Преступное поведение: проблема 1 глава

Яковлев, Александр Максимович

Теория криминологии и социальная практика / А.М. Яковлев; Отв. ред. В.Н. Кудрявцев. — М.: Наука, 1985. — 247 с.

 

 

В работе исследуется эволюция криминологических теорий в тес­ной свя­зи с порождающими их социальными условиями и той социаль­ной практикой, которая формируется на основе этих теорий, показаны существенные законо­мерности развития криминологического знания, дан анализ понятий и катего­рий этой науки. В книге разбирается поня­тие «личность преступника». Метафи­зической концепции противопостав­ляется детерминистическая теория преступ­ного поведения.

 

 

 

От автора

 

Эта книга — о развитии криминологических идей в связи с историей развития общества, сменой систем мировоззрений, эволюци­ей философских представлений о мире, обществе и человеке.

Прочной марксистской традицией советской криминологии явля­ется критическое осмысление совокупности исторически развиваю­щихся знаний о преступности, преступном поведении и личности преступника. Эта тради­ция выражает постоянный процесс проник­новения в суть этих явлений, вы­растает из стремления раскрыть закономерности преступности с тем, чтобы эффективно воздейство­вать на это социальное зло.

Подобно тому как марксизм совершенствуется в ходе научного анализа социальной действительности, в ходе творческой перера­ботки и преодоления ограниченности домарксового мышления, в хо­де развития собственно марк­систской теории, также и советская криминология, изучая преступность, нуждается в постоянной оцен­ке и переоценке основных идей и представле­ний криминологиче­ского характера. Без этого немыслимо развитие научной кримино­логической теории, адекватно отражающей и со все большей глуби­ной вскрывающей реальные характеристики преступности, с тем, чтобы по­ставить криминологическое знание на службу социа­листическому обществу.

Чем реально занята криминология? Что она изучает, каким об­разом и для чего? Что познано криминологией объективно, что — лишь поверхност­но либо истолковано ошибочно? Где криминология видит правду, а где го­нится за миражом? Каковы используемые в криминологии категории, поня­тия, концепции? Откуда происходят они и к чему ведут? Какого рода соци­альную практику призваны они обслуживать, с какой целью и с какими по­следствиями?

Рассмотрение этих и подобных им вопросов существенно важно для теории криминологии. Попытка ответить на подобные вопросы мыслима лишь с учетом неразрывного единства конкретно-истори­ческого и логико-гносеологического подхода к анализу криминоло­гических идей и представле­ний. Логика истории и логика идей, борьба классов и борьба взглядов, прин­ципов, идеологий — таков реальный социальный контекст развития всякого научного знания, и в том числе криминологической теории.

Социальная практика, из которой вырастает криминологическая теория и которой, в свою очередь, она служит, — критерий позна­ния истинности такой теории, показатель ее подлинного смысла и значения, ее действи­тельной социальной роли, реально выполняв­ши общественной функции.

Понятие преступления столь же древне и столь же исторически обу­словлено, как и раскол общества на классы, появление го-

 

сударства и права. Оно непосредственно связано с процессом форми­рования идеологий, понятий о добре и зле, представлений о правде и неправде, о справедливости и произволе. Изучение процесса возникновения, опроверже­ния и дальнейшего формирования крими­нологических идей позволяет кри­минологии не только познать самое себя, но и показать свое место в никогда не прекращающемся стремлении человечества осознать свое предназначение, увидеть конкретные пути построения более справедливого и человечного об­щества — общества без классовых антагонизмов и угнетения, об­щества без преступности и преступников.

Разумеется, исследование всех указанных проблем в полном объеме не может быть осуществлено в одной работе, которая пре­следует главным обра­зом цель привлечь внимание к указанным ас­пектам развития криминологи­ческой теории.

