Глава XVII. Ловушка для мустангов
Теперь, когда им больше ничто не грозило, молодая креолкас интересом огляделась вокруг. Она увидела небольшое озеро, или, говоря по-техасски,пруд; берега его были покрыты бесчисленными следами лошадиныхкопыт -- по-видимому, это было любимое место водопоя мустангов.Высокая изгородь из жердей окружала водоем и двумярасходящимися крыльями тянулась далеко в прерию, образуя как быворонку, в самой горловине которой были ворота; когда ихзагораживали жердями, они замыкали изгородь, и лошади не моглини войти, ни выйти. -- Что это? -- спросила девушка, указывая на изгородь. -- Это ловушка для мустангов,-- сказал Морис. -- Ловушка для мустангов? -- Кораль для ловли диких лошадей. Они бродят междукрыльями изгороди, которые, как вы видите, далеко уходят впрерию. Их привлекает вода или же мустангеры просто загоняют ихсюда. Тогда вход в кораль загораживается, и здесь их уженетрудно поймать при помощи лассо. -- Бедные животные! Этот кораль принадлежит вам? Ведь вымустангер? Вы нам так сказали? -- Да, я мустангер, но не охочусь этим способом. Я люблюодиночество и редко работаю вместе с другими мустангерами,поэтому я не могу пользоваться коралем, для которого нужно покрайней мере двадцать загонщиков. Мое оружие, если только можноего так назвать,-- вот это лассо. -- Вы так искусно им владеете! Я слыхала об этом, да исама видела. -- Вы очень добры. Однако я не заслуживаю этой похвалы. Впрериях есть такие мексиканцы, которые словно родились с лассов руках. И то, что вы называете искусством, показалось бы импросто неповоротливостью. -- Мне кажется, мистер Джеральд, что вы из скромностипереоцениваете своих соперников. Я слышала совсем другое. -- От кого? -- От вашего друга мистера Зебулона Стумпа. -- Xa-xal Старый Зеб -- плохой авторитет, когда делокасается лассо. -- Я бы хотела тоже научиться бросать лассо,-- сказаламолодая креолка,-- но говорят, что это занятие для девушкинеприлично. Не понимаю, что в нем плохого, а это так интересно! -- Неприлично! Это такой же невинный спорт, как катанье наконьках или стрельба из лука. Я знаком с одной девушкой,которая прекрасно владеет этим искусством. -- Она американка? -- Нет, мексиканка и живет на Рио-Гранде. Иногда онаприезжает к нам на Леону: здесь живут ее родственники. -- Она молодая? -- Да, примерно ваша ровесница, мисс Пойндекстер. -- Высокая? -- Немного ниже вас. -- Но, конечно, гораздо красивее? Я слыхала, чтомексиканки своей красотой намного превосходят нас, скромныхамериканок. -- Мне думается, что креолки не входят в эту категорию,--с изысканной вежливостью ответил ирландец. -- Интересно, смогла бы я научиться бросать лассо? --продолжала молодая креолка, как будто не заметив комплимента.--Не поздно ли мне за это браться? Я слыхала, что мексикаицыначинают с детства, поэтому они и достигают такой удивительнойловкости. -- Конечно, не поздно,-- поспешил ответить Морис.--Пройдет год-два, и вы научитесь хорошо бросать лассо. Я,например, всего лишь три года занимаюсь этим делом, и... Он замолчал, так как ему не хотелось показаться хвастуном. -- А теперь вы владеете лассо лучше всех в Техасе? --закончила собеседница, угадав не высказанную им мысль. -- Нет-нет! -- смеясь, запротестовал он.-- Это старик Зебтак считает, а он судит о моем искусстве, вероятно принимаясвое за образец. "Что это -- скромность? -- недоумевала креолка.-- Или этотчеловек смеется надо мной? Если бы это было так, я сошла бы сума". -- Вам, наверно, хочется вернуться к вашим друзьям? --сказал Морис, заметив ее рассеянность.-- Ваш отец, вероятно,уже беспокоится, что вас так долго нет. Ваш брат, ваш кузен... -- Да, вы правы,-- поспешила она ответить тоном, в которомпрозвучала нотка не то обиды, не то досады.-- Я не подумала обэтом. Спасибо, сэр, что вы напомнили мне о моих обязанностях.Пора возвращаться. Они опять вскочили на лошадей. Неохотно подобрала Луизаповодья, как-то медлительно вдела ноги в стремена; казалось, ейхотелось побыть еще немного в ловушке для мустангов. Когда они снова выехали в прерию, Морис направился сосвоей спутницей к месту пикника самой короткой дорогой. Их обратный путь лежал через живописное место, известное вТехасе как "сорняковая прерия". Так назвали еепионеры-поселенцы, словарь которых не отличался особойизысканностью. Уроженка Луизианы увидела вокруг себя огромный сад, гдецвело множество ярких цветов,-- сад, граничащий с голубымсводом неба, насаженный и выращенный самой природой. Эта живописная местность оказывала облагораживающеевлияние на многих даже самых прозаических людей. Я видел, какнеграмотный зверолов, обычно не замечавший никакой красоты,останавливался посреди сорняковой прерии и, окруженный цветами,которые касались его груди, долго любовался на чудесныевенчики, колышущиеся на бесконечном пространстве; и сердце егостановилось более отзывчивым... -- Как здесь хорошо! -- воскликнула в восторге креолка,невольным движением останавливая лошадь. -- Вам нравится здесь, мисс Пойндекстер? -- Нравится? Это не то слово, сэр. Я вижу перед собой все,что только есть самого чудесного и прекрасного в природе:зеленую траву, деревья, цветы,-- все, что мы выращиваем с такимтрудом и все-таки никогда не достигаем равного. Здесь ничего недобавишь -- этот сад безупречен! -- Здесь не хватает домов. -- Но они испортили бы пейзаж. Мне нравится, когда невидно домов и черепичных крыш, и трубы не торчат средиживописных силуэтов деревьев. Под их сенью мне хотелось быжить, под их сенью мне хотелось бы... Слово "любить", витавшее в ее мыслях, готово былосорваться с ее губ. Но она вовремя удержалась и заменила его словом совсемдругого значения -- "умереть". Со стороны молодого ирландца было жестоко не признатьсядевушке в том, что и он чувствовал то же. Этим и объяснялосьего пребывание в прерии. Если бы не подобное же увлечение,доходившее почти до страсти, вероятно, он никогда не стал бы"Морисом-мустангером". Романтическое чувство не может уживаться с притворством.Оно скоро исчезает, если не находит себе опору в самой жизни.Мустангеру было бы неприятно признаться даже самому себе, чтоон охотится за дикими лошадьми только для времяпрепровождения-- для того, чтобы иметь предлог не покидать прерию. Сначала,быть может, он и согласился бы на такое признание, но запоследнее время он проникся гордостью профессиональногоохотника. Его ответ прозвучал прозаично и холодно: -- Боюсь, мисс, что вам скоро надоела бы такая суроваяжизнь -- без крова, без общества, без... -- А вам, сэр? Почему она не надоедает вам? Ваш другмистер Стумп говорил мне, что вы ведете такой образ жизни уженесколько лет. Это правда? -- Совершенно верно -- другая жизнь меня не привлекает. -- О, как бы я хотела сказать то же самое! Как я вамзавидую! Я уверена, что была бы бесконечно счастлива среди этойчудной природы. -- Одна? Без друзей? Даже без крова над головой? -- Я этого не говорила... Но вы не сказали мне, как выживете. Есть ли у вас дом? -- Он не заслуживает такого громкого названия,-- смеясь,ответил мустангер.-- Лачуга, пожалуй, более подходящее словодля того, чтобы составить представление о моем хакале -- одномиз самых скромных жилищ в нашем крае. -- Где же оно находится? Недалеко от тех мест, где мысегодня были? -- Не очень далеко отсюда -- не больше мили. Видитевершины деревьев на западе? Они укрывают мою хижину от солнца изащищают ее от бурь. -- Да? Как бы мне хотелось взглянуть на нее! Простаяхижина, вы говорите? -- Именно. -- Стоящая в уединении? -- Нет ни одного жилища ближе десяти миль от нее. -- Среди деревьев? Живописная? -- Это уж как кому покажется. -- Мне хотелось бы посмотреть на нее, чтобы иметь своемнение. Только одна миля отсюда, вы говорите? -- Миля туда, миля обратно -- всего две. -- Пустяки, это займет не больше двадцати минут. -- Я боюсь, что мы злоупотребим терпением ваших близких. -- А может быть, вашим гостеприимством? Простите, мистерДжеральд,-- продолжала девушка, и легкая тень омрачила еелицо,-- я не подумала об этом. Вероятно, вы живете не один? Ввашей хижине есть еще кто-нибудь? -- О да! Я поселился здесь не один. Со мной... Прежде чем мустангер закончил свою речь, в воображенииЛуизы встал образ девушки ее лет, только полнее, с бронзовымоттенком кожи, с миндалевидным разрезом глаз. Зубы у нее,должно быть, белее жемчуга, на щеках алый румянец, волосы, какхвост Кастро, бусы на шее, браслеты на ногах и руках,замысловато вышитая короткая юбочка, мокасины с бахромой намаленьких ножках. Таким представила себе Луиза второгообитателя хижины мустангера. -- Может быть, появление гостей, особенно незнакомых,будет не совсем удобно? -- Напротив, он всегда очень рад гостям, будь тонезнакомые или же друзья. Мой молочный брат очень общительныйчеловек, но ему, бедняге, теперь мало с кем приходитсявстречаться. -- Ваш молочный брат? -- Да. Его зовут Фелим О'Нил. Как и я, он уроженецИзумрудного Острова30, графства Голуэй. Только в его речиирландский акцент еще слышнее, чем в моей. -- О, как бы мне хотелось его послушать! Ведь диалектграфства Голуэй очень своеобразен. Не правда ли? -- Мне трудно об этом судить, я ведь сам оттуда. Но есливы согласитесь на полчасика воспользоваться гостеприимствомФелима, то сможете составить собственное мнение. -- С огромным удовольствием! Это так ново! Пусть отец иостальные подождут. Там много дам и без меня, или пусть онизаймутся поисками наших следов. Это будет не менее интересно,чем обещанная охота на мустангов. А я с радостью воспользуюсьвашим приглашением. -- Боюсь только, что я ничего не смогу вам предложить.Фелим несколько дней оставался один. Сам же он не охотник, и,наверно, наша кладовая пуста. Хорошо, что вы успели закуситьперед этой ужасной скачкой. Конечно, не кладовая Фелима заставила Луизу Пойндекстерсвернуть с пути. Не слишком сильно интересовало ее ипроизношение ирландца. И не желание увидеть хижину мустангераруководило ею. Ее толкало чувство, которому она была не в силахпротивиться, словно она верила, что это ее судьба. Луиза посетила одинокую хижину на Аламо, побывала под еекровлей. Она с интересом разглядывала ее необычную обстановку ибыла приятно поражена, обнаружив в хижине книги, бумагу,письменные принадлежности и другие мелочи, которыесвидетельствовали об образованности хозяина хакале. С видимымудовольствием слушала она забавную речь Фелима; не отказалась иот всяких угощений, за исключением того, что ее больше всегоуговаривали попробовать: капельки освежающего напитка из "этойвот бутыли". И наконец, веселая и оживленная, она уехала. Но ее оживление было мимолетным. Приподнятое настроение,вызванное новизной впечатлений, исчезло. Снова проезжая попрерии, усыпанной цветами, она глубоко задумалась. И вдруг унее мелькнула мысль, которая обдала ее сердце мучительнымхолодом. Мучилась ли она оттого, что заставила так долготревожиться своего отца, брата и друзей? Или, быть может, онастала беспокоиться, боясь, что ее поведение сочтутлегкомысленным? Нет, не это мучило Луизу. Облако, омрачившее ее лицо, быловызвано другой и гораздо более удручающей мыслью. Весь день подороге от форта к месту пикника, при встрече на поляне, вовремя отчаянного бегства от диких жеребцов, когда он был еезащитником, в минуты отдыха у озера, на обратном пути в прерии,под его скромной кровлей -- все это время Морис Джеральд был снею только вежлив и корректен.
Воспользуйтесь поиском по сайту:
