
|
|
чувствуя, как внутри меня постепенно нарастает тревожное волнение.
Однако, я никогда не демонстрировал своих эмоций, и сомневаюсь, что
экипаж или пассажиры, столпившиеся у поручней, имели хотя бы
приблизительное понятие о том, что этот момент для меня был таким
значительным, таким нереальным, что даже я сам не мог поверить в то, что
все это действительно происходит. Солнце вошло в зенит, и зной стал
невыносимым. Казалось, что лагуна пульсировала в раскаленном воздухе в то
время, когда мы проплывали через коридор в рифах. Белый берег, который я
в последний раз видел из рубки «Тиаре Тапоро» вместе с Энди, приближался
все ближе и ближе.
Цель моего путешествия выглядела все более впечатляющей. Недалеко от
старой разрушенной пристани члены экипажа спустили на воду лодку и
перегрузили на нее мои пожитки. Затем мы погребли к берегу. Так как
шкипер «Махуранджи» решил остаться в лагуне до следующего утра, моя
лодка тотчас наполнилась пассажирами, желающими немного размять ноги.
Итак, я прибыл на берег в окружении достаточно многочисленной компании,
и почти до того самого момента, как я закончил разгружать все мои ящики и
тюки, пляж был занят женщинами, стирающими белье, в то время как их
мужчины рыбачили.
Это мой остров а справа шхуна Рофеллера
Неожиданно для себя, я вдруг почувствовал укол одиночества, хотя еще и
находился в окружении людей. Все были настолько заняты, что просто не
замечали меня. Члены экипажа уже успели вернуться на «Махуранджи»,
бронзовокожие женщины, смеясь, рассортировывали свое белье, мужчины-
рыбаки куда-то пропали. А я в это время стоял, чувствуя себя немного
несчастным, на ослепительно-белом пляже под раскаленным солнцем,
окруженный стеной ящиков, пакетов и черных камней, бесцеремонно
сброшенных около пирса. Вдруг раздалось жалобное мяуканье, которое
|
|
|
напомнило о том, что и у меня есть друзья. Миссис Воришка с нетерпением
требовала освободить ее из душного ящика. Оставив весь свой багаж на
пляже, кроме своего чемодана Гладстоун и ящика с кошками, я, почти что
тайком прокравшись 50 ярдов вверх по тропинке из кораллов, пробрался к
своей новой хижине.
Низкое пальмовое дерево с успехом заменяет зонтик на пляже
Ежедневная рутина – очистка кокосов во дворе моей хижины
Я шел туда, преодолевая некоторое внутреннее сопротивление, думая о том,
что же я найду на месте дома. Был ли он по-прежнему в жилом состоянии?
Были ли емкости для воды целыми? Целая череда плохих мыслей пронеслась
у меня в голове. Осталось ли что-нибудь от сада, который посадили военные,
и что сталось с птицами, которых они оставили на острове? И затем – куда
делась их старая лодка? Я не увидел никаких ее признаков на пляже.
Я ускорил свой шаг, идя по узкой тропинке, проходя мимо разросшихся
кустов и лиан; густых порослей молодых кокосовых деревьев; панданусов;
гардении, которая превратилась в занавес, почти закрывающий собой
солнце.
Внезапно лачуга возникла прямо передо мной, и, должен признаться, сердце
моё сжалось. Я забыл о поразительной скорости роста тропических растений,
забыл о том, как давно здесь уже не жили люди. Подсознательно я всегда
представлял себе Суваров таким, каким видел его в последний раз: когда
этот домик был обитаемым. И теперь, стоя там со своей сумкой и коробкой с
котами, я едва мог различить очертания оцинкованной крыши, скрывшейся
под пышным и густым покрывалом из лиан. Все хозяйственные постройки
также почти исчезли под мощным натиском тропической растительности. Я
осторожно ступил на веранду, которая опоясывала домик. Половицы были
крепкими, но, когда я взглянул на крышу, то увидел, что переплетенные
листья кокоса совсем сгнили. А затем, в конце веранды я увидел лодку,
перевернутую вверх дном. По днищу лодки шли две большие трещины
шириной в четверть дюйма. Я сразу понял, что она будет плавать в воде, как
топор, и не было мысли более удурчающей, чем та, что мне нечем ее
законопатить.
