Главная | Обратная связь | Поможем написать вашу работу!
МегаЛекции

Маниакальное, параноидное и депрессивное решения 17 страница




Если аналитику необходимо стать новым симбиотичес­ким фактором в недифференцированном мире шизофрени­ческого пациента, аналитик должен быть способен дости­гать и находиться в гармонии с очень архаическими и во многих отношениях односторонними формами связаннос­ти. Как правило, это будет возможно лишь при полной пре­данности аналитика и его абсолютной доступности для па­циента в течение проводимого с ним времени. Никакой притворный интерес, никакие уловки, ничто искусственное не будет срабатывать. В то время как в нормальном симбиозе фазово-специфическое присутствие матери является более расслабленным и пассивным, аналитик, работающий с глу­боко регрессировавшим шизофреническим пациентом, ли­цом к лицу сталкивается не с нормальным, а с неудавшимся симбиозом, с человеком, уходящим от симбиотических вза­имоотношений и декатектирующим их, а не наслаждающим­ся ими и мотивированным к дальнейшему их расширению и развитию. Следовательно, в психике аналитика намного боль­ше дополнительной озабоченности, а также потребности находить и возвращать пациента по сравнению с матерью, ухаживающей за своим счастливо симбиотическим ребен­ком. Воздух наполнен атмосферой человеческой трагедии,

при этом в аналитике возрастает чувство собственной значи­мости и ответственности за пациента. Эти обстоятельства пробуждают фантазии о спасении жизни и творящей чудеса работе, таким образом стимулируя потенциальные возмож­ности аналитика к нарциссическому контрпереносу, в это время чувства значимости, ответственности и озабоченности у аналитика являются фазово-специфически подходящими откликами на отчаянную эмпирическую изоляцию пациента.

При фазово-специфически настроенной открытости и полной преданности пациенту со стороны аналитика в соче­тании с дополнительной озабоченностью, соответствующей ситуации пациента, пациент в большинстве случаев склонен. реагировать на вербальную и невербальную коммуникацию аналитика своими все еще жизнеспособными симбиотичес-кими структурами и остающимися объектно-ориентирован­ными эволюционными потенциалами. Это будет ощущаться как изменение в обстановке, как пробуждение заинтересо­ванности пациента в присутствии аналитика и как существен­ное увеличение комплиментарных откликов аналитика. Та­кие переживания, как правило, отмечают вступление аналитика в эмпирический мир пациента в качестве источни­ка вновь начавшихся репрезентативных процессов, и таким образом отправную точку терапевтического симбиоза.

Б эволюционном симбиозе существенно важно наличие ощущаемого присутствия все еще недифференцированной, но уже знакомой и постоянно расширяющейся репрезента­тивной конфигурации. Это также представляется справед­ливым в аналитическом лечении глубоко регрессировавших шизофреников, когда аналитику удается стать новым сим-биотическим фактором в мире переживаний пациента. На­строенное присутствие такого симбиотического фактора будет порождать атмосферу всепроникающих благоден­ствия, теплоты и безопасности, которые соответствуют зна­менитой концепции «поддерживания» Винникотта (I960). Когда достигнуто такое положение, присутствие аналитика становится, как правило, источником удовольствия. Ощу­щения, предоставленные аналитиком, являются частями та­кого общего удовольствия и будут регистрироваться в ре­презентативном мире шизофренического пациента. Эти ощущения, представляющие все чувствительные модально­сти, начнут включаться в ту недифференцированную репре­зентативную массу, из которой, как ожидается, должен диф­ференцироваться образ аналитика как нового эволюционного объекта для пациента.

 

Важную роль этом процессе играет речь аналитика. Однако до тех пор, пока в психике пациента отсутствует переживание дифференцированного Собственного Я, ана­литику некому адресовать свои слова. Поэтому основная их значимость заключается не в их содержании, а в том, что они являются источником удовлетворения как части приятного воспринимаемого потока, исходящего от1 ана­литика как ново/о симбиотического фактора. Конкретная природа слов на этом уровне переживания делает их под­ходящими для представления символического удовлетво­рения ранних потребностей, включающих в себя погло­щение и получение.

Это не следует понимать в том смысле, что не имеет значения, что именно аналитик говорит глубоко регресси­ровавшему пациенту. Напротив, слова аналитика как го­ворящего могут иметь для него смысл лишь как комбина­ция абстрактного содержания и должного аффекта. Без такой наполненности смыслом он не может чувствовать, что использует свой вербальный инструмент подлинным и коммуникативным образом, независимо от того, сколь глу­боко регрессировал другой человек, на которого он пы­тается воздействовать своими словами. С точки зрения глубоко регрессировавшего пациента, позитивное аффек­тивное переживание, получаемое от услышанных слов, пе­редается через то, как они были сказаны, через их «либи-динальный» тон и мелодию, а не через их абстрактное содержание. Таким образом, в то время как аффект при­дает смысл словам аналитика как абстрактным символам, для пациента аффект придает смысл тем же самым словам как конкретным символам. В процессе значимой комму­никации аффективными посланиями посредством вто­ричного процесса вербализации на первичный процесс восприятия другого следует соблюдать критерии осмыс­ленности для каждого уровня.

Примером этого служит мнимая эффективность ин­терпретаций в работе с глубоко регрессировавшими шизоф­рениками. Представляется неизбежным, что до тех пор, пока интерпретации предлагаются пациенту, который ре­грессивно утратил переживание Собственного Я, любые признаки влияния слов аналитика на структурообразую­щие репрезентативные процессы пациента обусловлены позитивными аффективными качествами слов аналитика как «вещей», но не являются результатами нового < < инсайта», обусловленного абстрактным содержанием интерпретации.

То, что могло представляться эффективным как увеличе­ние знания о себе, может, таким образом, быть эффектив­ным в основном в качестве колыбельной.

Послания от дифференцированного Собственного Я индивида, использующего вторичный процесс мышления и вербализацию, к недифференцированной психике дру­гого человека, в которой преобладает крайне архаический первичный процесс, будут претерпевать коренные эмпи­рические изменения на своем пути от отправителя к полу­чателю. Хотя представляется, что в психоаналитическом лечении полезно говорить о пациенте пациенту на всех уровнях патологии последнего, для аналитика важно осоз­навать, могут ли и до какой степени его слова восприни­маться и использоваться пациентом как способствующие инсайту, как способствующие наращиванию структур де­фектного Собственного Я или как просто улучшающие недостаточно развитые недифференцированные структу­ры удовольствия.

Когда пациент впервые становится способен синтези­ровать образ аналитика как либидинально катектирован-ный новый внешний объект в своем мире переживаний, это восстанавливает эмпирический диалог между Собственным Я пациента и объектным миром, по крайней мере на данный момент. Такое событие, как правило, мгновенно и сопро­вождается драматическим изменением в односторонней констелляции лечебной ситуации. Внезапно чувство оди­ночества аналитика отступает; в комнате находятся два эм­пирически присутствующих человека. Пациент, который находился абсолютно вне контакта, теперь показывает, что он живо осознает присутствие аналитика, разговаривает с ним и часто демонстрирует удивительно ясное восприятие реальности. Такой эволюционный скачок во взаимодействи­ях сильно отражается на эмоциональных откликах анали­тика на пациента. Типично в психике аналитика наблюда­ется прилив фазово-специфически более оттеночных комплиментарных откликов, включая озабоченность по по­воду недавно восстановленного субъективного существо­вания пациента. Возникновение переживания Собствен­ного Я у пациента делает теперь возможными даже эмпатические отклики, говорящие аналитику о все еще уз­кой и хрупкой природе только что интегрированного Соб­ственного Я пациента и о его отчаянной зависимости от образа аналитика как «абсолютно хорошего » нового внеш­него объекта.

Восстановление диалога в эмпирическом мире пациен­та является, как правило, исключительно трогательным и вознаграждающим переживанием для аналитика, в кото­ром чувства радости, нежности и гордости, обусловленные его генеративной комплиментарностью в качестве нового эволюционного объекта пациента, могут заражаться раз­личными контрпереносными смыслами данной ситуации, в особенности нарциссической природы.

Так как пока еще не существует никаких интернализа-ций, полученных от этого новорожденного объекта в психи­ке пациента, образ аналитика может вначале сохраняться лишь в течение того времени, когда он физически присут­ствует. Уходя из комнаты, аналитик уносит свое перцепту-альное присутствие, и до тех пор, пока в психике пациента не развились интроективные репрезентации аналитика, остав­ленный в одиночестве пациент будет возвращаться к эмпи­рической недифференцированности.

В адекватно протекающем процессе лечения, как пра­вило, вскоре появляются хорошие интроекты аналитика, позволяющие сохранять дифференцированность в эмпири­ческом мире пациента даже в отсутствие аналитика. Эти интроективные переживания являются аналитико-специ-фическими психическими присутствиями, основанными на зарегистрированных энграммах успокаивающих и стиму­лирующих безопасность аспектов его присутствия и пове­дения. Однако аналогично только что установившейся диф-ференцированности Собственного Я и объекта в раннем детстве первые переживания аналитика в качестве нового объекта не выносят каких-либо фрустраций и не могут ин-троективно сохраняться, прежде чем не сформируется так­же необходимый образ «абсолютно плохого» объекта. В ин­ституциональном сеттинге этот необходимый враг склонен быть экстернализован и персонифицирован каким-то дру­гим сотрудником персонала.

Таким образом для пациента снова становится возмож­ным интроективно-проективное переживание и связанность. Функционирующая интроективно-проективная система не­заменима для сохранения первичной дифференцированное -ти психического переживания (Volkan, 1987) и, таким обра­зом, начального переживания субъективного существования. С восстановлением первичной дифференцированности по­средством включения в нее терапевта в качестве нового эво­люционного объекта достигнута главная цель первой стадии лечения шизофренического пациента.

 

Защита дифференцированности

То, что в этом контексте было названо второй стади­ей в лечении острого шизофренического психоза, будет в основном заключаться в защите и усилении вновь восста­новленной дифференцированности пациента. Это главным образом состоит из усилий увеличить хорошие аналити-ко-специфические интроективные переживания в психи­ке пациента. Так как дифференцированное переживание на этой уязвимой стадии основано на переживании нового хорошего объекта, важно, чтобы хорошие интроекты ана­литика оставались как можно дольше незараженными злобными инфантильными интроектами, которые неиз­бежно будут возвращаться в связи с восстановившейся дифференцированностью репрезентаций Собственного Я и объекта в мире переживаний пациента. Как уже упоми­налось, следует приветствовать появление расщепленно­го переживания одновременно существующих плохих объектов" вне аналитических взаимоотношений не только как целей для экстернализации вновь пробудившихся, исторически детерминированных, преследующих объек­тных репрезентаций пациента, но также для проекции аг­рессии, возникающей в результате неизбежных фрустра­ций в его взаимодействиях с аналитиком как с новым эволюционным объектом. Рецидивы с возвращением к не­дифференцированное™, как правило, обусловлены на данной стадии неудачами в сохранении «абсолютно хоро­шего » качества интроекта аналитика.

Однако общеизвестно, что как только достаточно проч­но устанавливается интроективное переживание «абсолют­но хорошего» аналитика, шизофренические пациенты, выб­равшиеся из острой стадии утраты дифференцированности, чаще склонны удовлетворяться данной ситуацией, а не про­должать прогрессировать в своем лечении. Предпочитая оставаться на относительно регрессивном уровне органи­зации, часто со многими психотическими искажениями ре­альности, эти пациенты могут сохранять дифференциро­ванное переживание и оставаться вне стен лечебных учреждений с помощью своих интроектов, которые, одна­ко, приходится постоянно усиливать посредством часто ко­ротких, но тем более важных, конкретных переживаний физического присутствия терапевта. Так как субъективное существование этих пациентов зависит от сохраняемого ин­троекта «абсолютно хорошего » терапевта, они склонны ис-

пытывать крайнюю озабоченность тем, чтобы сохранять данный интроект незараженным и безупречным, и часто боятся сталкиваться с терапевтом в жизни, пытаясь свести необходимые встречи до минимума. Тем не менее эти паци­енты могут оставаться психологически живыми, по край­ней мере до тех пор, пока может продолжаться такое под­держивающее лечение. Когда терапевт умирает или уходит -на пенсию, его интроект склонен утрачиваться, и если он не может быть заменен другим интроектом «абсолютно хоро­шего > ) внешнего объекта, пациент сталкивается с надвига­ющейся угрозой рецидива в недифференцированное пере­живание.

В идеале можно было бы ожидать, что аналитическое лечение этих пациентов после восстановления дифферен­цированности будет протекать в том же русле, что и в рабо­те с пограничными пациентами. Соответственно ожидает­ся, что пациенту можно будет последовательно помогать начинать делать селективные идентификации с функциями аналитика и его интроективными присутствиями, таким образом постепенно наращивая структуры его Собствен­ного Я. Однако обычно это не происходит, и представляет­ся очевидным, что должны быть некоторые особые причи­ны, почему переход от интроективно-проективного переживания к процессам структурообразующих иденти­фикаций столь труден или даже невозможен для шизоф­ренических пациентов после их выхода из острой стадии дезинтеграции.

Принятие одной из функций объекта в форме функ­ционально-селективной идентификации подразумевает, что должна в определенной степени выноситься утрата одной из функциональных услуг доэдиповой матери, а также соответствующая фрустрированная репрезентация Собственного Я, прежде чем утраченная функция матери сможет быть замена новой функцией Собственного Я. Дру­гими словами, для того чтобы начался процесс структуро-образования функционально-селективных идентифика­ций, требуется определенная толерантность к ранней аннигиляционноЙ тревоге, неизбежно мобилизуемой час­тичной утратой объекта, вовлеченного в идентификацию. Представляется, что пациенты, вышедшие из острой ста­дии фрагментации, по большей части не обладают таким минимумом толерантности к тревоге.

Как это понимать? До фатальной шизофренической регрессии в недифференцированность пациент определен-

но обладал достаточной толерантностью к начальной фру­страции и тревоге, чтобы быть в состоянии развить соб­ственную структурную организацию, хотя и хрупкую и все­го лишь неадекватную. Что произошло с этим минимумом толерантности к тревоге, требуемым для того, чтобы тре­вога переживалась как сигнал, побуждающий Собственное Я еще более развивать собственную структуру через про­цессы интернализации?

По-моему, катастрофичность переживания предпси-хотической тревоги дедифференцированности, названной Пао (1979) «организмической паникой» и заканчивающей­ся утратой переживания Собственного Я (т. е. субъектив­ной психологической смертью), склонна по существу ли­шать шизофренического пациента его способности к должной толерантности к тревоге и ее переживанию. Если тревога определяется как аффективный отклик Собствен­ного Я, когда оно ощущает угрозу своему существованию или равновесию, для Собственного Я пациента, вышедшего из состояйия психотической фрагментации, угроза во мно­гом утратила свою предупреждающую и сигнальную фун­кцию и вместо этого стала вратами к психологической смер­ти, так что ее следует избегать любой ценой.

Шизофрения —единственное психическое расстрой­ство, в котором переживание Собственного Я обширно утра­чивается в ходе регрессии, и, таким образом, это единствен­ное расстройство, в котором тревога потерпела фатальную неудачу в своей функции охранника Собственного Я и по­буждающей силы для формирования краткосрочных и дол­госрочных психических структур, защищающих, сохраня­ющих и улучшающих переживание Собственного Я. Даже когда тревога является чрезмерно генерализованной и чрез­мерно парализующей для Собственного Я, чтобы пытаться ее терпеть, переживаемая тревога сама по себе является поддерживающим Собственное Я переживанием, доказа­тельством наличия психологического существования. Тре­вога — специфически и исключительно сохраняющий Соб­ственное Я отклик человеческой психики; до тех пор, пока имеется тревога, также будет существовать переживание дифференцированного Собственного Я; и наоборот, когда утрачивается переживание Собственного Я, тревога более не ощущается.

Тревога, переживавшаяся индивидом перед катаст­рофической шизофренической фрагментацией его субъективного мира, непреодолима по своей интенсив-

ности и по предзнаменованию не поддающейся описа­нию деструкции1.

Это переживание, в котором тревога достигает невы­носимого уровня, пока не осуществляется та катастрофа, о которой она предупреждает. Поэтому для шизофрени­ка, вновь вышедшего из состояния недифференцирован­ное™, тревога будет представлять собой и предчувствие непереносимой психической боли, и неизбежную утрату переживания Собственного Я. Следовательно, переноси­мость тревоги в дозах, необходимых для создания новых структурообразующих идентификаций, была утрачена и ее необходимо приобрести заново, прежде чем такие про­цессы смогут быть возобновлены.

Утверждение, что шизофренические пациенты утра­тили способность переживать тревогу, не означает, что в эмпирическом мире шизофренического пациента не будет страхов. Наоборот, там могут присутствовать чрезмерный ужас и страхи, которые во время острых, недифференци­рованных стадий находятся во фрагментированном состо­янии, как и все остальное на этом уровне переживания; этот ужас и страхи проистекают от осколков разбитых «пло­хих» репрезентаций. После относительного восстановле­ния дифференцированное™ пациент может временами ис­пытывать чрезмерную тревогу и опасение проецируемых угроз, но с тревогой, эмпирически порождаемой изнутри и предчувствующей утрату переживания Собственного Я, нельзя сталкиваться лицом к лицу и использовать ее для дальнейшего формирования структуры. Поэтому такие па­циенты, по-видимому, предпочитают цепляться за отрица­ние, а также за интроективные и проективные маневры, а не подвергаться фрустрациям, которые вовлекут в себя пе­реживания тревоги.

Существует прямая связь между крайне низкой толе­рантностью к тревоге у вновь дифференцировавшегося

1 Пациентка Сечехайе (1951) Рини с мольбой и с потрясающей проницательностью взывала к своему аналитику в разгар сво­ей предпсихотической паники (выделенные курсивом замеча­ния мои): «Вода поднимается! Она собирается затопить меня, а также вас (утрата дифференцированного переживания Соб­ственного Я и объектов)... Спасите меня, я так сильно стра­даю!.. Ничего нельзя сделать, я собираюсь переправляться на другую сторону (недифференцированностъ). И это будет конец; я не буду больше страдать (тревога исчезнет вместе с исчезновением переживания Собственного Я)', я лишь не смо­гу вернуться обратно (психологическая смерть) (р. 42).

шизофреника и его чрезмерным страхом собственных аг­рессивных импульсов. Этот страх агрессии, характерный для шизофренических пациентов и хорошо известный ра­ботающим с ними клиницистам, во многих отношениях яв­ляется реалистическим для этих пациентов и как таковой должен уважаться. Именно их неспособность совладать с непреодолимой агрессией с помощью существующих струк­тур, сигнальной тревоги и формирующихся новых струк­тур породила фатальную регрессию, приведшую в резуль­тате к деструкции их самостных и объектных переживаний. Их недавно восстановленная дифференцированность меж­ду Собственным Я и объектами отчаянно зависит от до­ступной репрезентации хорошего объекта и таким образом постоянно находится под угрозой вследствие агрессии, гро­зящей разрушить образ идеальной диады, а с ним и предва­рительные условия для сохранения субъективного суще­ствования.

Принципы лечения шизофрении на ее различных ста­диях широ*ко и надлежащим образом обсуждались с раз­личных сторон рядом авторов (Federn, 1933; Fromm-Reichmann, 1950; Sechehaye, 1951; Rosenfeld, 1965; Searles, 1965, 1979; Boyer and Giovacchini, 1967; Volkan, 1976; Giovacchini, 1979, 1986; Boyer, 1966, 1983). Здесь не будет проводиться обзор обширной литературы на эту тему. Вме­сто этого я ограничусь кратким обсуждением нескольких общих принципов, которые я считаю относящимися к делу в связи с этой особой стадией аналитического лечения ши­зофренического пациента.

Как уже подчеркивалось выше, защита вновь устано­вившейся дифференцированности у шизофренического пациента с образом аналитика в качестве нового эволюци­онного объекта, а также укрепление связи с ним, наилуч­шим образом осуществляется, когда все еще функциональ­ный образ аналитика все в большей мере интернализуется в мире переживаний пациента в качестве успокаивающих и регулирующих напряжение интроективных пережива­ний. Помимо травматических воздействий предпсихоти-ческой тревоги, которая потерпела неудачу в своей сиг­нальной функции, главная причина низкой толерантности к фрустрации и тревоги у шизофренического пациента — специфическая нехватка у него хороших репрезентаций в целом, включая интроективные переживания регулиро­вания напряжения и стимулирования безопасности. Пе­риод улучшения в аналитико-специфическом интроектив-

ном переживании пациента является поэтому обязатель­ным для того, чтобы он становился способен к минимуму толерантности к тревоге и таким образом мотивировался бы к возобновлению процессов структурообразующей ин-дентификации с аналитиком и его интроектами в качестве моделей. Представляется, что хотя для пациента важно собирание богатого и разностороннего запаса полученных -от аналитика регулирующих напряжение интроектов в своем эмпирическом мире, специальное место среди них занимают интроекты, проистекающие от переживаний, когда аналитик оказался в состоянии совладать с агрес­сивными импульсами пациента и не был напуган ими.

Так как полезные интроекты представляют успокаива­ющие, регулирующие напряжение и стимулирующие безо­пасность функциональные присутствия в психике развива­ющегося индивида, создание и сохранение общей безопасной «удерживающейся » атмосферы во взаимодействиях между ним и его эволюционным объектом необходимо для предо­ставления таких эмпирических моделей для интроекции. В лечении вновь дифференцированных шизофренических пациентов это включает в себя стабильность и относитель­ную неизменяемость терапевтического сеттинга, регуляр­ность и предсказуемость лечебных сессий, а также полную доступность и интерес со стороны аналитика, чье поведение в идеале будет добрым, но не навязчивым, искренним, но не обхаживающим, твердым, но не воспитывающим.

Все чувственные модальности могут быть вовлечены в формирование интроектов, хотя львиную долю эмпиричес­ких составных частей последних обеспечивают зрительные, слуховые и тактильные ощущения и перцепции. Однако в то время как тактильные элементы, полученные от ухажи­вающей деятельности матери, играют главную роль в успо­каивающих и утешающих интроектах, полученных от пер­вых осуществляющих уход лиц, относительное отсутствие телесного контакта в реальных взрослых взаимодействиях в нашей культуре резко сокращает долю тактильных со­ставных частей в возобновленном формировании интроек­тов у взрослых пациентов. В этом отношении европейский обычай пожатия рук пациента как в начале, так и в конце каждой сессии имеет определенные преимущества по срав­нению с американским обычаем вообще не прикасаться к пациентам. Социально приемлемый взрослый способ кон­такта между телами аналитика и пациента не только важен для формирования интроекта в мире переживаний пациен-

тов с тяжелыми нарушениями, но с точки зрения информа­ции и коммуникации он чрезвычайно полезен, как в конк­ретном, так и в символическом аспекте взаимодействий, независимо от уровня патологии пациента.

Аналитик должен принимать как должное, нравится это ему или нет, что его функционирование в качестве нового эволюционного объекта для вновь дифференцировавшего­ся пациента неизбежно означает, что его наблюдаемые и ин-троецируемые функции будут подвергаться примитивной идеализации со стороны пациента. Примитивная идеализа­ция одновременно наделяет интроект магической властью и содействует мотивации развивающегося индивида делать идеализируемые функции эволюционного объекта частями репрезентации Собственного Я через функционально-селек­тивные идентификации. Как подчеркивалось ранее, анали­тик обязан терпеть и имеет право радоваться фазово-спе-цифической идеализации пациента как благоприятной предпосылке для дальнейших структурообразующих ин-тернализаций. Пациент не может расценить скромность как добродетель до установления индивидуализированных об­разов Собственного Я и объекта.

Важно осознавать, что злокачественные и преследую­щие внутренние объекты, порожденные переживаниями па­циента с его самыми ранними эволюционными объектами, не могут сами по себе быть модифицированы или изменены. Однако можно ожидать, что они будут постепенно декатек-тироваться и лишаться своей текущей значимости в ходе ле­чения. Они являются дериватными репрезентациями эволю­ционной неудачи пациента и как таковые способны лишь на повторение. Аналитико-дериватные внутренние присут­ствия, представляющие функции нового эволюционного объекта, образуют другую группу интроектов в психике па­циента наряду с теми интроектами, которые возникли от вза­имодействия с первыми ухаживающими за ним лицами. Этот специфически расширяющийся ассортимент интроективных репрезентаций идеализированных функций аналитика защи­щает переживание Собственного Я пациента от первичных родительских преследующих образов, мобилизованных фрустрациями после восстановленной дифференцированно-сти пациента.

Каждый раз, когда аналитик переживается как способ­ный спокойно и твердо выносить недостаточно связанные агрессивные импульсы пациента, справляться с ними и конт­ролировать их, он оказывается сильнее, чем агрессия паци-

ента, и сильнее чем его (пациента) «абсолютно плохие » внут­ренние объекты. Его образ оказывается нелегко разрушить или обратить в плохой. Вместо этого он показывает себя бо­лее сильным и могущественным, чем деструктивные силы или внутренние персонажи пациента, устойчиво поддержи­вая дифференцированное переживание и таким образом при­нося Собственному Я пациента огромное облегчение. Возни­кающая в результате интроекция функции аналитика как могущественной охраняющей силы против «плохости» и деструкции специфически способна приводить к постепен­ному ощущению пациентом несколько меньшей боязни сво­их агрессивных импульсов. В то же самое время возрастаю­щий запас интроективных присутствий успокаивающих и обеспечивающих безопасность функций аналитика может постепенно порождать (в самом пациенте) достаточную бе­зопасность для того, чтобы Собственное Я пациента отва­жилось заново переработать тревогу и таким образом стать способным и мотивированным к возобновлению процессов структурообразующей идентификации.

Все, что аналитик делает в качестве нового эволюци­онного объекта на этой стадии лечения шизофренического пациента, склонно приводить в результате к образованию функциональных интроектов в мире переживаний пациен­та. Это в равной степени справедливо и для его словесного общения с пациентом. В то время как пациент в течение сво­ей регрессии к недифференцированности был склонен пе­реживать словесное общение и интерпретации аналитика в качестве конкретного или символического удовлетворения, на рассматриваемой нами стадии описания, объяснения и интерпретации аналитика склонны главным образом спо­собствовать качественному и количественному росту ана-литико-дериватных интроектов, а не возрастанию знания пациента о себе. Для разъяснения этого давайте рассмот­рим следующий пример.

Пятнадцатилетняя девушка, госпитализированная из-за кататонической шизофрении, в течение ряда месяцев проходила у меня лечение. Она вышла из острой регрессии к недифференцированности и в последнее время с помо­щью полученных от меня интроектов стала способна со­хранять дифференцированное переживание на низком уров­не адаптации. Однажды, когда я вошел в комнату пациентки, она стояла на середине комнаты, пристально глядя в пус­тоту дверного проема и стараясь не двигаться с места. Ее Щеки раздулись от выделяющейся слюны, которую она,

очевидно, не могла себе позволить ни проглотить, ни сплю­нуть. Начиная осознавать мое присутствие, она выглядела испуганной, резким кивком головы пригласила меня сесть и указала, где я должен поместить свои ноги. Когда я спро­сил ее, что находится на полу, она ответила мне с трудом, внимательно следя, чтобы не выпало ни капельки слюны изо рта: «Мухи». На мой вопрос о том, разве не разрешено их топтать, она ответила с аффектом: «Нет, они должны быть оставлены живыми! » Она яростно реагировала на лю­бую мою попытку сдвинуть ноги, но не соглашалась ска­зать что-либо еще.

Ситуация примерно следующая: пациентка видит гал­люцинаторных мух на полу, боится причинить им вред и символически пытается их защищать, накапливая и удер­живая слюну во рту, а также конкретно обездвиживая себя и каждого другого, кто войдет в комнату.

Я спросил ее, могут ли мухи быть людьми, безопасно­стью которых она озабочена. Проблеск аффекта отразил­ся на ее л*ще, но она ничего не сказала. Зная об обычном символическом значении маленьких насекомых как сиблин-гов, ощущаемых в качестве соперников, я стал размышлять о том, что она рано лишилась отца, что она была наименее любимым ребенком в большой семье и была брошена мате­рью в шестилетнем возрасте. Затем мне пришло в голову, что некоторое время тому назад пациентка спросила меня, есть ли у меня собственные дети, и узнала тогда, что у меня трое детей. В то время она реагировала на данную инфор­мацию с видимым безразличием, но в последнее время все с большим трудом могла выносить мой уход после заверше­ния лечебных сессий. Подбодрив ее своими комплиментар­ными и эмпатическими откликами на нее и ее послания, я сказал ей дружелюбно и спокойно, что мухи, очевидно, были моими детьми, которых она пыталась защитить от соб­ственного желания, чтобы они были убиты, поскольку я ежедневно уходил к ним, вместо того чтобы оставаться с ней, как она этого хотела.

Поделиться:





Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...