Главная | Обратная связь | Поможем написать вашу работу!
МегаЛекции

Психоделика в поэзии и прозе




 

Если достаточно пристально рассмотреть некоторое количество психоделических текстов, то становится заметным, что они не просто воздействуют на читателя, а здесь уже можно всерьёз говорить о взаимодействии текста с читателем. Мы ранее отметили, что поэзия, как правило, воспринимается читателем более интенсивно, чем проза, а потому взаимодействие именно поэтических психоделических текстов с читателем происходит наиболее вовлечённо.

 

Читателю в принципе безразлично - получать пси-эффект от стихов или от прозы, поэтому с авторской точки зрения особой разницы нет, - с той лишь разницей, что прозаические произведения, обыкновенно, намного длиннее поэтических, а психоделика, содержащаяся в них, неравномерно рассеяна между различными частями текста. Даже в сравнительно коротких рассказах авторам очень редко удаётся удержать общий уровень психоделичности на достаточно высокой отметке. Разумеется, есть и исключения из общего правила, но их мало. У меня самого около четверти века тому были опыты с психоделическими рассказами и повестями, в которых пси-эффект проявлялся в не меньшей мере, чем в моих сегодняшних стихах, но я сильно сомневаюсь в том, насколько они могли бы быть популярны у привыкшей к принципиально другой прозе публики. Так или иначе, сравнивая психоделическую поэзию и прозу в целом, приходится признать, что поэзия прочно удерживает пальму первенства, - по крайней мере, в смысле частотности появления психоделических произведений.

 

Хотелось бы предостеречь читателя от одной характерной ошибки: не следует принимать за пси-эффект общую эмоциональную окраску и "ground энергетику" (по аналогии с " ground luminosity " в тибетском буддизме) прозаических текстов, которые можно объединить общим термином - " атмосфера ". Зачастую, такая атмосфера буквально пронизывает произведения большой величины, но считать её психоделикой было бы неверным, хотя определённый психологический эффект на читателя она и оказывает.

 

Принципиальное различие между "атмосферой" и пси-эффектом состоит, прежде всего, в том, что пси-эффект острее и кратковременнее. Атмосфера воспринимается, преимущественно, как фон, в то время, как пси-эффект - как нечто выступающее вперёд из общего фона. Если проводить музыкальную аналогию, то пси-эффект и атмосфера произведения соотносятся примерно так же, как лидирующая скрипка в концерте для скрипки с оркестром - с самим оркестром. Если голос скрипки "уходит назад", становясь одной из тем заднего плана, то лидирующей её уже невозможно назвать, не правда ли? Подобным образом дело обстоит и с пси-эффектом: он должен быть достаточно "pronounced", он должен выделяться отчётливо из общих впечатлений от прочтения, - в противном случае текст остаётся суггестивным, а не психоделическим.

 

7.4 Психоделика в литературах мира

 

Самое главное, что должен понимать каждый, интересующийся психоделикой, - это то, что психоделика не ограничена языковыми рамками одного или нескольких языков. Убедительные примеры психоделических текстов можно находить в литературе разных стран мира; разумеется, для того, чтобы иметь возможность делать окончательные заявления о том, что то или иное произведение является психоделическим, необходимо прежде всего в совершенстве знать язык, на котором оно написано, а потому - антологии психоделических текстов должны для каждой литературы составляться именно её (этой литературы) представителями, а не носителями других языков.

 

Мне достоверно известны психоделические тексты, написанные на английском и французском языках, помимо русского. Думаю, что не составит большой сложности идентифицировать психоделические произведения, написанные на немецком и испанском, а также на других языках народов мира. Одно предостережение тем, кто будет пытаться этим заняться: ни в коем случае не следует при отборе пользоваться переводами, сколь бы адекватными они ни казались. Почему? Ну, хотя бы потому, что в природе не существует такой вещи, как идеальный перевод: - даже при перводах на близкородственные языки что-то теряется, что-то изменяется, а что-то добавляется (последнее, пожалуй, хуже всего), - и это не позволяет читателям перевода с уверенностью судить о том, каков был изначальный текст.

 

Психоделичность текста достигается за счёт полной утилизации средств конкретного языка автором, причём на очень высоком уровне, и поэтому, если оригинал действительно психоделичен, даже хороший перевод такой психоделичностью едва ли будет обладать. Необходимо иметь в виду, что далеко не всякое литературное произведение (особенно, психоделическое, построенное на самом "пределе соприкосновения" с читателем, какой допускает язык) можно перевести целиком адекватно, и проблемы здесь существуют и этнического, и диахронического свойства. Но главное даже не это. Когда я говорю, что " язык, на котором люди общаются, до известной степени определяет их сознание ", я имею в виду, конечно, тандем: "язык - культура". Язык изобретательно, а главное - сублиминально, подсказывает нам - какими бихевиоральными моделями пользоваться, какие ассоциации культивировать, в каком ключе воспринимать всё происходящее в мире и обществе. Бытующее мнение, что хорошо сделанный перевод - не менее примечательное произведение, нежели оригинал, видимо, близко к истине. С другой стороны - может случиться и так, что перевод, сделанный талантливым автором, будет наделён большей психоделичностью, чем оригинал. В этом случае, хороший переводчик становится своеобразным со-автором, предлагая нам улучшенную версию оригинального текста; мне приходилось иногда встречать такие феномены. Всё это склоняет нас к мысли, что тексты должны быть тестируемы на психоделичность именно на тех языках, на которых были написаны; в противном случае большой уверенности в их способности вызывать пси-эффект возникнуть не может.

 

Я уже начал писать небольшое эссе о психоделике, предназначенное для публикации в одном из английских журналов, - где будет собрано достаточно много примеров настоящей психоделической англоязычной поэзии. Возможно, когда-нибудь я напишу подобное эссе и по поводу французской литературы, куда войдут некоторые тексты Рембо, Бодлера, Верлена, де Ренье, а также ряда других авторов. А сейчас, чтобы не быть голословным, я приведу всего пару примеров из своего эссе: это "Нарциссы" Вордсворта, 40 "Не уходи смиренно в ласковую ночь" Дилана Томаса 41 (не вспомнить которого было бы невежливым, - учитывая, что я уже десять лет живу в его родных пенатах), а также моё собственное стихотворение "Призрак Летучего Голландца" 42 (существует его великолепный перевод на русский, в полной мере сохраняющий психоделичность, сделанный Ириной Каменской 43 ). Иногда, довольно убедительные примеры психоделики находятся в очень неожиданных (unlikely) местах; - так, в "Мамонтовой книге лимериков" 44 я нашёл вот эту очаровательную миниатюру, где очень искусно использован интерфейс между стилистикой и синтаксисом - для достижения пси-эффекта, принадлежащую перу неизвестного автора, почему-то помещённую составителем в раздел "Умных лимериков":

 

She had pouted and shouted: "Oh, Mr!" Because in the swing he had ks; And so, for sheer spite, Later on that same night, This Mr had ks young sr.

 

7.5 Области "ничейной земли"

 

Было бы очевидной ошибкой - полагать, что классики не стремились, пусть и подсознательно, к достижению пси-эффекта. Стремление максимально задействовать (поглотить, увлечь) читателя сквозит из множества оставленных ими текстов; вот только двигались они, как правило, в неверном направлении: пытаясь идти по пути усовершенствования сюжета - вместо того, чтобы заниматься принципиальным усовершенствованием архитектоники. Примеров тому немало, и в них всех явственно видна общая закономерность: авторы старались "вытолкнуть" тексты за пределы обычной суггестивности, и это им отчасти удавалось, однако до настоящей психоделики они, за редкими исключениями, так и не доплывали. Не доплывали - из-за того, что кропотливо работали над сюжетной составляющей своих произведений, делая её возможно более атмосферной и "ровной", без провалов, однако о композиционной составляющей - как о главном средстве взаимодействия с читателем - они заботились куда меньше; точнее - их усилия в этом отношении концентрировались вокруг построений на уровне микроархитектоники (зачастую, упирая на стилистику) или формообразующих (экстерьерных) факторов, но при этом игнорируя почти нацело мезоархитектонику (особенно, её динамические аспекты) и макроархитектонику (не в смысле композиционной законченности произведения, как такового, а в том виде, в котором она обеспечивает максимальный импакт при взаимодействии с читателем). Именно по этой причине пси-эффект, производимый такими текстами, оказывается столь "мелок" (нестоек, непродолжителен, невелик), хотя сами по себе тексты весьма хороши и тщательно написаны.

 

Мы дадим несколько примеров подобного рода произведений, чтобы читателю было легче понимать, о чём конкретно идёт речь: это "Бесы" Пушкина, и его же "Утопленник"; это интересная стилизация под европейскую балладу Алексея Константиновича Толстого "Как филин поймал летучую мышь...", вошедшая в один из его превосходных (к тому же - ярко-психоделических) "рассказов ужасов", "Упырь"; сюда же относится и "Анчар", а также "Бородино" Лермонтова. Нелегко удержаться от искушения - включить эти произведения в списки психоделики, однако я бы не советовал этого делать, ибо они принадлежат "ничейной земле", - той области, которая простирается между суггестией и подлинной психоделикой.

 

7.6 Occasionem cognosce

 

Многих авторов, читателей и, особенно, критиков сегодня крайне занимает вопрос: так всё-таки, современная поэзия - это хорошо или плохо? Если нет читателя, желающего её читать, то - плохо? Но если есть столько людей, стремящихся писать стихи, то - хорошо? Вопрос этот каждый пытается решать - авторитетно и принципиально, в силу своих способностей, и некоторым удаётся прийти к поразительным в своей оригинальности, - хотя и столь же неверным, как у остальных, - выводам.

 

Подобным образом, эмансипированные моралисты пытаются рассуждать, не впадая в крайности: так хорошо порно - или оно плохо? Рекомендовать его к просмотру учащимся средней школы - или зарезервировать исключительно для персональных нужд социопатов, девиантов, нимфоманок и знойных эротоманов? А ответ элементарен: хорошее порно хорошо, а плохое - плохо. Проблема заключается лишь в том, что хорошего порно почти не производится, - впрочем, как и хорошей поэзии. Но эту проблему бессмысленно пытаться решать путём взаимных обвинений и патетических призывов к графоманам и эпигонствующим щелкопёрам - " не писать, если можешь не писать ".

 

Приходится признать, что все мы живём в перевёрнутом мире, где чрезвычайно распространена практика подмены понятий, постепенно приведшая к увяданию такого древнего искусства, как живопись, - в силу вытеснения изначальной условно-объективной перцепции " написано хорошо "/" написано плохо " - иной: " кисти известного мастера "/" кисти неизвестного мастера ", что привело к порождению доминирующей сегодня культуры подделок и фальсификаций. В нынешней литературе система ценностей строится таким образом, что вершиной аксиологической пирамиды становится известность (признанность в неких окололитературных кругах) создателя произведения, а объективное качество конкретного произведения перемещается в самый низ этой пирамиды. Ведь если допустить, что не существует никаких имманентных черт, отличающих слабое (примитивное, заурядное) произведение от сильного (талантливого, выдающегося), то это будет означать, что никакое злоупотребление субъективностью и никакая лицеприятность не покажутся чрезмерными или неэтичными. Из этих зёрен и вырастают характерные черты универсального подхода к современному литературному процессу, закреплённые в издательской и редакторской политиках "флагманов современной поэзии". Так замыкается порочный и заведомо спекулятивный круг, который низвёл высокую литературу, фактически, до роли блудницы в руках тех, кто контролирует масс-медиа и закороченные на себя литературно-корпоративные тусовки.

 

В этих условиях, когда главным тезисом всех без исключения теоретиков литературы становится тезис о практической невозможности объективного разграничения "хороших" текстов и "плохих", а неизбежным следствием такого тезиса приходит беспросветная коррупция, поглотившая весь литературный мир целиком, мы с изумлением обнаруживаем, что психоделика - единственная - сулит реальный выход из этой патовой ситуации. Дело в том, что пси-эффект невозможно симулировать или имитировать, а потому - любые художественные тексты могут быть с достаточной степенью надёжности дифференцированы по принципу: " те, где психоделика работает ", и " другие, - где она не работает ". Возможно, это именно тот принципиальный шаг, который необходим стагнирующему и во многом дегенерирующему литературному миру современности, где, благодаря сомкнувшейся фронтовой линии между постконцептуализмом с одной стороны и постмодернизмом с другой, не осталось никаких объективных мер и весов.

 

Вообразим себе некую макро-семиотику, где вместо элементарных знаков существуют гештальты, представляющие собой законченные комплексы понятий, нераскладываемые на составляющие (или, точнее, являющиеся неделимыми значащими совокупностями), причём каждый гештальт обладает набором геометрических симплексов, делающих его уникальным. Если подойти к такой системе с точки зрения предпочтительной уникальности, то мы обнаружим себя в бесконечном саду Медузы, украшенном неисчислимыми скульптурными изваяниями превращённых в поэтический мрамор героев нового времени, присмотревшись к любому из которых, мы узнаём интегрированные черты теней прошлого: - губы Марка Аврелия, надбровные дуги Аристотеля, нос Горация; невозможность нового приводит к бесконечным играм в комбинаторику со старым, таков мир постмодернизма. Если представить себе, что время в саду Медузы ускоряется в сотни тысяч раз, и застигнутые ею герои рассыпаются в пыль, едва успев окаменеть, то мы увидим мир постконцептуализма: пустой сад, заваленный грудами белой мраморной пыли.

 

Если же мы подойдём к той же макро-семиотической системе с позиций предпочтительной функциональности, то сразу выяснится, что ближайшего рассмотрения заслуживают лишь те герои, у которых осталась способность двигаться. Но этого мало; те, чьи движения цикличны или бессмысленны, тоже никакой жизни в себе не несут, а потому интереса представлять не могут. Лишь герои, которые живы и пытаются разыскать Медузу в её бесконечном саду, могут рассматриваться как подлинные протагонисты. Такова концепция психоделики. Медуза - это наше восприятие. Всё, на что она обращает взгляд, застывает, превращается в камень, - в вечно разрушаемый эрозией камень наших воспоминаний. Поэтому так сложно анализировать её проявления, - ведь всё, что она видит живым, мы, идя по её следам, анализируем уже мёртвым.

 

Пустотность психоделики

 

Принципиальная пустотность психоделики является той самой причиной, по которой она столь прекрасно соединяется - и с реализмом, и с символизмом, и с акмеизмом, и с романтизмом, и с концептуализмом, и с сюрреализмом, и с экспрессионизмом, и с имажинизмом, и с любым другим -изм ом, какой только может прийти в голову. Разумеется, у каждого из нас существуют собственные предпочтения. Скажем, я, как автор, более склонен к символизму, а потому в моей психоделике чаще всего проявляются черты символизма. Но это происходит не оттого, что моя психоделика имеет с символизмом что-то общее; моя психоделика - такая же, как и психоделика любого другого автора: она пустая внутри. А потому способна, как вода, принимать форму и черты (имеется в виду - философию) какого угодно направления, если автор испытывает к нему тяготение или склонность. Сущности психоделического метода такая склонность автора не меняет, и именно поэтому будет гносеологически и таксономически бессмысленным пытаться классифицировать психоделические тексты - в зависимости от того литературного направления или течения, влиянию которого автор, написавший их, был подвержен.

 

Поделиться:





Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...