Все это выглядело довольно грустно. Я сел на самый солнцепек, оттер лоб от
|
|
|
пота и открыл свой верный саквояж Гладстоун. Затем достал из него
отвертку, упакованную поверх всей одежды, чтобы можно было открутить
сетчатый верх ящика и выпустить кошек. В один момент кошка-мама
выпрыгнула из коробки, дико оглядываясь вокруг, и я поставил котенка
рядом с ней на землю. В отличие от меня, они не были сдержанными и сразу
почувствовали себя на острове, как дома. Уже через пять минут Миссис
Воришка поймала свою первую островную крысу.
Я свернул себе сигарету, сел на веранду и несколько минут просто оглядывал
местность, которую так хорошо запомнил по своему прежнему короткому
визиту.
В конце веранды, которая была длиной почти в 7 футов, была сделана
загородка, отделявшая еще одну комнату, которую военные использовали в
качестве столовой. Перед домиком земля была когда-то расчищена, создавая
некое подобие двора, но сейчас безнадежно заросла сорняками и
виноградными лозами. Опавшие листья кокосового дерева, сорванные с
деревьев во время штормов, валялись повсюду.
В конце двора были расположены сарай вместе с баней, также полностью
заросшие виноградными лозами, а слева от меня были остатки сада. После
одного только взгляда на его поломанный и опутанный растениями забор я
отвернулся. У меня еще будет куча времени для решения этих проблем.
Сначала я должен полностью оглядеть свое новое жилье. Итак, я встал и
толкнул вперед входную дверь своего нового дома.
Как ни странно, сделав это, я испытал странное, почти жуткое ощущение,
как будто решился переступить порог заброшенного здания, наполненного
чужими воспоминаниями, о которых я не имею не малейшего представления.
Как будто я на самом деле прокрался в чужое прошлое, уже покинутое и
забытое, но оставшееся по-прежнему чем-то глубоко личным, потому что
люди, жившие здесь, оставили в доме частичку своей души.
Очнувшись от наваждения, я шагнул внутрь дома. Комната была размером
примерно 10 на 10 футов. С веранды в комнату вела высокая ступенька, и
первое, что я увидел – это был добротный и прочный стол, стоящий у стены
|
|
|
напротив меня. К нему были прислонены самодельные табуретки.
Высоко на стене слева от меня я увидел две полки, на которых стояло около
50 книг. Две остальные стены были с окнами, которые закрывали ставни. Я
открыл их, чтобы впустить в хижину свет и свежий воздух. Это были окна с
типичными островными ставнями, подвешенными за верхнюю их часть,
поднимающимися вверх и сконструированные таким образом, что их надо
было открывать при помощи шеста.
В прошлом это было радиорубкой, и я подумал, что из нее выйдет отличная
рабочая комната, что-то вроде писательского кабинета, где я смогу держать
свои бумаги и каждый вечер записывать события прошедшего дня в свой
дневник. И барометр также будет прекрасно выглядеть на стене,
примыкающей к столу. Действительно, когда я снял с полки одну или две
книги и быстро пролистнул их страницы, мне не нужно было сильно
напрягать свое воображение, чтобы представить этот грубо отесанную
столешницу в качестве более изысканного письменного стола, а эту
небольшую квадратную комнатку – своим кабинетом.
Шаги во дворе прервали поток моих мечтаний. Обернувшись, я увидел
мужчину в дверном проеме и внезапно почувствовал раздражение от того,
что даже в такой знаменательный для меня день меня не могут оставить в
покое. Но, как выяснилось, я был несправедлив к этому человеку. Это
оказался один из пассажиров, большой дородный ловец жемчуга с Манихики
по имени Таги, одетый только в парео, который держался довольно робко. Он
сказал: «Том, мы подумали, что вы сегодня были слишком заняты, чтобы
готовить себе. Когда рыба будет готова, присоединяйтесь к нам.»
Полный раскаяния, я принял это предложение с благодарностью, ибо именно
сегодня у меня не было ни времени, ни желания готовить.
«Я позову тебя, как только все будет готово,» - добавил он весело, но
замешкался в дверях. Он весь просто излучал любопытство. «Заходи и
посмотри – здесь не так плохо, верно?» - спросил я его.
Он осмотрелся, затем прошел вместе со мной в комнату, которая была
отделена от моего будущего кабинета перегородкой высотой в 5 футов, в
которой занавеска заменяла дверь. Я открыл ставни и в этой комнате. Это
помещение было вдвое длиннее, чем первое и, к моему удивлению, там
стояла кровать. Мне никогда не приходило в голову, что я найду здесь лежак,
так как думал, что военные были экипированы походными раскладушками,
и искренне полагал, что мне придется спать на полу до тех пор, пока я не
смастерю себе спальное место. Я сел на лежак, чтобы проверить его
надежность. Он был сделан из твердого дерева без всяких пружин, что
|
|
|
чрезвычайно порадовала меня, ведь я не могу спать на провисающих
кроватях. Деревянные тумбочки и небольшая полка, которая, вероятно, была
призвана хранить туалетные принадлежности, составляли всю остальную
меблировку.
«Хотел бы я иметь такой дом,» - вздохнул Таги.
Мне в голову пришло практическое соображение: если военные оставили
кровать, два стола, стулья и книги, не могли ли они также оставить и другие
полезные вещи в столовой? Я поспешил осмотреть и ее.
Эта комната была сделана путем отделения дальней трети веранды, и, когда
я толкнул кухонную дверь, расположенную на веранде и заглянул внутрь, то
был поражен. В одном углу был расположен большой шкаф для еды с дверью
и боковинами из цинковой сетки, в другом – громадина древнего,
работающего от керосина, холодильника. Топливного бака в нем не было, но
из него все равно выйдет прекрасный буфет. Петли шкафа казались
крепкими, и, когда я открыл дверь, все три полки были в отличном
состоянии. К полному моему счастью, военные также оставили кухонный
стол, больше похожий на скамейку, тянущий почти вдоль всей длинной
стены и обращенный лицевой стороной во двор. Он стоял прямо напротив
ставен.
Интересно, смог ли кто-либо почувствовать такое же волнение, как и я в тот
момент, когда исследовал это неожиданно свалившееся на меня сокровище.
Я знал, что только поселился на Анкоридже, но вид этих прекрасно
сохранившихся предметов меблировки (которые сэкономят мне кучу времени
на обустройство) заставили меня почувствовать себя так, как Робинзон
Крузо, должно быть, чувствовал себя, возвращаясь на корабль. Я был так
рад, что нашел шкаф для еды и холодильник, что был вне себя от
удовольствия. Они стояли над землей на платформе высотой примерно 18
дюймов, и на них не было никаких признаков разрушения. Отодвинутые от
водостока, проходящего вдоль стены, и холодильник, и шкаф оказались
почти доверху забитыми припасами.
За хижиной я обнаружил отхожее место глубиной примерно 8 футов,
расположенное в некотором отдалении. «Удобства» состояли из двух
масляных контейнеров, у которых было выбито днище. Под влиянием
момента, я окрестил это место "Дом медитации".
Как только я посетил свои новые владения, мои первые тревожные
переживания начали исчезать и растворились в радости от ценных находок:
шкафа для провизии и кровати. «К тому же,» - подумалось мне, - «все эти
заросли и лианы легко будет убрать в течение нескольких дней». Потом
жизнь преподнесла мне еще один приятный сюрприз (а точнее, парочку
сюрпризов). Я пересек двор и осмотрел сарай, в котором находилась баня и
ванная комната. Расположенный в дальнем углу двора, он был скрыт от глаз
деревьями, чьи цветки были похожи на плотный ковер, который мне
пришлось отодвинуть, чтобы добраться до строения.
Взяв в руки горсть песка, я позволил ему высыпаться струйкой через мои
пальцы, пока я стоял в неподвижности, разрабатывая план дальнейших
действий. Через просвет в деревьях, словно из окна, была видна голубая
лагуна, залитая солнечным светом. Если хорошенько прислушаться, то
можно было различить шум барьерного рифа на фоне слабого шелеста
пальмовых листьев. Тут, однако, крик птицы-фрегата заглушил все
остальные звуки. Еще один фрегат, который казался более злым, чем
остальные, спикировал практически на лачугу, и я понял, что длинное,
низкое здание, даже и покрытое вьющимися растениями, было необычайно
прочным. И Таги был абсолютно прав, что завидовал мне, потому что это
фактически был лучший из всех домов, где я когда-либо жил. Я обернулся к
Таги, чтобы сказать ему это, но он уже исчез. Я был настолько поглощен
своими мыслями, что и не заметил его ухода.
Под грубым навесом, сделанным из сплетенных кокосовых листьев, и
растянутым на жердях я обнаружил настоящее сокровище, забытое
военными – моток восьмимиллиметровой проволоки для ограждения. В нем
оставалось, по крайней мере, 150 ярдов, и проволока была в отличном
состоянии.
В выступающей части сарая была расположена ванная комната, в которой
стоял бак для воды, а полстены занимали плоские жестяные емкости. Она
также сильно заросла вьющимися растениями, но избавиться от них будет
проще простого. Вскоре я смогу прибить полки для своего умывальника и
планки для своих полотенец.
Я находился уже около выхода из ванной, когда чуть было не умер от страха.
Старая курица, кудахча, проскочила прямо между моих ног и нырнула в
заросли. Очнувшись от потрясения, я сразу подумал о том, что теперь
наверняка буду включать в свой рацион яйца.
Затем я осмотрел сад, а, вернее, то, что от него осталось. Все заросло
сорняками и толстыми лианами. Когда-то он был огорожен, но теперь только
несколько торчащих из земли жердей, напоминавших гнилые зубы бедняка,
торчали посреди зарослей, украшенные порванной проволокой, остатки
которой валялись на земле. Один только взгляд на землю сказал мне о том,
что если верхний плодородный слой на ней и был когда-то, то его давно
сдуло ураганами. Я сразу понял, что восстановление сада будет для меня
нелегкой задачей. Только одиноко стоящее на краю зарослей хлебное дерево
дало мне некоторый намек на надежду, что земля здесь все-таки
плодородная.
Это мой остров, а справа – шхуна «Пеба» Рокфеллера.
Низкое пальмовое дерево с успехом заменяет зонтик на пляже.
Ежедневная рутина – очистка кокосов во дворе моей хижины.
Я был так занят изучением своего нового жилища, что подумал о еде только
тогда, когда Таги вернулся позвать меня на пляжную трапезу. Но позже,
когда мы сидели на берегу, напротив пальм, смотря на простирающуюся
перед нами лагуну и «Махуранджи, покачивающийся на якоре в ста ярдах от
нас, я всматривался в лица своих сотрапезников и не мог не думать о том,
что они будут делать завтра в это же время, и через неделю, и через месяц, и
через год. Запомнят ли они этот пикник и этого одинокого человека,
который решил остаться на острове? Вспомнят ли они про меня вообще
после того, как покинут остров?
Это было странное ощущение. Но почему-то меня не очень волновало, будут
ли они помнить меня или нет. Пока что я был совершенно уверен в том, что
наконец-то обрел свободу, хотя это и было трудным мероприятием. Сидя там
и поедая рыбу, я пытался разобраться в своем внутреннем мире и найти
слова, которые бы могли описать мои чувства.
Они могут и не вспомнить обо мне, но интересно, вспомню ли я сам о них?
Буду ли я позже оглядываться на эту мою последнюю трапезу в окружении
людей? Я откровенно осмотрел пятерых женщин, которые закончили свою
стирку (развесив белье на кораллах по всему пляжу, чтобы оно просохло) и
пировали, не обращая ни на что внимания. Веселые, симпатичные женщины,
в основном, полненькие от постоянного поедания пончиков, они жевали все,
до чего могли дотянуться – от вкусной рыбы, омаров до уродливых и жестких
кокосовых крабов. Мы ели с банановых листьев или листьев хлебного дерева,
пока громко не вскипел чайник, оставленный на медленном огне, что
вызвало волну смешков и хихиканья. Внезапно я понял, что завидую им. Эти
островитяне были настолько беззаботными людьми, неиспорченными
туристами, что их невозможно было не любить. Без сомнения, они были
довольны своей жизнью, и им не нужно было искать счастья. Эти туземцы
были гораздо ближе к природе, чем белые в Южных морях, они просто жили
и наслаждались жизнью. Я же был в их среде «белой вороной».
Когда мы закончили, день еще был в самом разгаре и Таги объявил, что
мужчины помогут мне перенести багаж к хижине.
Однако, как только они начали, женщины также появились во дворе. Теперь,
когда я разделил с ними трапезу, они решили, что имеют право на то, чтобы
осмотреть мое новое место обитания, чтобы удовлетворить свое
любопытство. Я нашел это их желание довольно трогательным и невинным.
Я не мог сердиться на них, потому что это не было любопытством хищниц,
пытающихся обжиться на новой территории. Эти женщины принимали меня
таким, какой я есть, и хотели просто убедиться в том, что мне будет
комфортно в новом доме.
Они, очевидно, думали, что моя хижина ужасна, о чем свидетельствовало то,
что они все собрались во дворе, устроив бурное обсуждение, которое
сопровождалось весьма эмоциональной жестикуляцией.
Я очень хотел побыстрее приступить к распаковке и сортировке моих вещей.
«Что там за гвалт?» - немного сердито спросил я.
«Женщины считают, что ваша крыша на веранде никуда не годится,» -
ответил мне Таги.
«Я мог бы сказать вам, что…» - начал я.
«Они хотят сделать вам новую,» - добавил он.
И они сделали ее! Пока я распаковывал и разгружал свои тюки, пятеро
хихикающих женщин сидели на моей веранде, обложившись листьями. Они
работали так быстро, что успели сделать почти половину крыши до того, как
«Махуранджи» отплыл на следующее утро.
В то утро у меня было совсем немного времени для того, чтобы обследовать
свой остров. На самом деле, за весь день я только распаковал несколько
самых необходимых вещей. Затем, как и полагается, сделал первую запись в
своем дневнике: «Не было времени как следует осмотреться вокруг. Работы
еще очень много. У меня не было даже свободной минутки, чтобы присесть
под деревом и полюбоваться рифами».
Вскоре после заката, как только внес эту запись в свой дневник, я скатал
последнюю за день сигарету, а потом повалился на кровать без сил. Я был
таким усталым, а, может быть, в таком возбужденном состоянии, что даже
не выпил свою обычную чашечку чая. Я распаковал немного стаканов и
посуды, а затем использовал некоторое количество моих драгоценных
запасов мыла для того, чтобы отскоблить свой обеденный стол. Я положил
пару кокосов на полку около моей кровати, затем развернул свой матрас,
расправил его и тщательно застелил постель.
У меня не было времени для того, чтобы ознакомиться к книгами,
оставленными военными, но сейчас это не имело значения, потому что для
этого вечера подходила только одна книга. Когда кошки тоже разместились
на ночлег, я зажег стеклянную настольную лампу, поставил ее на
прикроватный столик, и вскоре погрузился в чтение «Острова желаний». За
всю ночь я просыпался только однажды, когда получеловеческий-
полуживотный крик заставил меня буквально подпрыгнуть на постели,
дрожа от страха. Крик сменила серия хрюканий – и тогда я понял, что это
была всего лишь свинья. Оказалось, слухи о том, что на острове водятся
дикие свиньи, оказался правдивыми.
«Махуранджи» отплыл вскоре после рассвета. Десятки раз за прошедшие
годы я представлял себе этот момент и думал о том, что же буду чувствовать
в момент моего расставания со внешним миром. Я думал, что буду,
возможно, немного подавлен от такого резкого отрыва от прежней жизни. Но
вот шхуна уже покидает остров, а все, что я чувствую – это нетерпение от
того, что она так неповоротлива и медлительна. Я ненавижу долгие
прощания, но я бы не был человеком, если бы не почувствовал все-таки
некоторую боль от расставания. Я не ощущал ни уныния, ни страха. Но когда
Таги, который последним садился в шлюпку, подошел ко мне и пожелал
удачи, признаюсь, что у меня в горле образовался комок. Он довольно
церемонно пожал мне руку, что растрогало меня, но, к счастью, это мое
состояние быстро прошло.
Наконец, все пассажиры оказались на борту, и старый «Махуранджи» стал
отчаливать. Я стоял на пляже, наблюдая, как он медленно проплывает по
проходу в рифах. Когда корабль отплыл уже достаточно далеко, я снял с себя
шорты и помахал ими, словно знаменем, над головой.
С этого момента я никогда больше не надевал эти шорты. Вместо этого я
одевал пятидюймовую повязку, сделанную из старого парео. Я носил ее на
туземный манер: одним концом закрепив за талию, а второй пропустив
между ног и закрепив сзади. Если его смастерить правильно, то такое
приспособление могло продержать целый день, независимо от того, что вы
делаете: работаете, плаваете или рыбачите.
Остров для себя
|
|
|