 

Глава I

ЛИЧНОСТЬ ПРЕСТУПНИКА: ИСТОРИЧЕСКИ

ОБУСЛОВЛЕННЫЕ МОДЕЛИ

 

 

Согласно законам Афин Сократ был преступник, и его осуждение имело бесспорное основание. Однако вменя­емое ему в вину преступление, а именно независимость мысли, послу­жило на благо не только человече­ству, но и его собственной стране.

Э. Дюркгейм. Норма и патология

 

 

Я ухожу отсюда, приговоренный вами к смерти, а мои обвинители уходят, уличенные правдой в злодействе и не­справедливости.

Из речи Сократа после приговора.

Платон. Апология Сократа

 

 

Уголовное право и криминология

О личности преступника

 

Ведущей тенденцией развития советской криминологии является ее формирование в качестве самостоятельной научной дисциплины. Необходи­мым этапом на этом пути должно стать дальнейшее уяснение методов кри­минологического исследования, его исходных теоретических предпосылок.

Уголовное право и криминология тесно связаны между собой. Нигде, кроме как в уголовном законе, не содержится определение того, что есть преступление, кого уголовный закон считает преступником. Следовательно, исходным моментом криминологического исследования служит в первую очередь именно такое деяние (и деятель), признаки которого определены в уголовном законе. И уголовное право, и криминология решают общую задачу борьбы с преступностью. Однако методы этих наук весьма различны. Уяснение различий в методах весьма существенно для определения того, что же представляет собой криминологическое исследование преступности и преступника, каковы специфические методы криминологической науки[1].

Когда конкретный факт совершенного преступления требует оценки с позиции уголовного права, эта оценка с неизбежностью исходит из общих, абстрактных категорий. Эти общие категории непременны и обязательны для такой оценки, ибо они зафиксирова-

 

ны в уголовном законе. Метод социальной деятельности в этом случае — умозаключение относительно конкретных фактов, оценка этих фактов, исхо­дящая, прежде всего из содержания этих общих, определенных законом категорий.

Когда подобного рода конкретные факты изучаются криминологией, исследователь, прежде всего, озабочен их научным обобщением, т.е. установлением того, что объединяет эти факты, что позволяет увидеть за их разнообразием, за их разрозненным проявлением нечто общее, закономерно проявляющееся в ряду данных фактов. Метод исследования в этом случае — эксперимент, опыт, выявление объективных характеристик данных фактов и выведение на их основе общих положений типа теорий, гипотез и т.д.

Между общими категориями, используемыми криминологией и уголов­ным правом, также существуют различия. Общие категории уголовного пра­ва — это формулировки закона, это обобщенная характеристика ряда кон­кретных общественно опасных актов (либо их некоторых общих сторон). Анализ конкретных фактов с позиций уголовного права подчинен одной цели — выявить соответствие этих фактов общим положениям. Если такого соот­ветствия нет (например, в совершенном деянии отсутствуют признаки каких-либо элементов состава преступления — причинная связь, вина и т.д.), дан­ный факт устраняется из поля зрения уголовного права. Здесь «критерием ис­тины» служит формула закона.

Общие категории криминологии — это научные постулаты, теории и гипотезы. Они также представляют собой в конечном итоге обобщенную ха­рактеристику конкретных фактов. В процессе криминологического исследо­вания также происходит сопоставление выявленных фактов с общим теоре­тическим положением. Но результат такого сопоставления в криминологии по сравнению с уголовным правом существенно иной. Если в ходе кримино­логического исследования выявляются факты, не соответствующие общим теоретическим положениям, то отбрасываются не факты, а не получившие своего подтверждения общие, абстрактные категории этой науки — ее прин­ципы, теории и гипотезы (в этом случае они пересматриваются, формулиру­ются заново).

Более того, именно способность подвергнуться проверке в свете кон­кретных фактов, способность к изменению, к постоянному обновлению и пе­ресмотру — непременный признак криминологической теории. Общие поло­жения криминологии — это экспериментально проверяемые категории. Здесь критерием истины служит эксперимент.

