Главная | Обратная связь | Поможем написать вашу работу!
МегаЛекции

Теория культуры О. Шпенглера




Одним из тех, кто развил идеи, содержащиеся в трудах основопо­ложников «философии жизни», был Освальд Шпенглер (1880—1936), которого многие исследователи называют наиболее крупной фигурой среди культурологов нашего времени. Однако прежде чем перейти к раскрытию сущности шпенглеровской концепции культуры, выскажем несколько предварительных замечаний относительно того, насколько актуальны для нас его идеи.

Теоретическое наследие Шпенглера весьма разнопланово. Оно распадается на слои, разнящиеся по глубине мысли, ценности и зна­чимости высказанных им идей. Иногда трудно поверить, что один и тот же человек являтся автором «Заката Европы» и «Прусской идеи и социализма», где, по сути, отрицаются те выводы, к которым Шпенг­лер приходит в своей основной работе, и где его политическая анга­жированность проявляется особенно ярко. Сегодня, спустя восемь де­сятилетий после выхода в свет «Заката Европы» и спустя полвека по­сле смерти Шпенглера, интерес для исследователей представляют в основном его идеи, относящиеся к культурологической проблематике, ибо история вынесла приговор его этнографическим теориям и опро­вергла его политические идеалы. Что же касается культурологического ядра, то значимость идей Шпенглера не только не уменьшилась, но и возросла. Об этом можно судить по двум фактам: широкомасштабному празднованию 70-летия со дня публикации «Заката Европы», прохо­дившему под эгидой ЮНЕСКО в 1988 г., а также по тому, что запад­ная культурология (особенно 60-х годов) во многом подпитывалась тем интеллектуальным импульсом, который был задан Шпенглером в начале XX в. Например, такие известные мыслители, как А. Тойнби, X. Ортега-и-Гассет, Л. Мэмфорд, Э. Юнгер, Р. Арон, немало позаимст­вовали у Шпенглера, строя свои собственные теоретические конструк­ции. Отголоски идей Шпенглера, реминисценции из его трудов можно


8. Исследование проблемы культуры в западной общественной мысли XX в.

найти в работах П. Сорокина, Й. Хейзжги, Т. Куна, Ф. Броделя, Т. Адорно, Г. Маркузе и многих других, которые и не скрывают пиетета перед автором «Заката Европы» и склонны рассматривать его в качест­ве своего духовного отца.

Есть еще одно обстоятельство, придающее значимость теоретиче­скому наследию одного из патриархов культурологической мысли. На него указывает С.С. Аверинцев, который пишет о «негативной ценно­сти идей немецкого философа». Дело в том, что Шпенглер довел ряд провозглашенных им тезисов в полном смысле слова до финальной точки. Наблюдать же то, как логика приводит того или иного исследо­вателя к абсурду, тем самым отрицая его основополагающие постула­ты, всегда полезно для науки, которая должна постоянно подвергать критике свои основания.

Наконец, нельзя не сказать о том, что современная культурология обязана Шпенглеру своеобразным методом анализа культурологиче­ского материала, или, как говорит сам Шпенглер, «физиогномическим подходом». Цепкость глаза, способность к цельному схватыванию яв­лений культуры, продемонстрированные Шпенглером в его работах, служили, да и сегодня служат образцами для исследователей культуры, стремящихся к освоению ее феноменологического богатства. В совре­менной научной литературе найдется не так уж много работ, в кото­рых на основе анализа огромного исторического и этнографического материала раскрывается взаимосвязь между различными сферами культурного бытия человека, выясняется взаимозависимость между артефактами культуры, принадлежащими различным культурно-историческим эпохам.

Таковы некоторые причины, обусловливающие значение теорети­ческого наследия Освальда Шпенглера для современной культуроло­гической науки.

Освальд Шпенглер родился в небольшом немецком городке в се­мье почтового чиновника. Он был старшим и единственным мальчи­ком из четырех детей, что наложило определеный отпечаток на его характер и мировосприятие. Сыграла свою роль в формировании духов-, ного облика будущего ученого и атмосфера в семье, которая оставляла желать лучшего. Бергнард Шпенглер, отец будущего «исповедника уми­рающей Европы», как впоследствии писал о себе Шпенглер, никогда не читал книг и страсть к чтению старшего сына считал блажью. Круг интересов матери ограничивался модными журналами. Для художест­венного и интеллектуального развития сына она считала вполне доста­точными домашние уроки рисования и музыки. Отсюда не только беспорядочность чтения, но и широкая эрудиция, которую Шпенглер


288 Теория культуры

неоднократно будет демонстрировать в своих сочинениях, потрясая интеллектуалов из академической среды. Дом Шпенглеров не был со­грет любовью и заботой членов семьи друг о друге. От невыносимой домашней обстановки отец по вечерам убегал на почту, мать же изли­вала свою тоску и неудовлетворенность жизнью в музицировании и живописи, не считая нужным заботиться о детях, особенно о старшем сыне, который впоследствии нашел для нее жестокие слова: «Человек, настолько не способный к любви, как наша мать, не имеет права на семейную жизнь». Шпенглеры жили далеко не в достатке. Будучи школьником, Освальд стеснялся приглашать к себе друзей, боясь на­смешек и колких замечаний по поводу жалкой мебели, которой были обставлены комнаты, и убогой сервировки стола. Лишенный любви и ласки, мучимый постоянным страхом (в своей автобиографии, которая создавалась почти одновременно с «Закатом Европы», он напишет:

Когда я рассматриваю свою жизнь, мне бросается в глаза одно-единственное чувство, господствующее буквально над всем. Страх, страх перед будущим, страх перед родными, страх перед людьми, страх перед сном, перед всякого рода действиями, перед грозой, пе­ред войной, страх, страх. Мне никогда недоставало смелости обна­ружить его в чужом присутствии. Они бы просто меня не поняли. Я думаю, никому не доводилось жить в столь чудовищной внутренней уединенности»28,

головными болями, доводившими его до исступления, имеющий по­рок сердца и склонность к лунатизму, Освальд Шпенглер находил вы­ход своей энергии в фантазиях, поражавших его близких. В детском возрасте он создает вымышленную страну, которую описывает в днев­никах с мельчайшими подробностями. Его сестра вспоминала, что он показывал ей тетрать в 60 убористо исписанных страниц, где излага­лись история, политическое устройство, судебная система, а также подробно рассказывалось о нравах, обычаях, ландшафте вымышлен­ной империи. Тогда же у него формируется представление о мессиан­ской роли, которая выпала на его долю.

Уже ребенком, — напишет Шпенглер позднее, — я всегда нес в себе идею, что мне суждено стать в своем роде Мессией. Я чувство­вал, что мне предназначено обосновать новую религию Солнца, но­вую всемирную Империю, какую-то волшебную страну, новую Гер­манию, новое мировоззрение — вот что составляло на 9/10 содержание моих грез29.

Эту веру в свое предназначение Шпенглер пронес через всю жизнь.


 

 

8. Исследование проблемы культуры в западной общественной мысли XX в.

Первые годы Шпенглер получал образование дома, но в семилет­нем возрасте его отдают в гимназию. Сначала он обучается в обычном среднем учебном заведении, но после переезда семьи поступает в зна­менитую гимназию «Латина» в Галле, которая славилась тем, что дава­ла фундаментальную подготовку в области древних языков. Из гимна­зии Шпенглер вынес прекрасное знание древнегреческого, латыни, французского и английского. Уже в зрелом возрасте он самостоятельно изучил еще и русский, к чему его побудило, как вспоминает Шпенглер в автобиографии, желание читать в подлиннике Ф.М. Достоевского, перед гением которого он преклонялся. Здесь же, в Галле он поступает в университет, где изучает математику и естественные науки. После смерти отца он. продолжает занятия в Мюнхенском и Берлинском университетах, где весьма прилежно штудирует уже философию. В 1904 г. Шпенглер защищает докторскую диссертацию на тему «Основная метафизическая идея гераклитовской философии». В этом же году он сдает квалификационные экзамены и получает право пре­подавания естественных наук, математики, истории и немецкого язы­ка в гимназии. Затем на протяжении ряда лет работает старшим пре­подавателем в частной школе одного из самых неинтеллектуальных городов Германии — Гамбурге. После смерти матери и получения не­большого наследства он оставляет тяготившую его службу и всецело отдается творческой деятельности. Шпенглер переселяется в Мюнхен и там, работая без отдыха, ни с кем не общаясь, он создает книгу, ко­торая принесла ему всемирную славу. Вчерне она была готова уже в 1914 г., но из-за материальных сложностей первый том «Заката Евро­пы» появился только в октябре 1918 г. Первый тираж, за который Шпенглеру по условиям договора не полагалось ни пфенинга, разо­шелся в течение недели. Второй и последующие были распроданы столь же быстро. Менее чем за полгода Шпенглер становится евро­пейской знаменитостью. Его начинают узнавать на улицах, настырные газетчики атакуют его просьбами об интервью. Вскоре к Шпенглеру приходит мировая известность.

С чем же была связана шумная популярность книги «Закат Евро­пы»? Почему она стала бестселлером, которым зачитывалось (и зачи­тывается) не одно поколение европейских интеллектуалов? Отчего ее воздействие на читающую аудиторию можно сравнить, пожалуй, толь­ко с тем эффектом, который в свое время был произведен байронов-ским «Дон-Жуаном» и, возможно, гетевским романом «Страдания мо­лодого Вертера»?

Тот буквально оглушительный успех, который выпал на долю скромного учителя гимназии, до той поры совершенно не известного


10 Теория культуры


290 Теория культуры

ни широкой публике, ни узкому кругу профессионалов, объясняется прежде всего тем, что идеи, провозглашенные Шпенглером, упали на благодатную почву. Первый том «Заката Европы» был опубликован за несколько месяцев до подписания Версальского договора, который закрепил юридически поражение Германии и победу Антанты в Пер­вой мировой войне. Те, кто возвращался с фронтов, из плена, были в полном смысле открыты «апокалипсическим пророчествам» Шпенгле­ра, ибо в немецком обществе с традиционно высоким уровнем нацио­нального самосознания, к тому же находившемуся весьма продолжи­тельное время в шовинистическом угаре, поражение в войне воспри­нималось как гибель культуры, как торжество пошлости над высокой духовностью, посредственности над гениальностью. Но не только своими откровениями о ближайшем будущем западного мира привлек Шпенглер мыслящую часть европейской интеллигенции, студенчества, мелких и средних буржуа, но и тем, что его книга не принадлежала к обычному типу академической литературы со всеми ее атрибутами — сложностью изложения, научным аппаратом, утомительной полемикой с оппонентами, пространными рассуждениями о содержании тех или иных понятий. Это был, как метко подметил Томас Манн, «интеллектуальный роман», в котором «осуществилось то слияние критической и поэтической сфер, которое начали еще наши романти­ки и мощно стимулировала философская лирика Ницше»30. В литера­туре подобного толка, поясняет Т. Манн, стираются границы между наукой и искусством, а живая, пульсирующая кровь вливается в отвле­ченную мысль, одухотворяет пластический образ. На страстный при­зыв автора, выраженный в доступной, яркой, образной форме, чита­тель не мог не откликнуться столь же страстно. Впрочем, то, что вы­глядело достоинством в глазах читающей публики, воспринималось с большим осуждением в профессиональной среде. Вот как характеризу­ет главный труд Шпенглера С. С. Авержцев, один из известнейших со­временных русских культурологов:

В самом деле признать за Шпенглером художественное величие едва ли возможно: для этого у него слишком много тяготения к кра­сивости, дешевым эффектам и ложной импозантности. Но он, бес­спорно, художник, достигший в обращении со словом подлинной виртуозности. Стихия Языка играет в «Закате Европы» не меньшую роль, чем та, которую ей свойственно играть в лирике; она выявляет дотоле неизвестные возможности выражения. Порой хочется сказать, что уже не Шпенглер мыслит, но немецкий язык мыслит за него31.

Сходное мнение высказывает Ф. Степун, один из авторов попу­лярного сборника «Освальд Шпенглер и закат Европы», изданного в


 

 

8. Исследование проблемы культуры в западной общественной мысли XX в.

России в 1922 г. Близок к нему В. Лазарев, автор книги «Освальд Шпенглер и его взгляды на искусство». На этих же позициях в оценке трудов немецкого культуролога стоит и упоминавшийся выше Томас Манн, который был настроен, пожалуй, наиболее критично по отно­шению к Шпенглеру среди всех европейских интеллектуалов как про­шлого, так и настоящего.

В 1922 г. Шпенглер публикует второй том «Заката Европы», кото­рый был встречен читающей публикой с не меньшим интересом, чем первый. Тогда же начинается общественно-политическая деятельность Шпенглера. Он знакомится с крупными промышленниками и госу­дарственными деятелями: Людендорфом, Георгом Шрассером, Л. Фробениусом и" другими, становится членом президиума Архива Ницше, выступает с многочисленными докладами и лекциями. Одна­ко его отношения с научным миром Германии, особенно с представи­телями философской мысли, складываются далеко не просто. Его при­знают как модного писателя, но отказываются видеть в нем создателя новой научной школы, серьезного ученого. С 1925 г. Шпенглер отхо­дит от политической деятельности и сосредоточивается на написании большого философского труда под названием «Первовопросы». Одна­ко эта работа остается незавершенной. Обеспокоенный нестабильно­стью политической ситуации, сложившейся в Германии к началу 30-х годов, Шпенглер вновь возвращается в политику. В этот же период он работает над книгой «Годы решений», которая выходит в свет в мо­мент прихода к власти фашистов. Появление последней работы Шпенглера стало началом подлинной травли философа со стороны национал-социалистов. Его имя запрещают упоминать в печати. Труды Шпенглера, и прежде всего «Закат Европы», вносятся в индекс запре­щенных книг. В начале мая 1936 г. Шпенглер умирает от разрыва сердца.

Такова небогатая событиями жизнь одного из крупнейших пред­ставителей культурологической мысли XX века, оказавшего огромное воздействие на подавляющее большинство тех, кто шел по его следам. Как отмечают многие исследователи творчества Шпенглера, именно в его биографии, в перипетиях жизненного пути следует искать исток и тайну его морфологии культуры. Все в жизни Шпенглера было подчи­нено цели создания книги-откровения, да и сама книга, по сло­вам К.А. Свасьяна, «не могла быть написана иначе как только из опы­та такой жизни»32.

Сегодня, в конце 90-х годов, Шпенглера на Западе не читают, он перестал быть модным писателем, к которому обращаются, дабы при­коснуться к истине и понять суть происходящего. Вероятно, это свя-


ю*


292 Теория культуры

зано с тем, что действительность заката явно превзошла шпенглеров-ский гештальт. Все оказалось значительно трагичнее, чем мог предпо­лагать Шпенглер в начале века. Те же, кто читают, не находят воз­можным вступать с автором «Заката Европы» в полемику, давая уни­чижительно-оскорбительные характеристики как самому немецкому культурологу, так и его детищу. Типичным является высказывание Г. Люббе, который в одной из последних работ пишет:

Ни из экономической, ни из социологической перспективы не вы­текает никакой объективной необходимости в том, чтобы... вступать со Шпенглером в методологическую дискуссию... Эпистемологически дисциплинированная теория истории не может в настоящее время следовать за Шпенглером, так как и подобной теории, придающей историографии прогностический характер без ущерба для собствен­ных притязаний, нельзя найти и у самого Шпенглера33.

Западная культурологическая наука, по сути, отреклась от одного из наиболее талантливых своих представителей, не простив открове­ний вдохновенного пророка, осмелившегося сказать нелицеприятную правду о «фаустовской цивилизации» и предсказавшего ее судьбу.

По-иному относились и относятся к Шпенглеру в России, его чи­тали и читают. Более того, считают одним из наиболее значительных культурологов XX в., сумевшим, образно говоря, заглянуть за горизонт и создать оригинальную культурологическую теорию, объясняющую с достаточной полнотой трансформации, совершающиеся с европейской культурой на пороге третьего тысячелетия. Книга Шпенглера переиз­давалась у нас и в 20-е, и в 30-е, и 60-е годы. Последнее переиздание (причем первого и второго томов) было осуществлено совсем недавно — в середине 90-х годов. На Шпенглера ссылаются, с ним спорят, из его работ заимствуют аргументы участники различных дискуссий, идущих на страницах научных журналов. Практически нет ни одной серьезной монографии по культурологической проблематике, где не упоминалось бы имя Шпенглера и где не рассматривалась бы его морфология куль­туры. Всесторонне проанализирована шпенглеровская теория кризиса культуры, глубоко рассмотрена его типология культуры. Есть ряд серь­езных работ, посвященных физиогномическому методу и оценке его эвристических возможностей. И хотя Шпенглер явно не понимал Рос­сию и не выделял русскую культуру в качестве одного из ведущих ти­пов культуры, к нему в нашей стране относятся как к последнему сви­детелю той Европы, священные камни которой готовы были целовать герои романов Ф.М. Достоевского. Его по-прежнему воспринимают как одного из титанов европейской мысли, оказавшего существенное


 

 

8. Исследование проблемы культуры в западной общественной мысли XX в.

влияние на формирование духовного климата, сложившегося в высо­коразвитых странах Запада во второй половине уходящего века.

Завершив знакомство с биографией Шпенглера и прояснение кон­текста, в котором создавался «Закат Европы», можно приступить к рассмотрению его культурологической теории, и первым шагом на этом пути должно быть определение ее методологических оснований.

Если говорить об идейных истоках теории культуры Шпенглера, то их следует искать в трудах Гете и Ницше. Именно на них указывает автор «Заката Европы» как на своих духовных предтеч. В предисловии ко второму изданию первого тома своей знаменитой книги Шпенглер пишет:

Мне не терпится еще раз назвать имена, которым я обязан поч­ти всем: Гёте и Ницше. У Гёте я заимствую метод, у Ницше — поста­новку вопросов. Если бы мне пришлось выразить в одной формуле мое отношение к последнему, я был бы вправе сказать: я сделал из его прозрения обозрение. Что до Гёте, то он, сам того не ведая, был во всем своем образе мыслей учеником Лейбница. Оттого-то я ощущаю, что, к собственному моему удивлению, вышло в конце кон­цов из-под моих рук нечто такое, что, несмотря на убогость и мер­зость этих лет, я с гордостью хочу назвать немецкой философией34.

К этому добавим, что, думается, на Шпенглера оказал влияние и Н.Я. Данилевский — с французским переводом книги «Россия и Евро­па», как утверждает П. Сорокин, немецкий ученый был знаком еще в студенческие годы.

Таким образом, корни культурологических воззрений Шпенглера необходимо искать в «философии жизни» и эволюционизме биологи­ческого толка, симбиоз постулатов которых стал теоретическим бази­сом шпенглеровской концепции культуры.

Если попытаться в сжатом виде дать изложение основных идей, содержащихся в главном труде Шпенглера, то лучше всего это сделать, обратившись к широко известной статье Томаса Манна, где в пре­дельно лапидарной форме выражена квинтэссенция учения видного немецкого культуролога. Ее суть, с точки зрения автора философских романов «Иосиф и его братья», «Волшебная гора», «Доктор Фаустус» и других, состоит в следующем.

Историю составляет смена развивающихся и подобных по структуре организмов с индивидуальным обликом и ограниченным сроком жизни, которые мы называем «культурами». Их восемь: египетская, индийская, вавилонская, китайская, античная, арабская, западная и культура на­родов майя. Однако, хотя культуры и подобны по общей структуре и общей судьбе, каждая из них представляет как бы совершенно само-


Теория культуры


8. Исследование проблемы культуры в западной общественной мысли XX в.



 


стоятельное существо, замкнутое, обособленное от других, подчинен­ное лишь собственным стилевым законам мышления, видения, ощу­щения, переживания. Ни одна из культур не понимает ничего того, что говорит другая. Она существует как локальное образование, нико­им образом не связанное с другими. Из этого следует, что представле­ние о единстве человечества абсурдно, ибо отсутствует процесс взаи­модействия между локальными культурами. Каждая культура в своем развитии проходит такой же жизненный путь, как и отдельный чело­век. Она возникает на почве своей родины, расцветает, достигает зре­лости, увядает и умирает, поднявшись к вершинам своего индивиду­ального характера, исчерпав все живописные, выразительные возмож­ности своей сущности.

Старческий возраст каждой культуры, представляющий собой пе­реход к небытию, к окоченелости и умиранию, к завершению исто­рии, называется цивилизацией. Западный мир ныне находится на по­следней стадии развития, и нет ничего удивительного в тех катаклиз­мах, которые сотрясают тело западного общества. Нашу эпоху воз­можно сопоставить только с периодом распада Римской империи и нашествия варваров, погубивших античную цивилизацию и погрузив­ших Европу в мрак Средневековья.

Однако гибель европейской цивилизации вовсе не означает ее фи­зического исчезновения. Речь идет прежде всего о закате европейской культуры, которая явно исчерпала свой творческий потенциал и не способна к дальнейшему развитию. Ситуация с европейской культурой аналогична ситуации с культурой китайской, которая перестала разви­ваться несколько столетий назад. Да, существует государство с назва­нием Китай, где проживает несколько сотен миллионов китайцев, но они явно утратили свою культурную идентичность и остаются китай­цами только по месту рождения и ничем не напоминают по своему менталитету тех, кто жил, предположим, во времена Конфуция, когда китайская цивилизация переживала час расцвета. Они превратились в феллахов, забывших свои культурные ценности и не способных к со­зидательному духовному творчеству. Нечто подобное ожидает и наро­ды Европы, которые стоят на пороге периода без истории, когда утра­та культурной самобытности для них станет реальностью.

Орудием, способствующим разрушению культуры, прежде всего является дух городов, где совершается размывание традиционных ос­нов жизни. Массовое переселение народов в крупные агломерации, совершившееся в последние десятилетия, привело к образованию мощного слоя так называемых «кочевников мировых столиц», не об­ладающих историческими корнями и собственными культурными тра-


дициями. Эта огромная, бесформенная масса, не имеющая представ­ления о том, кто она, не соединенная в единое целое принадлежно­стью к одному культурно-историческому типу не способна быть носи­телем высших культурных ценностей, создавать культуру и поддержи­вать ее на достойном уровне. Но закат Европы начался, по Шпенгле­ру, не с момента превращения большинства сельских жителей в горо­жан, а со времени наполеоновских войн, когда воля одного человека перекроила карту Европы. За последние десятилетия наполеонизм пе­решел в цезаризм, парламентская демократия переродилась в диктату­ру сильных личностей, отборных представителей человеческой поро­ды, безжалостных конкистадоров типа Сесиля Родса. Эпоха цезаризма, как свидетельствуют многочисленные исторические примеры, длится приблизительно два столетия, а затем начинается новый исторический цикл. То, что ожидает человечество, вступившее в период цезаризма, абсолютно очевидно: грандиозные войны многочисленных цезарей за власть и добычу, потоки крови, молчание и долготерпение феллахов. Че­ловек в эпоху цезаризма снова опустится до уровня зоологического вида и будет обречен на жалкое существование. Лишенный истории, он будет крестьянином, привязанным к матери-земле. Часть же людей обречена прозябать среди развалин прежних мировых столиц, не способная ни к какому творчеству. В качестве духовного наркотика их убогая душа соз­даст так называемую «вторую религию», суррогат первой, культурнопол-ноценной и творческой. Но и она будет бессильна помочь человеку в его страданиях. Таким образом, кризис, переживаемый европейской культурой, есть начало ее конца и задержать этот процесс невозможно, как невоз­можно остановить движение Солнца по небосклону.

Так выглядит в изложении Т. Манна концепция Шпенглера. Вы­дающийся немецкий писатель, без сомнения, точно схватывает квинт­эссенцию шпенглеровского учения, однако справедливости ради необ­ходимо сказать, что богатство идей Шпенглера не сводится только к моментам, отмеченным в вышеприведенном кратком пересказе. К то­му же Т. Манн явно пристрастен, и это накладывает отпечаток на его изложение культурологической теории автора «Заката Европы». Мно­гие ценные мысли немецкого мыслителя остаются за рамками рас­смотрения, что вряд ли является оправданным, особенно в свете стоящей перед нами задачи детального анализа культурологической теории Шпенглера. Постараемся восполнить этот пробел, остановив­шись на принциципиальных моментах шпенглеровской морфологии культуры, опущенных Т. Манном в его эскизном наброске.

Прежде всего необходимо сказать, что Шпенглер главной своей задачей видел отнюдь не разработку культурологической теории, а соз-


296 Теория культуры

дание как он писал, философии судьбы или, другими словами, новой философии истории, где развитие стран, народов, культур рассматрива­лось через призму их планиды и исторического предназначения. Это был принципиально новый взгляд на историю, коренным образом отличающийся от тех представлений о сути исторического процесса, которые имели место в работах его предшественников, в частности Гердера, Вольтера и Гегеля, заложивших основы историософского знания. Об этом Шпенглер говорит совершенно определенно в работе «Пессимизм ли это?», написанной в 1922 г.. Отвечая своим критикам, упрекавшим его в одностороннем подходе при выяснении судеб евро­пейской культуры, он пишет:

Судьба и случай безусловно принадлежат совсем другому миру, нежели познание причины и действия, основания и следствия. Опас­ность в том, чтобы не счесть понятие судьбы за другое обозначение причинного ряда, который действительно здесь содержится35.

Судьба, по Шпенглеру, не понимается, не «схватывается» с помо­щью методов рационального познания, она прочувствуется. Для того, чтобы постичь судьбу, например, культуры, необходимо быть в «потоке переживаний», ощутить происходящее на эмоционально-интуитивном уровне. Тот же, кто не способен сделать это, тот никогда не постигнет скрытый смысл совершающегося и не сможет предска­зать будущее того или иного феномена.. Время, тоска, жизнь — поня­тия однопорядковые с судьбой, и именно их необходимо применять в ходе рассуждений о настоящем и будущем той же культуры. Шпенглер не поясняет, что такое переживание как метод познания («переживание есть столь же несомненный, столь же необъяснимый факт»36, — пишет он), но ни на йоту не сомневается в том, что только благодаря ему можно постичь будущее конкретного социального организма или культуры, созданной им.

Итак, идея судьбы — главная идея Шпенглера, о которой необхо­димо говорить, анализируя его теоретическую конструкцию. Именно опираясь на эту идею, он ставит перед собой грандиозную задачу по­стижения смысла всей человеческой истории через анализ судьбы Культуры вообще и отдельных (локальных) культур в частности. Вот как он определяет замысел своего главного труда во введении к пер­вому изданию «Заката Европы»:

В этой книге впервые делается попытка предопределить историю. Речь идет о том, чтобы проследить судьбу культуры, именно единст­венной культуры, которая нынче на этой планете находится в стадии


 

 

8. Исследование проблемы культуры в западной общественной мысли XX в.

завершения, западноевропейской-американской культуры, в ее еще не истекших стадиях37.

Таким образом, теория культуры Шпенглера является побочным продуктом его размышлений над непростыми проблемами: существует ли логика истории? есть ли нечто общее в судьбах различных этносов? каковы ступени исторического развития и что детерминирует переход от античности к Средневековью, а от него — к Возрождению, Новому и Новейшему времени? каковы временные промежутки, в рамках ко­торых происходит зарождение, расцвет и гибель тех или иных культур? есть ли нечто общее в состоянии различных культур, пребывающих на одной и той же стадии и множества других.

Шпенглер вводит понятие мира-как-истории, имея в виду проти­воположность последнего миру-как-природе, который был основным объектом научного любопытства практически всех его предшественни­ков. С его точки зрения выяснение морфологии (внутреннего строе­ния) мировой истории представляет главную задачу философии исто­рии, и именно ее он пытается решать в своей книге, которая, напом­ним, носит подзаголовок «Очерки морфологии мировой истории». Исто­рическую науку, которая стремится найти причины и следствия свер­шившихся явлений, Шпенглер называет прагматической и критикует ее установки за то, что они во многом позаимствованы из области ес­тественных наук, которые имеют дело совершенно с другими предме­тами, нежели разворачивающаяся во времени и пространстве жизнь родового человека. Подобная историческая наука есть не что иное, как «дубликат замаскированного естествознания», и посему ее постулаты ложны, а выводы ошибочны. Он подчеркивает, что историк должен не просто фиксировать некие факты, события, а выяснять их смысл, рас­крывать, что они означают в контексте того или иного исторического времени, той или иной культуры. Отсюда вытекает вывод о том, что внимание историка должно быть приковано к символам эпохи. Говоря другими словами, историк должен постигать символический смысл совершающихся событий и на этой основе вырабатывать представле­ние о гештальте эпохи, который у каждой эпохи и каждой культуры уникален.

Другая базовая идея Шпенглера такова. Он считает, что история (а следовательно, и культура) суть целостность. В одно и то же историче­ское время совершается множество событий, но все они самым тес­ным образом связаны друг с другом. Историки, исходящие из тради­ционных представлений об историческом процессе, по его мнению, допускают грубейшую ошибку, когда привлекают сведения из области, предположим, религиозной или художественно-эстетической жизни,


298 Теория культуры

чтобы «проиллюстрировать», например, политический дух какой-либо эпохи. Данные события, с их точки зрения, несущественны и ими можно спокойно пожертвовать при характеристике исторической эпо­хи. Однако очевидно, что все, как выражается Шпенглер, «культурные формы» взаимосвязаны, и понимание этого факта есть основа для «схватывания» специфики исторической эпохи. К сожалению, многие этого не понимают, как не понимают того, что существует глубокая взаимосвязь между появлением дифференциального исчисления во времена Людовика XIV и династическим принципом, лежащим в ос­нове абсолютной монархии; между античной формой государствен­ного устройства — полисом и эвклидовой геометрией; между про­странственной перспективой западной масляной живописи и преодо­лением пространства с помощью железных дорог, телефоном и даль­нобойными орудиями; между контрапунктической музыкой и хозяйст­венной системой кредита38. Отсюда вытекает задача постижения внут­реннего строения культуры через обращение к ее внешнему образу (гешталъту), который постоянно должен находиться в поле внимания вдумчивого историка.

Третья конструктивная идея Шпенглера заключается в том, что в каждую историческую эпоху (а, следовательно, и в каждой культуре) существуют свои понятия о времени, пространстве, о конечных целях человеческого бытия и т.д. Например, если в эпоху эллинизма древние греки не имели представления о прошлом, оно, как пишет Шпенглер,

тотчас же превращалось в некую безвременно неподвижную, мифически оформленную подоплеку ежемгновенно протекающего настоящего, так что история Александра Великого еще до его смер­ти начала сливаться для античного чувства с легендой о Дионисе, а Цезарь не считал абсурдным свое происхождение от Венеры39,

то для человека христианской культуры мир расчленен во времени на историю до и после рождества Христова и он знает, что такое про­шлое, что такое настоящее и достаточно хорошо (в рамках религиоз­ной догматики) представляют себе, что ожидает его в будущем. Из этого следует, что каждая культура имеет душу, которая может быть схвачена через символ исторической эпохи (или культуры). В частно­сти, символом античной культуры выступает дорическая колонна, ко­торая суть, как пишет Шпенглер, «отрицание времени», египетской — пирамида, средневековой европейской — готический храм и т.д.

Есть и четвертая конструктивная идея, опираясь на которую Шпенглер строит свою культурологическую теорию. Эта идея является базовой для онтологии Шпенглера и наиболее подробно она раскрыта


8. Исследование проблемы культуры в западной общественной мысли XX в.

в последнем труде немецкого культуролога «Первовопросы», в котором совершенно однозначно утверждается, что предметом философской рефлексии должна стать органическая жизнь, где скрыты все концы и начала.

Органическая жизнь есть первофеномен, идея, которая разверты­вает себя из состояния возможности; перед нашим видящим оком процесс, который всецело есть тайна. Идея жизни повсеместно наде­лена сходной внутренней формой: зачатие, рождение, рост, старение, гибель идентичны от малейшей инфузории до великих культур40.

Шпенглер считает, что все живое существует в двух формах — рас­тительной и животной. Эти две формы коренным образом отличаются друг от друга. Растение живет просто во времени, животное же нахо­дит себя в пространстве, оно противостоит пространству как микро­косм. Но если животному дано пространство, то ему, следовательно, дано также чувство одиночества и страха. Раздвоение между «макрокосмическим» и «микрокосмическим», между растительным и животным достигает апогея в человеке, который не только свободно передвигается в пространстве, но и знает о смерти, то есть о неизбеж­ности превращения в «пространство», неизмеримо больше, чем жи­вотное. С пространством связаны надежды человека на познание и власть, со временем — на приобщение к «космичности», к универсуму. Из столкновения этих двух начал и рождается культура.

Таковы базовые постулаты Шпенглера, на которые он опирается, создавая свою культурологическую теорию.

Как же трактует Шпенглер культуру, какой смысл он вкладывает в это понятие?

Культуру автор «Заката Европы «определяет как первофеномен всякой прошлой и будущей мировой истории41. Под первофеноме-ном Шпенглер понимает, если использовать его слова, «то, в чем идея становления в чистом виде подлежит взору42.

Данная идея заимствуется Шпенглером у Гете, который в своих исследованиях исходил из того, что в животном мире и в неживой природе существуют праформы, т. е перворастения и первофеномены позвоночных животных, из которых впоследствии в ходе эволюции развилось все многообразие видов животного и растительного мира. Эта идея рассматривается Шпенглером как чрезвычайно продуктив­ная, ибо только опираясь на нее, можно понять суть исторического процесса. Он считает, что человеческая истор

Поделиться:





Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...