Сводные братья

Моя мать была замужем дважды. Она никогда ничего не говорила о первом муже, и я только по рассказам посторонних людей понял, как мало знаю о нем. Кажется, ей было около семнадцати, когда она вышла за него замуж, а ему только исполнился двадцать один год. Он арендовал небольшую ферму в Камберленде неподалеку от морского побережья, но, по всей видимости, он был слишком молод и неопытен для жизни и работы на ферме, дела его совсем не процветали, в итоге он заболел чахоткой и умер, оставив мою мать вдовой в двадцать лет с маленьким ребенком, который только научился ходить. По договору аренды ферма должна была принадлежать ей еще четыре года, при этом половина урожая погибла или была продана для уплаты других долгов.

Ко всему прочему, у нее должен был вот-вот родиться ребенок, что ее, как мне казалось, совсем не радовало. Унылая, долгая зима, которую она вынуждена повести в одиночестве. На много миль вокруг не было ни души, лишь сестра пришла ей на помощь, и они вдвоем с трудом пытались спланировать, как и на какие средства жить дальше. Так же я не могу вам не рассказать о смерти моей младшей сестры, которую я никогда не видел. Будто на долю моей матери свалилось недостаточно бед. Всего за две недели до дня рождения Грегори маленькая девочка заболела скарлатиной и умерла.

Мать была просто разбита. Тетя рассказывала мне, что она даже не плакала, просто сидела и держала бедную крошку за руку, глядя в ее красивое, но бледное лицо. И даже на похоронах она просто поцеловала ребенка в лоб и осталась ждать дома, глядя вслед удаляющейся процессии. Когда моя тетя вернулась с похорон, она обнаружила мать с такими же сухими глазами, как и всегда. Так она и продолжала сохранять спокойствие, пока не родился Грегори. По какой-то причине его рождение сильно повлияло на нее, и она рыдала днями и ночами, попросив оставить ее в покое и не нервничать, потому что каждая капля лишь облегчает ее состояние.

Казалось, после этого она не думала ни о чем, кроме новорожденного; едва ли она вспоминала своего умершего мужа, или маленькую дочь, которые лежали на кладбище в Бригеме. По крайней мере, так утверждала тетя Фанни, которая была весьма болтлива в отличие от моей матери, которая была очень молчалива по своей природе. Думаю, что тетя Фанни ошибалась, полагая, что моя мать не вспоминала мужа и ребенка только потому, что никогда не говорила о них.

Тетя Фанни была гораздо старше матери и поэтому обращалась с ней как с ребенком. Но, несмотря на все это, она была добрым, сердечным созданием, которое больше всего на свете заботилось о благополучии сестры. Они жили на те небольшие деньги, которые зарабатывали на швейной фабрике, но постепенно зрение матери начало ухудшаться, нет, она видела достаточно хорошо, могла спокойно ориентироваться в доме и выполнять повседневные дела, но шить больше она не могла.

Должно быть, она слишком сильно оплакивала себя, свою молодость. Как я слышал, люди в деревне говорили, что она молодая красивая женщина, которая уже ничего не может сделать для содержания себя и своей семьи. Тетя Фанни каждый раз пыталась ее убедить, что она выполняет предостаточно дел по хозяйству, заботится о доме и о Грегори, но мать прекрасно понимала, что этого мало, ведь они обе недоедали.

Что до Грегори, то он не был сильным парнем и нуждался в гораздо большем количестве еды, поэтому мама с тетей жертвовали всем, чтобы у Грегори на тарелке всегда было все самое лучшее и побольше мяса.

Однажды, уже после смерти матери, тетя Фанни рассказала мне одну историю. Мать сидела убаюкивала Грегори, а тетя сидела за работой вошел Уильям Престон, который впоследствии стал моим отцом. За ним закрепилось звание холостяка, ему было далеко за сорок, и он был одни из самых богатых фермеров в округе и хорошо знал моего деда, мать и тетю. Он сел и начал вертеть в руках шляпу, не сводя глаз с моей матери и внимательно ее слушая. Сам же он практически ничего не произнес ни во время этого визита, ни во время всех последующих. Как-то раз в воскресенье тетя Фанни не пошла в церковь, и маме пришлось идти одной. По возвращению она сразу же бросилась наверх, даже не заглянув на кухню, чтобы проведать Грегори или перекинуться парой слов с сестрой. Спустя некоторое время тетя Фанни услышала душераздирающий крик и бросилась к спальне, умоляя мою мать открыть дверь. Она тут же бросилась на шею сестре и рассказала, что Уильям Престон сделал ей предложение и пообещал взять на себя всю заботу и мальчике, сказал, что они не будут ни в чем нуждаться, и что она согласилась.

Тетю Фанни шокировала эта новость, ведь она и так думала, что мама слишком быстро забыла своего покойного супруга, а такая весть лишь укрепила ее подозрения. Кроме того, она была уверена, что сама могла бы стать супругой Престона, ведь она больше подходила ему по возрасту, чем Хелен в свои двадцать четыре года. Однако зрение Хелен не улучшалось, а как жене Уильяма Престона ей никогда не придется ничего делать по дому, она может позволить себе просто сидеть, сложив руки. К тому же теперь с мальчиком рядом есть достойный мужчина, который сможет позаботиться о нем. Так что, со временем тетя Фанни начала относиться к идее брака гораздо лучше, даже лучше, чем моя мать, которая после дня, когда согласилась стать женой Уильяма Престона, так больше никогда и не улыбнулась.

Как бы она ни любила Грегори раньше, теперь она, кажется, полюбила его еще сильнее. Она постоянно с ним разговаривала несмотря на то, что он был еще слишком маленьким, чтобы понимать ее слова.

Наконец, Уильям Престон и Хелен поженились. Она стала полноправной хозяйкой хорошего, большого дома всего в получасе ходьбы от Фанни. Я считаю, что она был прекрасной женой и делала все, чтобы угодить моему отцу. Но она совсем не любила его, и вскоре он это понял. Она любила Грегори, но не его. Возможно, любовь пришла бы чуть позже, если бы он был достаточно терпелив, но он не мог видеть то, как она краснеет и улыбается при виде того маленького ребенка, в то время как для того, кто дал ей буквально все, у нее не находилось ни одного нежного слова. В итоге он начал испытывать неприязнь к Грегори. Он так завидовал той безусловной любви, которая была словно глотком прохладной воды из свежего источника. Он желал, чтобы она любила его также, где-то в глубине души он даже мечтал о том, чтобы она чуть меньше любила своего ребенка. Однажды он поддался гневу и выругал Грегори за то, что он что-то натворил. Моя мать извинилась перед ним, на что мой отец сказал, что достаточно тяжело воспитывать ребенка другого мужчины и что она не должна всячески потакать ему. В итоге от малого они перешли к большему, и, в конце концов, моя мать слегла в постель. Я родился в тот же день.

Мой отец был невероятно рад, горд и разбит одновременно. Горд и рад, что у него родился сын; разбит из-за состояния своей бедной жены. Он чувствовал вину за то, что его слова довели ее до такого. Но все же он был человеком, которому больше нравилось сердиться, чем сожалеть, поэтому вскоре он решил, что во всем виноват Грегори. Так у него появилась очередная обида на него.

На следующий же день после моего рождения мама была уже при смерти. Отец послал в Карлайл за врачом, он был в отчаянии, он вырвал бы себе сердце, чтобы спасти ее, но увы. Тетя Фанни иногда говорила, что думала, что Хелен не хочет жить, поэтому просто позволила себе умереть. Но как-то раз, когда я ее спросил, она сказала, что моя мать выполняла все, о чем ей говорили врачи.

Одна из ее последних просьб заключалась в том, чтобы уложить Грегори в кроватку рядом со мной, а затем она заставила его взять меня за ручку. Она стояла и смотрела на нас с нежной улыбкой на лице. И когда вошел ее муж он нежно склонился над ней, чтобы спросить, как она себя чувствует, и, казалось, что он посмотрел на нас, двух сводных братьев, с любовь и нежностью. И лицо его супруги озарила первая улыбка. Через час Хелен умерла.

Тетя Фанни переехала жить к нам. И это было лучшее, что она могла сделать. Отец, конечно, был бы рад вернуться к своему холостяцкому образу жизни, но что он мог сделать один с двумя детьми? Ему нужна была женщина, которая позаботилась бы о нем, а кто лучше подходит на эту роль, если не сестра его жены? Так что, она опекала меня с рождения. Какое-то время я был очень слабым, что не удивительно, но она была со мной рядом и днем и ночью, присматривала за мной. Отец переживал за меня почти так же, как и она. Ибо земля его переходила от отца к сыну в течение трехсот лет, и я его плоть и кровь, которым суждено унаследовать землю. Но несмотря на то, что он казался суровым, жестким человеком, ему надо было кого-то любить, и он относился ко мне так, как, мне кажется, он никогда не относился ни к одному живому существу. Так, как он должен был любить мою мать, если бы у нее не было прежней жизни, к которой он ревновал. И я любил его всей душой и сердцем. Хотя, полагаю, что я любил всех, кто был ко мне добр.

Спустя некоторое время я преодолел телесную слабость и превратился в красивого, сильного парня, на которого обращал внимание каждый прохожий, когда он проходил мимо.

Дома я был любимцем тети, меня нежно любили все: отец, домашние питомцы, старые слуги, рабочие, которые души не чаяли в «молодом хозяине», хоть я часто и разыгрывал перед ними комедии, делая вид, что я своего рода начальник.

Грегори был на три года старше меня. Тетя Фанни всегда была добра к нему, но все же она была больше привязана ко мне, так как я попал на попечение к ней еще младенцем. Отец, к сожалению, так и не смог преодолеть свою неприязнь к пасынку, которые так невинно боролся с ним за обладание сердцем матери. Конечно, я не верю, что мой отец винил Грегори в смерти мамы или в моей слабости, он скорее дорожил своим чувством отчуждения к моему брату. Тем не менее, ни для кого не секрет, что отец не пожалел бы для него и последней копейки.

Грегори был неповоротливым, немного грубым, неуклюжим. Он портил все, к чему прикасался, из-за этого он часто получал выговоры от людей на ферме. Теперь я испытываю чувство стыда, как я мог пренебречь своим бедным сводным братом-сиротой. Хотя я и не думаю, что когда-либо высмеивал его умышленно, просто относился к нему как к чему-то необычному и требовал больше, чем он мог сделать. А Грегори в свою очередь всегда был готов выполнить любое указание, а затем злился, когда у него ничего не получалось. Он всегда молчал и вел себя тихо в такие моменты. Отец считал его просто угрюмым парнем, а тетя Фанни глупым. Все говорили, что он очень глупый и недалекий. Иногда он мог сидеть молча часами и ничего не делать. Тогда отец старался предложить ему выполнить хоть какую-то работу на ферме. Ничего не изменилось и когда мы пошли в школу. Грегори никогда не учил уроки, плохо запоминал. Школьный учитель устал от постоянной порки, и, наконец, посоветовал отцу просто забрать его и отправить работать на ферму.

Он стал еще мрачнее после этого, но он определенно не был злым парнем. Он был терпеливым, добродушным и всегда старался ко всем относиться с пониманием, даже если они его ругали минуту назад. Но из-за его неуклюжести попытки сделать что-то доброе всегда заканчивались плохо для других людей.

Я же был довольно умным парнем. Учитель говорил, что я могу выучить все, что захочу, однако, отец, который сам не имел образования, не видел во мне такого потенциала и забрал на ферму. Грегори же стал кем-то вроде пастыря, получив образование у старого Адама. Думаю, что Адам был единственным, кто хорошо отзывался о Грегори. Он всегда настаивал на том, чтобы моему брату давали достойную работу. Отец пытался выяснить у Адама хоть что-нибудь о недостатках Грегори, но вместо этого тот хвалил его еще больше.