Общие положения уголовного права (такие, например, как принцип от­ветственности за вину, соответствие размеров наказания тяжести преступле­ния и т.д.) — краеугольный камень законности и справедливости в осуще­ствлении социалистического правосу­дия. Все дело заключается в том, что об­щие положения уголовного права не являются результатом предварительного экспериментального изучения конкретных фактов, а представляют собой вы­ражение, проекцию определенных принципиальных философских, идео-

 

логических, политических, моральных, этических и иных принципов и кате­горий. Общие положения уголовного права — это ценностно-ориентацион­ные категории. Мы не наказываем лицо, невиновно причинившее вред, не по­тому, что принцип виновной ответственности выведен экспериментально (принцип эффективности), а потому, что идея объективного вменения, нака­зания без вины глубоко чужда современным этическим, идеологическим, мо­ральным ценностям (принцип справедливости). Эти философские идеи, лежа­щие в основе принципов социальной справедливости, отражают важный ас­пект социалистического гуманистического мировоззрения.

Общие категории уголовного права охватывают область долженствова­ния, говорят о том, что следует, что должно быть. Общие положения крими­нологии охватывают область сущего, говорят о том, что есть, что реально су­ществует. И абстрактные категории уголовного права (ценностно-ориентаци­онные), и абстрактные категории криминологии, экспериментально проверя­емые, — продукт социальной практики и в конечном итоге, так или иначе, проверяются в ходе этой практики, изменяясь и перестраиваясь с изменением общественного бытия.

Характерно также различие между уголовным правом и криминологи­ей по признаку их ориентированности во времени, т.е. по их отношению к прошлому и будущему. Уголовное право, главная задача кото­рого — реаги­рование на совершенное преступление и обеспечение справедливого наказа­ния за него, ориентировано в силу этого преимущественно на прошедшее. Выводы уголовно-правового характера прямо и непосредственно связаны с уже совершенным преступлением, уголовное наказание — реакция на совер­шенное преступление, инструмент укрепления правопорядка, охраны, защи­ты и утверждения базисной системы идеологических, моральных, политиче­ских, правовых и этических ценностей данного общества.

Криминология призвана решать ту же задачу, но иным путем. Для кри­минологии совершенные преступления — исходный материал для рекомен­даций, направленных в будущее, предусматривающих реальное изменение реальных ситуаций, обстоятельств и условий, способных в будущем порож­дать преступность. Криминология — инструмент познания и изменения со­циальной действительности, тех ее элементов, которые обусловливают суще­ствование преступности.

Уголовное право в первую очередь озабочено укреплением гарантий социальной справедливости, оно исследует факты правонарушений именно для того, чтобы, реагируя на них, еще раз утвердить незыблемость опреде­ленных правовых (в конечном счете — социальных) ценностей, принципов и норм. Анализ фактов в свете общих категорий уголовного права, их оценка с этих позиций служат обоснованию применения справедливых и обоснован­ных санкций — таковы цели уголовного закона. Справедливость — первое требование к уголовному праву. В уголовном праве отражен ценностный подход к действительности.

 

Первоочередной задачей криминологии является объективное описание фактов правонарушений, их объяснение, предсказание тенденций их разви­тия и регулирование социальной действительности в желаемом для общества направлении. Описание, объяснение, предсказание и контроль — таковы це­ли криминологического исследования. Эффективность — первое требование к криминологии. В криминологии воплощается научно-познавательный под­ход к действительности. Учет различий, существующих между специфиче­скими видами человеческой деятельности, имеет серьезное методологиче­ское значение.

М.С. Каган выделяет четыре вида человеческой деятельности: преобра­зовательную, познавательную, ценностно-ориентационную и коммуникатив­ную (или общение).

Ценностно-ориентационная деятельность, как и познание, имеет духов­ный характер, однако, устанавливая в отличие от познавательной деятель­ности отношение не между объектами, а между объектом и субъектом, она «дает не чисто объективную, а объективно-субъективную информацию, информацию о ценностях, а не о сущностях»[2]. Различие между научно-по­знавательным и ценностным подходами выражается в том, что научное суж­дение устанавливает и констатирует факты, а ценностный подход позволяет выразить положительное или отрицательное отношение к этим фактам, дать им оценку, отнести их к той или иной категории в свете господствующей социальной системы ценностей. «Ценности упорядочивают действитель­ность, вносят в ее осмысление оценочные моменты, отражают иные по срав­нению с наукой аспекты окружающей действительности. Но они соотносятся не с истиной, а с представлениями об идеале, желаемом, нормативном»[3].

При всей тесной связи между этими подходами различие между ними также существенно. В сфере научно-познавательного подхода речь идет об истине или заблуждении, в сфере оценочной деятельности — о добре и зле, о хорошем (желаемом, одобряемом) или о плохом (нежелаемом, порицаемом и т.д.). Научно-познавательная деятельность говорит о том, что реально суще­ствует («факты, как они есть»), оценочная деятельность говорит, кроме того, о том, что должно существовать («факты, какими они должны быть»). Наука оперирует дескриптивными (познавательными) суждениями, ценностно-ори­ентационная деятельность — прескриптивными (нормативными) суждения­ми. «Если бытие объекта познается человеком как истина, то его ценность переживается и осознается как благо, как добро, как красота, как величие»[4], — пишет М.С. Каган. (Или как их антиподы: вред, зло, уродство, низость, аморальность и преступность.)

Установление фактов (независимо от нашего к ним отношения) и оценка фактов (в связи и по поводу нашего к ним отношения) —

 

таковы две стороны познания действительности. Ясно, что любая социальная организация (общество, государство, класс, социальная группа) нуждается и в том и в другом. «Моральные нормы, ценности, оценки, императивы не представляют собой научного знания (другое дело, что возможно знание о них). Поэтому к ним не приложимо понятие истинности в строгом смысле слова. Моральные взгляды сравниваются друг с другом не с точки зрения их научной истинности, а с точки зрения их значимости, ценности. Значимость и ценность той или иной морали устанавливаются этикой на основе по­стижения сущего — именно смысла, направленности процесса развития об­щества и личности»[5]. Адекватное познание объективной реальности и оценка элементов этой реальности в свете потребностей и интересов познающих субъектов (личность, социальная группа, класс и общество в целом) — осно­ва существования как отдельного индивида, так и любых социальных струк­тур, любых форм человеческого общежития. В социальной практике в раз­ных сочетаниях воплощаются как научно познанные закономерности объек­тивной реальности, так и их ценностная градация, воплощаемая в том числе и в сфере морали и права, ибо «ценность предмета или идеи определяется их объективными свойствами, поэтому правильная оценка их невозможна без научного познания»[6]. Однако связь между собой этих видов социальной дея­тельности не означает их тождества.

Центральной функцией научной деятельности является познание зако­номерностей. Центральной функцией оценочной деятельности — ценностная градация фактов действительности. Оба вида деятельности участвуют в по­знании действительности, но с разной целью. Как отмечает И.И. Лейман, «направленность науки на познание законов позволяет отличить ее от всех других видов общественной деятельности, ибо раскрытие законов есть спе­цифическая задача науки, а не искусства, права, морали и т.д.»[7]

В области криминологии мы сталкиваемся с ситуацией, когда феноме­ны действительности, определенные прескриптивными суждениями (пре­ступление, преступник и т.д.) и выражающие собой нормативные категории, должны служить объектом научного исследования, т.е. быть выражены в де­скриптивных суждениях (объективные характеристики преступности и зако­номерности в ее тенденциях, социальные причины преступности и т.д.), вы­ражающих собой познавательные категории.

Ситуация усугубляется тем обстоятельством, что именно криминоло­гия имеет своим объектом действия, постоянно оцениваемые не просто с точ­ки зрения их объективных характеристик, но и с точки зрения категорий нравственности. Между тем «специфика нравственного сознания заключает­ся в том, что оно, в отличие от научно-теоретического мышления, оперирует нормативно-ценностными

 

категориями, представляет собой особую модальность мышления»[8].

Именно с этим связан важный для криминологии методологический во­прос: до какой степени и при каких условиях нормативные категории, выра­ботанные в уголовном праве (понятие преступления и преступника), могут служить объектом научного анализа, как если бы они были разновидностью категорий познавательного характера?

Между познанием (установлением) фактов и их оценкой (соотнесением с господствующей или иной системой ценностей) возможны различные типы вза­имодействия. Так, наиболее очевидной является ситуация, когда более глубокое, обширное познание реальных фактов, их объективных характерис­тик непосред­ственно влияет на их оценку, адекватно изменяющуюся парал­лельно с углубле­нием научного познания, ибо «истинное, научное знание всегда отражает реаль­ные механизмы социальной жизни, закономерности ис­торического процесса»[9]. Возможна, однако, и задержка эволюции оценочной деятельности по сравнению с познавательной деятельностью, ее отставание. Возможно и относительно самостоятельное развитие системы ценностей, пе­ресмотр на этой основе тех же самых, ранее уже известных фактов действи­тельности, их переоценка, пере­осмысление. Именно этим объясняется «ко­ренное различие между наукой — этой высшей формой познавательной дея­тельности и этической, религиозной, политической, эстетической (и право­вой. — А. Я.) ориентациями человека — формами деятельности его ценност­ного сознания»[10].

Конечно, правильная оценка действительности возможна лишь на основе объективной истины, однако, «правильна оценка или неправильна, опирается она на знание объективной истины или нет, она остается оценкой, т.е. неким специфическим, негносеологическим продуктом духовной дея­тельности», причем оценочные суждения «являются таковыми независимо от того, основаны они на знании или на предрассудке, на науке или на суеверии, на жизненном опыте или на его отсутствии»[11].

Речь, следовательно, должна идти не о сведении и отождествлении по­знавательной и оценочной деятельности или их противопоставлении, а об их исторически и социально обусловленном взаимодействии. Характер же тако­го взаимодействия может простираться от полного отрыва оценок от научно-познавательной деятельности (например, ценностные ориентации, связанные с религиозным мировоззрением) и до возникновения социальных ценностей, научно познанные объективные закономерности общественного развития, ибо, как писал В.И. Ленин, «всякой научной идеологии (в отли-

 

чие, например, от религиозной) соответствует объективная истина, абсолют­ная природа»[12].

Отождествление, сведение одного вида деятельности к другому (как и продуктов, результатов этой деятельности) часто имеет место, и притом не только в сфере обыденного, повседневного сознания. Конкретно это выража­ется в отождествлении науки и идеологии, в недостаточном различении по­нятий и идей. Для теории уголовного права и криминологии указанные поло­жения имеют особое значение. Дело в том, что в теоретически обобщенной форме оценочные суждения могут выступать в виде абстрактных нравствен­ных и политических норм, заповедей, кодексов, причем специфические, по­литические и правовые ценности возникают в случае, когда объектами цен­ностно-ориентационной деятельности служат общественные явления и про­цессы.

Используемые для выражения таких ценностей понятия и категории (в нашем случае — понятия и категории уголовного права и морали) — катего­рии оценочные, облаченные в форму прескриптивных суждений, и их соот­ношение с понятиями и категориями научно-познавательного характера, но­сящими форму дескриптивных суждений, — самостоятельная и достаточно важная эпистемологическая[13] проблема теории криминологии.

Эта проблема тем более важна потому, что нельзя исключить ситуа­цию, когда оценочные понятия воспринимаются как объективно познанные научные категории. Эта проблема особо важна в сфере изучения проблем преступности — в криминологии, т.е. в науке, занимающейся той сферой социальной реальности, само выделение и обозначение которой (область не­гативно оцениваемых, порицаемых, противоправных деяний) носит отчетли­во выраженный оценочный характер. Смешение нормативных и познаватель­ных категорий, приписывание первым качества вторых ведут к натурали­зации этой сферы социальной реальности, к приписыванию деяниям, объяв­ленным в законе преступными, особых «объективно преступных» качеств, а лицам, совершающим такие деяния, — особых специфических преступных свойств независимо от их оценки в качестве таковых обществом и государ­ством.

 

Познание и оценка

 

Принципиальная особенность научного изучения любых объектов — установление исходных фактических данных, их анализ c целью выведения общих закономерностей, позволяющих вскрыть сущность изучаемых объек­тов, предметов, явлений (их происхождение, механизм функционирования и т.д.). Результатом научного анализа в идеальном случае служит открытие но­вых закономерностей, выведение общих положений, по-новому объясня­ющих определенный класс изучаемых объектов.

 

Указанная общая последовательность (от фактов — к обобщенным по­ложениям) вовсе не означает, что сами по себе отбор объектов исследования, их наблюдение и анализ возможны при полном отсутствии предваряющих этот анализ общих исходных положений, формулируемых еще до начала ис­следования в виде гипотез, подлежащих проверке с последующим подтвер­ждением либо опровержением собранными фактическими данными.

В тех случаях, когда исследователь приступает к сбору фактов, не сформулировав заранее определенных гипотез и предложений, подлежащих проверке, создается впечатление, что этот принцип нарушается, что возмо­жен сбор фактов в виде «объективной фотографии».

«Можно ли сфотографировать факт? Очевидно, что, какая бы четкая ни была фотография, она не может снабдить нас фактами до тех пор, пока сами мы не начнем отбирать на ней какие-то элементы и выражать их в языковой форме»[14]. Дело, однако, заключается в том, что в структуру любого языка уже заранее, до любого наблюдения или исследования оказываются встроен­ными более или менее фиксированные, стандартизованные системы значе­ний. Эти значения сами собой подразумеваются, они суть продукты культу­ры данного типа. В своей работе «Примитивные формы религиозной жизни» Э. Дюрк­гейм показал, что даже идеи пространства и времени, идеи силы, противо­речия различны у различных по своей культуре групп, что основные правила и логические категории в определенной степени показывают свою зависи­мость от исторически производных социокультурных факторов[15]. Сколь же велика должна быть такая зависимость, когда речь идет о наблюде­нии и описании социальных фактов, тем более таких социально значимых, эмоцио­нально нагруженных фактов, как преступность и личность преступ­ника!

Следовательно, любой целенаправленный сбор фактов с неизбежно­стью подчиняется определенным исходным представлениям, бытующим в той области социальной действительности, которая служит объектом иссле­дования и в которую оказывается включенным и сам исследователь (в нашем случае — в сферу представлений о преступлении, преступности, личности преступника). А поскольку «все термины получают свои значения за счет их включенности в концептуально-пропозициональную структуру», то оказыва­ется, что «никакое утверждение о факте не является теоретически нейтраль­ным»[16].

Различие между исследованием, основанным на ясно сформулирован­ных исходных предположениях, и исследованием, где заранее, до сбора фак­тов, такого формулирования не производилось, заключается вовсе не в том, что в первом случае исходные предположения, гипотезы есть, а во втором случае они отсутствуют. На са-

 

мом деле какие-то исходные предположения с неизбежностью предваряют любой систематизированный сбор фактов либо наблюдение за ними. Разница заключается в том, что в первом случае эти исходные предположения заранее сознательно формулируются, приобретают черты научных гипотез, а во вто­ром случае они не осознаются, а существуют в виде привычных представ­лений, стихийно воспроизводящихся в сфере по­вседневного, обыденного со­знания.

В их числе, однако, возможно существование и донаучных представ­лений, а подчас и предрассудков. Между тем редко какая еще область пред­ставлений так изобилует предрассудками, как сфера преступности.

Криминолог, изучающий явление преступности, точно так же включен в сферу обыденного сознания, так же не свободен от распространенных, сти­хийно бытующих взглядов и представлений о сути преступления и преступ­ности, о личности преступника, как и все люди. Однако, только осознав эти стихийные представления, сознательно сформулировав и оценив их, иссле­дователь-криминолог окажется в состоянии подняться над уровнем повсе­дневных представлений о подобных явлениях, приступить к формулирова­нию научных гипотез и их фактической проверке.

Но не только из сферы повседневного, обыденного сознания могут быть перенесены в криминологию исходные представления о преступности и преступниках. Криминология изучает закономерности, определившие совер­шение человеком преступления, однако человека в его иных проявлениях изучают и другие науки — психология, педагогика, социология, психиатрия, медицина и пр. Для каждой из этих наук характерны свои исходные пред­ставления о человеке. В связи с этим возможно стихийное восприятие и пере­несение в область криминологии и этих, неспецифических для нее исходных представлений. Осознание таких представлений также позволит более четко сформулировать принципы криминологического изучения преступности и личности преступника.

Здесь мы сталкиваемся с чрезвычайно существенной методологической проблемой: каковы специфические черты научного познания преступности?

Ответ на этот вопрос вновь требует выделения и рассмотрения различ­ных видов и форм познания действительности. С этой целью необходимо классифицировать духовную деятельность, отражающую, познающую дей­ствительность, в том числе и в таких ее проявлениях, как преступность:

а) по объекту отражения (что отражается);

б) по форме отражения (как отражается);

в) по цели отражения (что достигается в результате).

Так, художественное творчество является важной формой познания деятельности человека[17]. Здесь проблема преступности воплощена в форме художественных образов, по глубине и силе проник-

 

новения часто превосходящей и опережающей научное познание действи­тельности, стимулирующей и вдохновляющей криминологические исследо­вания. Однако особенностью художественного познания является нераздель­ная слитность в полученном результате (художественном образе) и особен­ностей познаваемого объекта, и личности познающего субъекта (автора худо­жественного произведения). Со сменой познающего субъекта во многом су­щественно меняется картина отображаемой художником действительности. Художественные образы наглядны и конкретны, их сила — в эмоциональном воздействии.

Познание действительности осуществляется также в ходе утилитарно-практической целенаправленной деятельности людей, непосредственно стал­кивающихся с преступлением (преступником), — следователя, судьи и т.д. Такое познание — часть конкретного воздействия на объект (познание и воз­действие выступают как единый процесс), само воздействие во многом мо­жет носить интуитивный, неосознаваемый характер, и успех его зависит от практического адекватного постижения именно данных индивидуальных и неповторимых свойств и качеств объекта. Здесь также со сменой действу­ющего субъекта часто меняется и характер действия. Достижение успеха в подобных случаях свидетельствует, конечно, что и здесь адекватно познается и отражается объективная действительность, однако с прекращением дей­ствия исчезает и воплощаемая в таком действии практически познанная зако­номерность.

И в художественном, и в утилитарно-практическом познании главное — выявление особенного и индивидуального в объекте познания.

Отыскание же единства в многообразии, повторяемости, установление регулярности в спонтанном, своеобразном, отыскание порядка в хаосе, вскрытие необходимости в море случайностей, т.е. логическое познание за­кономерностей действительности, раскрытие ее законов, — цель, присущая именно науке. Научный результат верифицируем, его можно проверить, так как со сменой познающего его субъекта он не меняется. Стремление к объек­тивной истине — прерогатива науки. Здесь типичное, повторяющееся, устой­чивое, пусть даже по-разному и слабо выраженные в отдельном, приобрета­ют свой подлинный вес, получают смысл и значение, ибо позволяют увидеть «связь вещей», оценить значение их общих признаков, описать закономер­ность, раскрыть объективные взаимодействия, предсказать тенденции и, быть может, сформулировать практически полезные выводы. Основной продукт научной деятельности — абстрактные, наиболее общие конструкции, кото­рые и составляют теоретическую основу криминологической науки.

12345678910Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: