Маниакальное, параноидное и депрессивное решения 21 страница

Хотя защита всемогущества существующих структур предстает, таким образом, одним из элементов нежелания пограничного пациента развивать аналитико-дериватные интроекты, она представляет, однако, лишь один аспект исключительно трансферентной природы его объектно-ориентированного переживания, что отличает погранично­го пациента от всех других категорий пациентов. Эта ис­ключительность склонна делать любую идеализацию аналитика, которая может развиваться во взаимодействи­ях с ним пациента, идеализацией трансферентного, а не нового эволюционного объекта, который еще не возник в мире переживаний пациента. До тех пор пока это имеет ме­сто, не может быть образовано никаких действительно но­вых интроектов.

Такое тупиковое положение превалирует в обычном аналитическом лечении пограничных пациентов. Пациен­ты кажутся привязанными к лечению, чувствуют себя це­лостными и укрепленными во время сессий и могут прояв­лять примитивную идеализацию аналитика. Однако пограничный пациент, по-видимому, не воспринимает ас­пекты образа аналитика в качестве обеспечивающих безо­пасность интроектов, которые помогали бы ему выносить одиночество и противостоять тревоге дедифференциации во время выходных дней и праздников. Аналитик, обеспо­коенный дезорганизованным поведением пациента между сессиями, пытается в такой ситуации решать проблему, как сделать так, чтобы стать принятым пациентом в каче­стве терапевтического интроекта, который защищал бы последнего от тревоги и деструктивного поведения в от­сутствие аналитика.

Аналитические авторы, разделяющие эту точку зре­ния, как правило, рекомендуют аналитику попытаться ин­тенсифицировать атмосферу помощи во взаимоотношени­ях с пациентом и даже рассмотреть возможность некоторых форм прямого удовлетворения инфантильных потребнос­тей последнего (Buie and Adler, 1982). Логическим обосно­ванием для такого подхода служит предположение, что атмосфера помощи будет постепенно вести к формирова­нию «помогающих интроектов », которые будут сохранять­ся в психике пациента между сессиями.

Мой опыт свидетельствует, что, даже если такое рас­суждение часто срабатывает с шизофреническими паци­ентами, оно не столь верно, когда мы имеет дело с анали­тическим лечением пограничных пациентов. При условии что психоаналитическое лечение рассматривается как по­пытка мобилизации и помощи возобновленному психичес­кому развитию пациента, следует иметь в виду, что любое важное структурообразование в период формирования психики индивида происходит через прогрессивную ин-тернализацию репрезентации эволюционного объекта. Этот процесс будет протекать лишь до тех пор, пока он мотивирован предоставлением эволюционным объектом желанных аспектов себя для интернализации. Эволюци­онный объект, который исчезает преждевременно и без адекватной замены, которая была бы эволюционной, ста­новится трансферетным объектом, который продолжает определять переживание и привязанность растущего ин­дивида, если только прерванное развитие не сможет быть возобновлено с новым объектом, переживаемым как эво­люционный. Интроекты являются первыми продуктами надлежащей интернализации, требующими как таковые эмпирических взаимодействий с новым эволюционным объектом для своего мотивирования и сформирования в качестве новых структурных элементов в психике эволю-ционно задержанного пациента. В этом отношении ситуа­ции шизофренического пациента, вновь дифференциро­вавшегося в ходе лечения, и пограничного пациента в начальной стадии лечения явно различны.

Как говорилось в предыдущей главе, в психозе базис­ная эволюционная неудача произошла слишком рано, что­бы переживаться дифференцированным Собственным Я во взаимодействиях с таким же дифференцированным объектом. Поэтому аналитику приходится входить в не­дифференцированный мир переживаний пациента в каче-

стве нового эволюционного фактора, для того чтобы со­действовать новой эмпирической дифференциации меж­ду Собственным Я пациента и образом аналитика как но­вого эволюционного объекта. При таких обстоятельствах возникновение переживания Собственного Я у пациента при отсутствии сохраняющих дифференцированность трансферентных альтернатив с отчаянной исключитель­ностью будет зависеть от эмпирического присутствия об­раза аналитика, что неизбежно влечет за собой и моти­вирует быстрое установление аналитико-дериватных защищающих интроектов.

Совсем иначе мотивировано первоначальное пережи­вание пограничным пациентом аналитической помогающей ситуации. Во-первых, в отличие от шизофренического па­циента, повторно дифференцировавшегося в своих взаи­моотношениях с аналитиком, пограничный пациент еще не установил взаимоотношений с аналитиком как с новым эволюционным объектом и поэтому еще не мотивирован к новым интернализациям его репрезентации. Во-вторых, как подчеркивалось выше, предыдущая структура погра­ничного пациента и установившиеся репрезентации Соб­ственного Я и объекта позволяют сохранение дифферен­цированного переживания Собственного Я, хотя бы лишь на маргинальном уровне. Интроекция аналитико-специ-фических функций еще не мотивирована, таким образом, эмпирически, а также не требуется в качестве незамени­мого средства для субъективного существования пациен­та. Помогающее окружение с формированием добавочных интроектов не обязательно требуется пограничному па­циенту для сохранения переживания Собственного Я. До­казательством этому служит тот факт, что он достиг по­граничного уровня переживания.

Но не может ли переживание помогающей функции аналитика само по себе служить мотивирующим фактором для возникновения образа аналитика в качестве нового эво­люционного объекта в психике пограничного пациента, как это, по-видимому, происходит в случае психотических па­циентов? Мой опыт побуждает меня ответить на этот во­прос отрицательно. Имеет место простой базисный факт, что для пациента, вступающего в аналитические взаимоот­ношения с достаточно установившейся дифференцирован-ностью от своих первичных объектов и таким образом с уже существующим трансферентным потенциалом, прямое или косвенное удовлетворение его инфантильных потреб-

ностей в помогающей атмосфере или нет не мотивирует само по себе новое эволюционное развитие, а также не мотиви­рует появление аналитика как нового эволюционного объек­та в мире переживаний пациента. Как подчеркивалось ра­нее, переживания удовлетворения, по-видимому, являются специфическими и незаменимыми элементами для реакти­вации задержанного симбиоза недифференцированного пациента с последующим новым ростом недифференциро­ванных репрезентаций удовольствия, требуемых для про­текания новой дифференциации с аналитиком в качестве нового эволюционного объекта. Однако, когда произошла достаточно прочная первичная дифференциация между СобственнымЯ и объектом во взаимоотношениях пациента со своими первичными объектами, базисное удовлетворе­ние не является более специфическим способом мотивации пациента к замене образа аналитика как трансферентного объекта его образом как нового эволюционного объекта. Вместо этого удовлетворение, получаемое от аналитика, как правило, переживается и интерпретируется пациентом чи­сто трансферентным образом, включая возможный быст­рый подъем идеализации аналитика как трансферентного объекта.

Символическое удовлетворение инфантильных либиди-нальных потребностей пациента в аналитической ситуации, таким образом, более не является, по-видимому, фазово-специфически эффективным в качестве мотивации новых эволюционных интернализаций у пограничного пациента. Эволюционная задержка, определяющая его патологию и текущие способы переживания своих объектных взаимоот­ношений, произошла на стадии, когда функция родительс­кого объекта в обеспечении структурного развития у ребен­ка более не делает возможной дифференциацию между Собственным Я и объектом посредством обеспечения ребен­ка адекватными переживаниями удовольствия. Акцентиро­вание на фазово-специфическом функционировании эволю­ционного объекта также более не обеспечивает ребенка эмпирическим материалом для формирования сохраняющих Собственное Я успокаивающих интроектов. Развитие погра­ничного пациента было специфически прервано и задержа­но на некоторой стадии его психического структурообразо-вания через функционально-селективные идентификации. В соответствии с этим фазово-специфически адекватным но­вым эволюционным объектом, привлекательным для сохра­няющихся потребностей пограничного пациента в возобнов-

 

ленном психическом развитии, может быть лишь кто-то, спо­собный обеспечивать моделями и мотивацией для новых структурообразующих идентификаций. Лишь затем станет возможна идеализация аналитика в качестве нового эволю­ционного объекта, мотивируя возобновление процессов эво­люционной интернализаций, в то время как простая идеали­зация трансферентного объекта не может иметь таких последствий.

Для улавливания и корректного понимания своей фазово-специфически адекватной функции в ремобили-зации и способствовании новому эволюционному разви­тию в пациенте аналитик должен быть обучен и приучен полагаться на свои информативные отклики на пациента, как комплиментарные, так и эмпатические. Решающе важ­на его способность различать свои отклики на трансфе-рентно-специфические и фазово-специфические послания пациента. Первые информируют об истории эволюцион­ной неудачи пациента и о застойных репрезентациях Соб­ственного Я и объекта, которые он пытается бесконечно продолжать в аналитических взаимоотношениях. Вторые информируют аналитика о прерванных фазово-специфи-ческих потребностях пациента и остающейся мотивации для возобновления развития, а также снабжают аналити­ка адекватными способами подхода к пациенту в качестве нового эволюционного объекта.

Представляется, что неудача в проведении такого раз­личия между трансферентно-специфическими и фазово-специфическими посланиями пограничного пациента, как правило, бывает главной причиной отсутствия аналитика в психике пограничного пациента между сессиями. В такой ситуации импульсы аналитика к увеличению удовлетворе­ния пациента являются, как правило, скорее откликами на трансферентные объектно-поисковые потребности и просьбы пациента, а не откликами на фазово-специфичес­кие послания пациента на его уровне развития. Во время работы с психотическими пациентами фазово-специфичес­кие отклики аналитика на пациента характеризуются оза­боченностью по поводу дифференцированного пережива­ния последнего, а также относительно сохранения и защиты переживания Собственного Я пациентом как внут­ри, так и вне аналитических взаимоотношений. Однако сход­ные отклики аналитика на пограничного пациента склонны быть скорее откликами на преобладающие трансферент­ные ожидания пациента, а не на его часто все еще в основ-

ном скрытые и неясно выраженные эволюционные потреб­ности. Аналитику необходимо улавливать потребности и послания «развивающегося ребенка » в пациенте, легко за­глушаемые более громкими требованиями «трансферент-ного ребенка », чтобы быть в состоянии проводить сравне­ния между двумя своими функциями в качестве эволюционного объекта для пациента и находить правильный путь продви­жения в аналитических взаимоотношениях на основе таких сравнений.

В отличие от озабоченности сохранением подвергаю­щегося опасности переживания Собственного Я, наиболее важной в фазово-специфических откликах аналитика на пси­хотических пациентов, фазово-специфические отклики ана­литика на пограничного пациента скорее включают в себя возрастающую заинтересованность специфической приро­дой переживания Собственного Я пациентом. Этот относи­тельный сдвиг от озабоченности к заинтересованности па­раллелен сдвигу в акцентировании с комплиментарных к эмпатическим среди информативных откликов аналитика на пациента. Как будет показано ниже, передача аналитиком этой заинтересованности и своего возникающего в результа­те понимания пациенту представляется тем специфическим способом приближения аналитика к пациенту, который ве­дет к тому, чтобы он был принят пациентом в качестве ново­го эволюционного объекта, с которым может быть продол­жена структурообразующая интернализация.

Это не следует понимать так, что более не будет на­добности в атмосфере поддержки, требуемой в качестве замещения неинтернализованных структур пограничного пациента. Однако, в отличие от психотических пациентов, главной целью поддерживающего окружения более не яв­ляется обеспечение материала для установления и поддер­жания диалога между пациентом и аналитиком, но скорее обеспечение пациента генеративной защитой и заместитель­ной структурой до тех пор, пока структурное развитие в ходе лечения постепенно не сделает такую защиту и заме­ну ненужными.

Такая атмосфера поддержки наилучшим образом обес­печивается терпеливым, заинтересованным и уважитель­ным присутствием аналитика в сеттинге, которое остается по существу одним и тем же на каждой сессии. Как прави­ло, активное удовлетворение инфантильных потребностей и желаний пациента не требуется и не рекомендуется. Как подчеркивалось выше и будет показано в последующих ча-

 

стях книги, возобновленные процессы эволюционной ин-тернализации, интроекции, а также идентификации будут на пограничном уровне патологии мотивироваться в пер­вую очередь передачей аналитиком заинтересованности и понимания способа переживания пациента, а не удовлет­ворением, Неотъемлемо присутствующим в атмосфере под­держки.

Идеализация

В отличие от преобладающей точки зрения, я предпо­читаю не связывать идеализацию специфическим образом с интересами Собственного Я, нарциссизмом или «эго-ли-бидо», как отличающимися от интереса к объекту или «объектному либидо ». Я также не присоединяюсь к тради­ционному взгляду на идеализацию как на главным образом защитный процесс. Скорее мне хотелось бы определить идеализацию как тот способ, каким переживаются пози­тивно катектированные репрезентации Собственного Я и объекта до достижения константности Собственного Я и объекта. Либидинальные взаимоотношения могут основы­ваться лишь на идеализации до тех пор, пока интеграция индивидуализированных образов Собственного Я и объек­та не сделает возможными и мотивированными любовь и восхищение на индивидуальном уровне переживания. Я сог­ласен с Кернбергом (1975, 1976), что, по всей видимости, существуют более примитивные и более зрелые «формы» идеализации в зависимости от уровня нормального разви­тия или его патологических остановок и искажений. Одна­ко скорее, чем постулирование идеализации как «механиз­ма» прогрессивного взросления, я предпочитаю точку зрения, согласно которой идеализация как переживание мотивируется и выглядит по-разному в зависимости от уров­ня структурализации, достигнутого в развитии мира пере­живаний пациента.

Разделяемая многими специалистами точка зрения на идеализацию как на исключительно или главным образом защиту и предохранительную меру против агрессии про­изводит впечатление взрослообразной «генерализации на­зад», основанной на ежедневном клиническом опыте с Депрессивными невротиками, которые используют идеа­лизацию как реактивное образование против своих агрес­сивных объектно-направленных желаний. Согласно сход­ной линии рассуждения, считается, что самая первая идеализация объектной репрезентации {то есть первона-

чальное возникновение образа «абсолютно хорошего » объекта) мотивирована защитой и предохранением про­тив преследующих «абсолютно плохих » объектных обра­зов (Klein, 1946; Rycroft, 1968; Kernberg, 1975, 1980). Со­здается картина Собственного Я, пытающегося защищать себя от угрожающих «абсолютно плохих » объектных пе­реживаний путем построения идеализированного «абсо­лютно хорошего » объектного образа для своей защиты. Это будет делать идеализацию либо тем механизмом, ко­торый вызывает состояние расщепления (Rycroft, 1968), либо как минимум одной из вспомогательных защит, спо­собствующих расщеплению (Kernberg, 1975).

Согласно точке зрения, представленной в моей бо­лее ранней работе (Tahka, 1984) и в части I данной книги, последовательное появление образов «абсолютно хоро­шего» и «абсолютно плохого» объекта, а также их глав­ные роли в защите дифференцированности представля­ются, по-видимому, совершенно противоположными тому, что предполагается вышеназванными авторами. При условии что первые репрезентации Собственного Я и объекта будут становиться дифференцированными как формации чистого удовольствия (т. е. как «абсолютно хорошие»), образ «абсолютно плохого» объекта должен создаваться позднее для обеспечения идеационной ре­презентации фрустрации, которая на этой стадии стано­вится психически представленной как агрессивный аф­фект, угрожающий разрушить образ «абсолютно хорошего» объекта, от которого исключительно зависит существование дифференцированного переживания Соб­ственного Я. Формирование образа «абсолютно плохо­го > > объекта, который обеспечивает цель для агрессии и таким образом связывает агрессию младенца с первой идеационной репрезентацией фрустрации, будет проис­ходить как необходимая защита для сохранения образа «абсолютно хорошего » объекта и посредством этого для продолжения субъективного существования ребенка. Однако, хотя в начале жизни зло, таким образом, по-видимому, появляется скорее для защиты добра, а не на­оборот, я стану называть такую последовательность со­бытий не защитной, а высоко адаптивной. Независимо от того, что появляется первым, и «абсолютно хорошие », и «абсолютно плохие » базисные эмпирические единицы не­обходимы как предпосылки для любых последующих структурообразующих развитии.

 

До достижения константности Собственного Я и объек­та растущий индивид необходимо переживает свой мир функциональным образом, характеризуемым крайними сдвигами в его объектном переживании от «абсолютно хо­рошего» к «абсолютноплохому». «Абсолютнохороший» объект идеализируется как превосходный поставщик удов­летворения, но так как он все еще переживается как нахо­дящийся в полной собственности и контролируемый все­могущий слуга, его еще нельзя любить как независимого индивида, чьи услуги будут не самоочевидными, но обус­ловленными и зависящими как от поведения ребенка, так и от благорасположения объекта. Само качество «абсолют­но хорошего » включает понятие эмпирического совершен­ства, основанное на крайней степени нереалистической иде­ализации.

Понятие любви как субъективного эмоционального пе­реживания, связанного с другим человеком, традиционно использовалось в психоанализе чрезвычайно обобщенным и безоттеночным образам в качестве общего заголовка, охва­тывающего все формы либидинальной привязанности, неза­висимо от эволюционной стадии переживающего субъекта (Blank and Blank, 1979). Лишь позднее были предприняты попытки исследовать любовь и влюбленность как способно­сти, требующие определенных эволюционных достижений для своего возникновения (Kernberg, 1976, 1980; Bergmann, 1980, 1987). Однако влияние и приверженность концепциям нарциссического и объектного либидо Фрейда продолжает способствовать искусственному разъединению любви и иде­ализации. Это особенно свойственно психологии самости Ко-хута (1971), в которой оба типа «либидо» концептуализиро­ваны как имеющие отдельные линии развития с самого начала психической жизни индивида.

Согласно современной концептуализации, в которой репрезентации Собственного Я и объекта рассматриваются как развивающиеся pari passu* через продолжающиеся про­цессы структурообразующей интернализации, термин лю­бовь сохраняется для особого эмоционального пережива­ния, для которого требуется индивидуальное Собственное Я и столь же индивидуальный объект, воспринимаемый как ее цель. Это способ переживания эволюционного объекта как индивидуальных образов Собственного Я и объекта, он становится мотивирован и возможен после интеграции

* Наравне и одновременно (лат. )- — (Прим. перев. )

информативных репрезентаций Собственного Я и объекта, достигнутой через множество функционально-селективных идентификаций. Лишь затем станет возможно растущее ин­дивидуальное переживание объекта как обладающего лич­ной внутренней жизнью параллельно с осознаванием инди­видом сходного собственного личного внутреннего мира. Когда объект (мать) интегрирован в качестве индивида, он становится эмпирически отделенным и независимым, пре­кращая быть в очевидном владении и подконтрольным слу­гой, чья внутренняя жизнь и собственные мотивы не при­знаются. Теперь будет открываться внутренняя часть объекта (т. е. собственный внутренний мир), в которой объект утрачивается и где его нужно заново найти посред­ством информативных идентификаций, которые теперь ста­новятся мотивированы и возможны. Эти идентификации равносильны появлению у ребенка эмпатической способ-ности, а также постепенному наращиванию репрезентаций для всей гаммы оттеночных и дифференцированных эмо­ций в его " мире переживаний. Только теперь станет мотиви­рована и возможна для развития любовь к самостоятель­ному индивиду, а также тесно связанные с ней эмоции, включая благодарность, жалость и стремление к объекту как к личности и интенсивный интерес к его недавно от­крытому внутреннему миру. Идеализация будет продол­жаться, но теперь внутри семьи и как идеализация двух различных индивидуальных родителей, один из которых первоначально идеализируется главным образом как инди­видуальный объектлюбви, а второй — как индивидуаль­ный образец для только что родившейся идентичности ре­бенка.

С появлением индивидуальных образов Собственного Я и объекта идеализация будет утрачивать многое из свое-го первоначального архаического качества инфантильного всемогущества и становиться восхищением другим индиви­дуальным человеком, хотя все еще в течение длительного времени переоцениваемым либо в качестве объекта любви, либо в качестве образца для Собственного Я.

Любовь, таким образом, является новым способом пе­реживания объектов, мотивированным и ставшим возмож­ным вследствие индивидуации переживания Собственного Я и сопутствующего открытия индивидуальности объекта. Как продукт индивидуации любовь, по-видимому, специ­фически включает в себя принятие и все возрастающее при­знание отличий между Собственным Я и объектом.

То, что переживается как поставщик удовольствия, начинает переоцениваться в начале жизни, как только по­явится Собственное Я для оценивания. Первоначальным поставщиком удовольствия эмпирически является Соб­ственное Я, объект — лишь инструмент, находящийся в полной собственности и полностью контролируемый Соб-ственнымЯ. Однако возрастающие переживания незаме­нимости этого инструмента для эмпирического обеспече­ния СобственнымЯ себя удовольствием и удовлетворением будет делать данный инструмент все более идеализируе­мым в качестве всемогущего слуги, который состоит из групп функций, все еще эмпирически находящихся в пол­ной собственности и магически контролируемых Собствен­ным Я. Таким представляется способ переживания объек­та, который Кохут (1971) называет идеализируемым Я-объектом, а Кернберг (1975) — примитивной идеализа­цией. В то время как Кернберг считает примитивную идеа­лизацию объекта вместе с ее оборотной стороной — обес­цениванием — главным образом защитой, способствующей расщеплению, Кохут рассматривает идеализируемый Я-объект в качестве необходимого базиса для важных структурных развитии через «преобразующие интернали-зации ». Хотя я не разделяю в целом пути понимания Коху-том раннего развития, однако, в данном вопросе я целиком с ним согласен. По моей концептуализации, идеализация «абсолютно хорошего » аспекта функционального объекта не только является единственной формой любви к объек­ту, доступной на этом уровне структурализации, но также незаменимым элементом в мотивировании процессов фун­кционально-селективной идентификации как во время нор­мальной сепарации—индивидуации в детстве, так и в психоаналитическом лечении взрослых пограничных паци­ентов.

Как подчеркивалось ранее, идеализация, по-видимо­му, является незаменимым мотивом для любого психичес­кого структурообразования после первичной диффе­ренциации репрезентаций Собственного Я и объекта. Структурализация происходит в основном посредством интернализации представленных аспектов объекта через сферу репрезентации Собственного Я. Первые интернали­зации являются интроекциями представленных функций «абсолютно хорошего» объекта, оцениваемых как всемо­гущие. За этими все еще относительно расплывчатыми ин-тернализациями последуют идентификации с идеализиру-

емыми функциями «абсолютно хорошего»объекта, пере­живаемыми либо интроективно, либо как внешние. После установления константности Собственного Я и объекта оценочно-селективные идентификации с индивидуальны­ми образцовыми объектами, представляющими идеальное Собственное Я ребенка, а также его информативные иден­тификации с его главными идеальными объектами любви, будут далее выстраивать в ребенке значимые репрезента­ции внутренних миров самого себя и объектов, укреплять его идентичность и делать возможным появление эмпатии и дифференцированных эмоций. Наконец, селективные идентификации с идеализированными предписаниями и зап­рещениями, полученными от интроекта супер-эго, будут содействовать созданию собственных нормативных струк­тур индивида, а также интернализации образов его роди­тельских и других внешних идеальных объектов, что при­ведет в результате к появлению и интеграции его личных идеалов для себя и своих объектов.

Всякие важные структурные развития, таким образом, представляются идущими по линии идеализации. То, что идеализируется, представляется желанным, мотивирующим Собственное Я включить это в свою структуру. Даже если то, что идеализируется, а также природа интернализации и ее результаты претерпевают радикальные изменения в ходе продолжающегося структурного развития психики, идеа­лизация того, что должно быть интернализовано, является sine qua поп во всех процессах психического развития, пока не будет достигнута относительная автономия переживания Собственного Я. Даже после этого временная идеализация и восхищение учителями и профессиональными образцами для подражания будут продолжать играть важную роль в боль­шинстве значимых процессов обучения.

Фазово-специфическая идеализация эволюционного объекта, таким образом, необходима на всех уровнях раз­вития для начала и завершения процессов интернализации. Это столь же справедливо для возобновления функцио­нально-селективных идентификаций в психоаналитическом лечении пограничных пациентов. Как говорилось выше, трансферентные идеализации не мотивируют и не могут мотивировать новое структурообразование. Подобно лю­бым другим трансферентным феноменам они способны лишь на повторение и переживание настоящего на языке прошлого. Так называемый «позитивный перенос» влече­нии пограничных пациентов является идеализацией анали-

тика в качестве функционального трансферентного объек­та, и, хотя это может приводить к временному или более длительному симптоматическому улучшению субъективной сбалансированности и публичного функционирования па­циента, не будет иметь место никакое структурное продви­жение и, таким образом, никакое длительное изменение в его личности. Поскольку это имеет отношение к общим це­лям психоаналитического лечения, трансферентные идеа­лизации всегда являются защитными и направленными на увековечивание статус-кво эволюционно задержанных ре­презентаций Собственного Я и объекта. Структурообразу­ющие интернализации в аналитических взаимоотношениях могут быть возобновлены лишь при условии, что аналитик будет представать в эмпирическом мире пациента в каче­стве нового идеализируемого объекта.

Важно осознавать, что даже когда аналитик идеализи­руется в качестве нового эволюционного объекта для погра­ничного пациента, это может быть Лишь фазово-специфи-ческая идеализация функционального объекта, и аналитику приходится терпеть ее как таковую. Как неоднократно под­черкивалось, неэмпатическая сдержанность со стороны ана­литика (Kohut, 1971} будет легко разрушать мотивационный базис, необходимый для возобновления структурообразу­ющих идентификаций во взаимоотношениях пациента с ана­литиком. Это имеет силу на всех уровнях эволюционных взаимодействий в нормальном развитии, а также в психоана­литическом лечении различных категорий пациентов. Для оказания наибольшей возможной помощи возобновленно­му психическому развитию пациента аналитику следует тер­петь фазово-специфические идеализации со стороны паци­ента и даже получать от них удовольствие до тех пор, пока они необходимы для установления и укрепления соответ­ствующих фазово-специфических интернализации. Столь же важно, конечно же, чтобы аналитик сходным образом терпел и фазово-специфически наслаждался увяданием и исчезновением этих идеализации.

Как уже указывалось и будет позднее детально рас­сматриваться, пограничный пациент склонен принимать и идеализировать аналитика в качестве нового эволюцион­ного объекта специфически через его функцию проявле­ния интереса к субъективному способу переживания паци­ента, а не как проявляющего озабоченность тем, чтобы пациент оставался психологически жив, как это специфи­чески имеет место в случае с психотическими пациентами.

Фрустрация

Адекватные и терпимые функционально-специфичес­кие фрустрации необходимы в качестве переживаний, не­посредственно мотивирующих и приводящих в движение функционально-селективные идентификации. Однако эф­фективность фрустрации в качестве стимула для функцио­нально-селективной идентификации зависит от одновре­менного присутствия других предпосылок для такого события.

То, что подразумевается под «терпимой » фрустраци­ей, зависит от уровня структурализации эмпирического мира индивида. Так называемая терпимость фрустрации синонимична более или менее развитой способности инди­вида терпеть фрустрированную репрезентацию Собствен­ного Я. Маленькие дети и менее структурированные взрос­лые склонны реагировать на малейшие фрустрации прямыми агрессивными манифестациями и быстрым при-беганием к отрицанию и проективно-интроективным опе­рациям. Низкая терпимость к фрустрациям, таким обра­зом, регулярно сочетается с низкой толерантностью к тревоге.

⇐ Предыдущая31323334353637383940Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: