Глава IX. ПОГРАНИЧНЫЙ ФОРТ
На высоком флагштоке форта Индж развевается флаг, усеянныйзвездами; он отбрасывает колеблющуюся тень на своеобразную,удивительную панораму. Это картина настоящей пограничной жизни -- правдивопередать ее могла бы, пожалуй, только кисть Вернэ Младшего,--жизни полувоенной, полугражданской, наполовину дикой,наполовину цивилизованной; картина, пестрящая людьмиразнообразного цвета кожи и в самых разнообразных костюмах,людьми всех профессий и положений в обществе. И самый форт имеет столь же необычный вид. Звездный флагразвевается не над бастионами с зубчатыми стенами, онотбрасывает свою тень не на казематы или потайные ходы: здесьнет ни рвов, ни валов -- ничего, что напоминало бы крепость.Это просто частокол из стволов алгаробо, внутри которогонаходится навес -- конюшня для двухсот лошадей. За егопределами -- десяток построек незатейливой архитектуры,обыкновенные хижины-хакале с плетеными, обмазанными глинойстенами; самая большая из них -- казарма. За ними расположеныгоспиталь, интендантские склады; с одной стороны гауптвахта, сдругой, на более видном месте,-- офицерская столовая иквартиры. Все чрезвычайно просто: оштукатуренные стены выбеленыизвесткой, которой изобилуют берега Леоны; все чисто и опрятно,как и полагается крепости, в которой военные носят мундирыбольшой цивилизованной нации. Таков форт Индж. На некотором расстоянии видна другая группа построек, небольше той, которая называется фортом. Они тоже находятся подпокровительством американского флага; и, хотя непосредственнонад ними он не развевается, ему они обязаны своимвозникновением и существованием. Это зародыш одного из техпоселков, которые обычно появляются вблизи американских военныхпостов, быстро развиваются и в большинстве случаев становятсямаленькими городками, а иногда и большими городами. В настоящее время население поселка состоит из маркитанта,на складе которого хранятся припасы, не числящиеся в военномпайке; хозяина гостиницы и бара, привлекающего бездельниковсвоими полочками, уставленными гранеными бутылками; кучкипрофессиональных игроков, очищающих при помощи фараона имонте18 карманы офицеров местного гарнизона; двух десятковчерноглазых сеньорит сомнительной репутации; такого жеколичества охотников, погонщиков, мустангеров и людей безопределенных занятий, которые в любой стране, как правило,слоняются возле военных лагерей. Дома этого небольшого поселкарасположены в некотором порядке. По-видимому, все они --собственность одного предпринимателя. Они стоят вокруг"площади", где вместо фонарей и статуй торчат над вытоптаннойтравой высохший ствол кипариса и несколько кустов. Леона в этом месте -- еще почти ручей; она течет позадифорта и поселка. Впереди расстилается равнина, покрытая яркойизумрудной зеленью и очерченная вдали более темной полосойлеса, где могучие дубы, гикори и вязы борются за существованиес колючими кактусами и со множеством вьющихся и ползучихрастений-паразитов, почти неизвестных ботанику. К югу и востокуна берегу речки разбросаны дома. Это усадьбы плантаторов;некоторые из них выстроены недавно и не претендуют накакой-либо стиль, другие более вычурной архитектуры --по-видимому, уже солидного возраста. Один из них особеннообращает на себя внимание. Представьте себе большое здание сплоской крышей и зубчатым парапетом; его белые стены резковыделяются на зеленом фоне леса, обступающего дом с трехсторон. Это асиенда19 Каса-дель-Корво. Вы поворачиваетесь ксеверу, и перед вашими глазами неожиданно вырастает одинокостоящая конусообразная гора; она возвышается над равниной нанесколько сот футов; позади нее в туманной дали вырисовываетсяломаная линия Гвадалупских гор -- горного хребта, венчающеговысокое, почти неисследованное плоскогорье Льяно-Эстакадо. Посмотрите выше, и вы увидите небо -- полусапфировое,полубирюзовое. Днем оно совершенно чистое и безоблачное, итолько золотой шар солнца сияет на нем. Ночью оно усеянозвездами, словно выкованными из светлой стали; а четкоочерченный диск луны кажется здесь совсем серебряным. Взгляните вниз в тот час, когда уже исчезли луна и звезды,когда ветерок, насыщенный ароматом цветов, дует с заливаМатагорда, налетает на звездный флаг и разворачивает его вутреннем свете,-- взгляните, и вы увидите картину настолькояркую и живую, капризную по очертаниям и краскам, пестрящуювсевозможными одеждами, что описать ее невозможно. Вы заметите военных: голубую форму пехотинцев СоединенныхШтатов, синие мундиры драгун и светлые, почти неуловимогозеленого цвета, мундиры конных стрелков. По форме одеты толькодежурные офицеры, начальник караула и сами караульные. Ихтоварищи, пользуясь свободным временем, бродят около казарм илипод навесом конюшни в красных фланелевых рубашках, мягкихшляпах и нечищеных сапогах. Они болтают с людьми, одетыми совсем не по-военному. Этовысокие охотники в рубахах из оленьей шкуры и таких же гетрах;пастухи, мустангеры, одетые, как мексиканцы; настоящиемексиканцы в широких штанах, с серапе на плечах, в сапогах согромными шпорами и в небрежно заломленных набекрень глянцевыхсомбреро. Они разговаривают с индейцами, которые пришли в фортдля торговли или мирных переговоров; их палатки виднеютсяневдалеке. Фигуры индейцев, с накинутыми на плечи красными,зелеными и голубыми одеялами, кажутся необычайно живописными ипочти классически красивыми; даже нелепая разрисовка, которойони изуродовали свою кожу, и слипшиеся от грязи черные длинныеволосы, удлиненные еще прядями конских волос, не могутиспортить их строгой красоты. Вообразите себе эту пеструю толпу в разнообразныхкостюмах, говорящих о национальности, профессии и положении иххозяев; добавьте еще чернокожих сынов Эфиопии -- офицерскихгрумов или слуг соседнего плантатора; представьте себе, как онистоят небольшими группками и беседуют или фланируют по равнинемежду фургонами; представьте себе две шестифунтовые пушки наколесах и рядом повозки с боеприпасами; одну или две белыепалатки, занятые офицерами, предпочитающими из оригинальностиспать под прикрытием парусины; винтовки караульных,составленные в пирамиды. Представьте себе все это, и передвашими глазами развернется картина военного форта, находящегосяна границе Техаса, на самой окраине цивилизации. Неделю спустя после того, как плантатор из Луизианыприехал в свой новый дом, на плац-параде перед фортом Инджстояли три офицера и смотрели в сторону асиендыКаса-дель-Корво. Они все были молоды -- старшему не больше тридцати лет. Погоны с двумя нашивками у первого указывали на егокапитанский чин; второй, с одной поперечной нашивкой, былстаршим лейтенантом; третий, судя по его гладким погонам, был,по-видимому, только младшим лейтенантом. Они были свободны от дежурства и разговаривали о новыхобитателях Каса-дель-Корво -- плантаторе из Луизианы и егосемье. -- Будем праздновать новоселье,-- сказал капитан пехоты,имея в виду приглашение, полученное всеми офицерамигарнизона.-- Сначала обед, а потом танцы. Настоящее событие!Там мы встретим, наверно, всех местных аристократов и красавиц. -- Аристократов? -- смеясь, отозвался лейтенантдрагунского полка.-- Не думаю, что здесь много аристократов, акрасавиц, наверно, и того меньше. -- Вы ошибаетесь, Генкок. На берегах Леоны можно найти итех и других. Сюда перекочевали из Соединенных Штатов люди сбольшим весом в обществе. Мы встретим их на празднике уПойндекстера, в этом я не сомневаюсь. Относительноаристократизма не беспокойтесь: у самого хозяина его столько,что хватит с избытком на всех гостей. Что же касается красавиц,бьюсь об заклад, что его дочка лучше любой девушки по этусторону реки Сабинас! Племяннице интенданта наверняка придетсяуступить ей свое место первой красавицы. -- Вот как!..-- выразительно протянул лейтенантстрелкового полка; по тону его можно было понять, что эти словазадели его за живое.-- Значит, мисс Пойндекстер должна бытьчертовски хороша. -- Она необыкновенно хороша, если только не подурнела стой поры, как я видел ее в последний раз на балу у Лафурша. Тамбыло несколько молодых креолов, которые добивались ее внимания,и дело чуть не дошло до дуэли. -- Кокетка, должно быть? -- заметил стрелок. -- Ни капли, Кроссмен. Напротив, уверяю вас. Она девушкасерьезная и не допускает излишней фамильярности -- унаследовалагордость своего отца. Это фамильная черта Пойндекстеров. -- Девица как раз в моем вкусе,-- шутливо заметил молодойдрагун,-- и если она так хороша собой, как вы говорите, капитанСлоумен, то я, наверно, влюблюсь в нее. Мое сердце, слава Богу,свободно, не то что у Кроссмена. -- Послушайте, Генкок,-- ответил пехотный офицер, человекпрактичный,-- я не люблю держать пари, но готов поставить любуюсумму, что, увидев Луизу Пойндекстер, вы этого больше сказатьне сможете,-- конечно, если будете искренни. -- Не беспокойтесь обо мне, пожалуйста, Слоумен! Я слишкомчасто бывал под огнем прекрасных глаз, чтобы их бояться. -- Но не таких прекрасных. -- Черт побери! Вы заставите человека влюбиться в девушку,прежде чем он взглянул на нее. Если верить вашим словам, онаредкая красавица. -- Да, вы не ошиблись. Она была такой, когда я видел ее впоследний раз. -- Давно ли это было? -- Бал у Лафурша? Дайте вспомнить... Года полтора назад.Вскоре после того, как мы вернулись из Мексики. Она тогдатолько начала выезжать; о ней говорили: "Загорелась новаязвезда, рожденная для света и для славы". -- Полтора года -- это большой срок,-- рассудительнозаметил Кроссмен.-- Большой срок для девушки -- особеннокреолки: ведь их часто выдают замуж в двенадцать лет вместошестнадцати. Ее красота уже могла потерять свою свежесть. -- Ни чуточки. Я мог бы зайти к ним, чтобы проверить, нодумаю, что они сейчас хлопочут по хозяйству и, наверно, им недо гостей, Впрочем, на днях у них побывал майор, и он так многоговорил о необыкновенной красоте мисс Пойндекстер, что чуть непоссорился с супругой. -- Клянусь честью,-- воскликнул драгун,-- вы такзаинтриговали меня, что я, кажется, уже почти влюблен! -- Прежде чем вы окончательно влюбитесь, я долженпредупредить вас,-- сказал пехотный офицер серьезным тоном,--что вокруг розы есть шипы -- другими словами, в семье естьчеловек, который может причинить вам неприятности. -- Брат, наверно? Так обычно говорят о братьях. -- У нее есть брат, но не в нем дело. Это чудесный,благородный юноша, единственный из Пойндекстеров, которого негложет червь гордости. -- Тогда ее аристократический папаша? Не думаю, чтобы онстал отказываться жить под одной крышей с Генкоками. -- Я в этом не уверен... Не забывайте, что Генкоки --янки, а плантатор -- благородный южанин! Но я говорю не простарого Пойндекстера. -- Кто же тогда эта загадочная личность? -- Ее двоюродный брат -- Кассий Колхаун. Очень неприятныйсубъект. -- Я, кажется, слыхал это имя. -- И я тоже,-- сказал стрелок. -- О нем слыхал каждый, кто так или иначе был причастен кмексиканской войне, то есть кто участвовал в походе Скотта.Кассий Колхаун оставил по себе дурную память. Он уроженец штатаМиссисипи и во время войны был капитаном в полку миссисипскихволонтеров. Только его чаще встречали за карточным столом вигорном доме, чем в казармах. Было у него одно -- два дельца,которые составили ему репутацию дуэлянта и задиры. Но эту славуон приобрел еще до мексиканской войны. В Новом Орлеане он слылопасным человеком. -- Ну и что? -- сказал молодой драгун нескольковызывающе.-- Кому какое дело, опасный человек мистер КассийКолхаун или безобидный? Мне это, право, безразлично. Ведь вы жеговорите, что он ей всего лишь двоюродный брат. -- Не совсем так... Мне кажется, что он к нейнеравнодушен. -- И пользуется взаимностью? -- Этого я не знаю. Но, по-видимому, он любимец его отца.И мне даже объяснили -- правда, под большим секретом -- причинуэтой симпатии. Обычная история -- денежная зависимость.Пойндекстер теперь уже не так богат, как раньше, иначе мыникогда не увидели бы его здесь. -- Если его дочь так обаятельна, как вы говорите, то надодумать, что Кассий Колхаун тоже скоро появится здесь. -- "Скоро"! Это все, что вам известно? Он уже здесь. Онприехал вместе со всей семьей и теперь поселился с ними.Некоторые предполагают, что они вместе купили плантацию.Сегодня утром я видел его в баре гостиницы -- он пьянствовал,задирал всех и хвастал, как всегда. -- У него смуглый цвет лица, на вид ему лет тридцать,темные волосы и усы, носит синий суконный сюртук полувоенногопокроя, у пояса револьвер Кольта -- так? -- Вот-вот! И еще кривой нож, если заглянуть за отворотсюртука. Это он самый. -- Субъект довольно неприятного вида,-- заметил стрелок,--и если он такой хвастун и задира, то наружность не обманывает. -- К черту наружность! -- с раздражением воскликнулдрагун.-- Офицерам армии дяди Сэма вряд ли подобает пугатьсянаружности. Да и самого задиры тоже. Если он вздумает задиратьменя, то узнает, что я умею спускать курок быстрее, чем он... В это время рожок протрубил сбор к утреннему смотру --церемонии, которая соблюдалась в маленьком форту так же строго,как если бы там стоял армейский корпус. И три офицераразошлись, каждый к своей роте, чтобы приготовить ее к смотру,который производил майор, командир форта.
Глава Х. КАСА-ДЕЛЬ-КОРВО
Поместье, или асиенда, Каса-дель-Корво протянулось полесистой долине Леоны более чем на три мили и уходило к югу впрерию на шесть миль. Дом плантатора, обычно, хотя и неправильно, тоженазываемый асиендой, стоял на расстоянии пушечного выстрела отфорта Индж, откуда была видна часть его белых стен; остальнуюже часть асиенды заслоняли высокие деревья, окаймляющие берегареки. Местоположение асиенды было необычно и, несомненно,выбрано из соображений обороны, ибо в те времена, когдазакладывался фундамент дома, колонисты опасались набеговиндейцев; впрочем, эта опасность грозила им и теперь. Река делает здесь крутую излучину в форме подковы или дугив три четверти круга; на ее хорде, или, вернее, на примыкающемк ней параллелограмме, и была построена асиенда. Отсюда иназвание "Каса-дель-Корво" -- "Дом на излучине". Фасад дома обращен в сторону прерии, которая расстилаетсяперед ним до самого горизонта; по сравнению с этим великолепнымлугом королевский парк покажется совсем маленьким. Архитектурный стиль Каса-дель-Корво, как и других большихпомещичьих домов Мексики, можно назватьмавританско-мексиканским. Дом -- одноэтажный, с плоской крышей -- асотеей,обнесенной парапетом. Внутри находится вымощенный плитами двор-- "патио" -- с фонтаном и лестницей, ведущей на асотею.Массивные деревянные ворота главного входа; по обе стороны отних -- два или три окна, защищенных железной решеткой. Таковыхарактерные особенности мексиканской асиенды. Каса-дель-Корвомало чем отличалась от этого типа старинных зданий,разбросанных по всей огромной территории Испанской Америки. Такова была усадьба, недавно приобретенная луизианскимплантатором. До сих пор не произошло никаких перемен ни во внешнем видедома, ни внутри него, если не говорить о его обитателях. Лицаполуанглосаксонского, полуфранко-американского типа мелькают вкоридоре и во дворе, где раньше можно было встретить лишьчистокровных испанцев; а вместо богатого, звучного языкаАндалузии здесь теперь раздается резкий, гортанныйполутевтонский язык и только изредка музыкальнаякреоло-французская речь. За стенами дома, в покрытых юкковыми листьями хижинах, гдераньше жили пеоны20, произошли более заметные перемены. Там,где высокий, худой вакеро21 в черной глянцевой шляпе с широкимиполями и в клетчатом серапе на плечах, звеня шпорами, важнорасхаживал по прерии, теперь ходит надменный надсмотрщик всиней куртке или плаще, щелкая своим кнутом на каждом углу;там, где краснокожие потомки ацтеков22, едва прикрытые овчиной,грустно бродили около своих хакале, теперь черные сыны и дочериЭфиопии с утра до вечера болтают, поют и пляшут, как быопровергая суждение, что рабство -- это несчастье. К лучшему лиэта перемена на плантациях Каса-дель-Керво? Было время, когдаангличане ответили бы на этот вопрос "нет" с полным единодушиеми горячностью, не допускающей сомнения в искренности их слов. О человеческая слабость и лицемерие! Наша так долголелеянная симпатия к рабам оказалась лишь притворством. Оказавшись на поводу у олигархии23 -- не у старойаристократии нашей страны, потому что она не могла бы проявитьтакого коварства, а у олигархии буржуазных дельцов, которыепробрались к власти в стране,-- на поводу у этих рьяныхзаговорщиков против народных прав, Англия изменила своемупринципу, так громко ею провозглашенному, подорвала к себедоверие, оказанное ей всеми нациями.24 Совсем о другом думала Луиза Пойндекстер, когда оназадумчиво опустилась в кресло перед зеркалом и велела своейгорничной Флоринде одеть и причесать себя для приема гостей. Это было примерно за час до званого обеда, который давалПойндекстер, чтобы отпраздновать новоселье. Не этим лиследовало объяснить некоторое беспокойство в поведении молодойкреолки? Однако у Флоринды были на этот счет свои догадки, очем свидетельствовал происходивший между ними разговор. Хотя вряд ли это можно было назвать разговором: Луизапросто думала вслух, а ее служанка вторила ей, как эхо. Втечение всей своей жизни молодая креолка привыкла смотреть нарабыню, как на вещь, от которой можно было не скрывать своихмыслей, так же как от стульев, столов, диванов и другой мебелив комнате. Разница заключалась лишь в том, что Флоринда все жебыла живым существом и могла отвечать на вопросы. Минут десять после того, как Флоринда появилась в комнате,она без умолку болтала о всяких пустяках, а участие в разговоресамой Луизы ограничивалось лишь отдельными замечаниями. -- О мисс Луи,-- говорила негритянка, любовно расчесываяблестящие пряди волос молодой госпожи,-- ну и чудесные у васволосы! Словно испанский мох, что свешивается с кипариса.Только они у вас другого цвета и блестят, точно сахарнаяпатока. Луиза Пойндекстер, как уже упоминалось, была креолка, апотому вряд ли нужно говорить, что ее волосы были темного цветаи пышные, "словно испанский мох", как наивно выразиласьнегритянка. Но они не были черными; это был тот густойкаштановый цвет, который встречается иногда в окраске черепахиили пойманного зимой соболя. -- Ах,-- продолжала Флоринда, взяв тяжелую прядь волос,которая отливала каштановым цветом на ее черной ладони,-- еслибы у меня были ваши красивые волосы, а не эта овечья шерсть,они все были бы у моих ног, все до одного! -- О чем ты говоришь? -- спросила молодая креолка, точноочнувшись от грез.-- Что ты сказала? У твоих ног? Кто? -- Ну вот, разве мисс не понимает, что я говорю? -- Право, нет. -- Я заставила бы их влюбиться в меня. Вот что! -- Но кого же? -- Всех белых джентльменов! Молодых плантаторов! Офицеровфорта -- всех, всех подряд! С вашими волосами, мисс Луи, я быих всех заполонила! -- Ха-ха-ха! -- рассмеялась Луиза, взглянув на Флоринду ипредставив ее со своей шевелюрой.-- Ты думаешь, что ни одинмужчина не устоял бы перед тобой, если бы у тебя были моиволосы? -- Нет, мисс, не только ваши волосы, но и ваше личико,ваша кожа, белая, как алебастр, ваша стройная фигура и вашиглаза... О мисс Луи, вы такая замечательная красотка! Яслыхала, как это говорили белые джентльмены. Но мне и не надослышать, что они говорят,-- я сама вижу. -- Ты научилась льстить, Флоринда. -- Нет, мисса, что вы! Ни одного словечка лести, ни одногослова! Клянусь вам! Клянусь апостолами! Тому, кто лишь раз взглянул на Луизу, не нужны были клятвынегритянки, чтобы поверить в искренность ее слов, какими бывосторженными они ни были. Сказать, что Луиза Пойндекстерпрекрасна, -- значило только подтвердить общее мнениеокружающего ее общества. Красота Луизы Пойндекстер поражалавсех с первого взгляда, но трудно было подобрать слова, чтобыдать о ней представление. Перо не может описать прелести еелица. Даже кисть дала бы лишь слабое представление о ее облике,и ни один художник не мог бы изобразить на безжизненном полотневолшебный свет, который излучали ее глаза -- казалось, освещаявсе лицо. Черты его были классическими и напоминали излюбленныйФидием и Праксителем тип женской красоты. И в то же время вовсем греческом пантеоне нет никого похожего на нее, потому чтоу Луизы Пойндекстер было не лицо богини, а гораздо болеепривлекательное для простых смертных -- лицо женщины. На восторженные уверения Флоринды девушка ответила веселымсмехом, в котором, однако, не слышалось сомнения. Молодойкреолке не нужно было напоминать о ее красоте. Луиза знала, чтоона прекрасна, и не раз бросала пристальный взгляд в зеркало,перед которым ее причесывала и одевала служанка. Лестьнегритянки мало тронула ее, не больше, чем ласка баловняспаниеля, и дочь плантатора снова задумалась; из этогосостояния ее вывела болтовня служанки. Флоринду это не смутило, она не замолчала. Горничную,очевидно, мучила какая-то тайна, которую ей хотелось разгадатьво что бы то ни стало. -- Ах,-- продолжала она, как будто разговаривая сама ссобой,-- если бы Флоринда была хоть наполовину так хороша, какмолодая мисса, она бы ни на кого не смотрела и ни по ком бы невздыхала! -- Вздыхала? -- повторила Луиза, удивленная еесловами.--Что ты хочешь этим сказать? -- Боже мой, мисс Луи, Флоринда не такая уж слепая и нетакая глухая, как вы думаете! Она давно замечает, что вы всесидите на одном месте и не пророните ни словечка, тольковздыхаете, да так глубоко! Этого не бывало, когда мы жили настарой плантации в Луизиане. -- Флоринда, я боюсь, что ты теряешь рассудок, или ты егоуже в Луизиане потеряла! Может быть, здешний климат плоходействует на тебя? -- Честное слово, мисс Луи, вы должны об этом спроситьсебя. Не сердитесь на меня, что я с вами так попростуразговариваю. Флоринда -- ваша рабыня и любит вас, как чернаясестра. Она горюет, когда вы вздыхаете. Потому она так иговорит с вами. Вы не сердитесь на меня? -- Конечно, нет. За что мне на тебя сердиться, девочка? Яне сержусь, я же не говорила, что сержусь. Только тыошибаешься. То, что ты видела и слышала,-- всего лишь твояфантазия. Ну, а вздыхать мне некогда. Сейчас мне хватит идругих дел -- ведь нужно будет принять чуть ли не сотню гостей,и почти все они незнакомые. Среди них будут молодые плантаторыи офицеры, которых ты поймала бы, если бы у тебя были моиволосы. Ха-ха! А у меня нет никакого желания очаровывать их, ниодного из них! Так что поскорее причесывай мои волосы, тольконе плети из них сетей. -- О мисс Луи, вы правду говорите? -- спросила негритянкас нескрываемым любопытством.-- И вы говорите, что ни один изэтих джентльменов вам не нравится? Но ведь будут два-триочень-очень красивых! Этот молодой плантатор и те два красивыхофицера. Вы ведь знаете, про кого я говорю. Все они такухаживали за вами. Вы уверены, мисса, что ни об одном из них выне вздыхаете? -- Опять о вздохах! -- рассмеялась Луиза.-- Довольно,Флоринда, мы теряем время. Не забывай, что у нас сегодня будетбольше ста гостей и мне нужно хотя бы полчаса, чтобыподготовиться к такому большому приему. -- Не беспокойтесь, мисс Луи, не беспокойтесь! Мы поспеемвовремя. Вас одеть нетрудно -- мисса хороша в любом наряде. Вывсе равно будете первой красавицей, даже если наденете простоеплатье сборщицы хлопка! -- Как ты научилась льстить, Флоринда! Я подозреваю, чтотебе что-то от меня надо. Может быть, ты хочешь, чтобы япомирила тебя с Плутоном? -- Нет, мисса, Плутон никогда больше не будет моим другом.Плутон оказался таким трусом, когда на нас налетела буря вчерной прерии! О, мисс Луи, что бы мы только делали, если бы неподоспел тот молодой джентльмен на гнедой лошади! -- Если бы не он, милая Флоринда, наверно, никого из насздесь не было бы. -- О мисса, а какой же он красавец! Вы помните его лицо?Его густые волосы совсем такого же цвета, как ваши, тольковьются они немного вроде моих. И что тот молодой плантатор илиофицер из форта по сравнению с ним! Пусть наши негры говорят,что он просто белый бродяга,-- так что из этого? Он такойкрасавец, он заставит любую девушку вздыхать. Очень, оченьпригожий малый! До последней минуты молодая креолка сохраняла спокойствие.Теперь оно было нарушено. Случайно или намеренно, но Флориндакоснулась самых сокровенных дум своей молодой госпожи. Луи не хотелось открывать свою тайну даже рабыне, и онаобрадовалась, когда со двора донеслись громкие голоса,-- этобыл благовидный повод поскорее закончить туалет, а вместе с ними разговор, который ей не хотелось продолжать.
Воспользуйтесь поиском по сайту:
