Маниакальное, параноидное и депрессивное решения 20 страница

Преимущества расположения лицом к лицу при лече­нии не менее важны для аналитика, работающего с погра­ничными пациентами. Недостаточное количество и отсут­ствие интеграции информативных репрезентаций у пограничного пациента специфически проявляются как се­рьезные недостатки в его вторичном процессе мышления и коммуникативной вербализации. В отличие от невротичес­кого пациента с его обычно полными смысла вербальными посланиями к другому индивиду, у пограничных пациентов в течение долгого времени главными носителями аффек­тивного смысла сообщения могут быть невербальные клю­чи и намеки. Это, по-видимому, тем более справедливо, чем более ранней является эволюционная задержка пациента или чем глубже его регрессия в аналитической ситуации.

Значительная часть невербальных посланий погранич­ного пациента может быть получена аналитиком лишь че­рез визуальную передачу. Соответственно, визуальные вос­приятия аналитиком пациента доминируют или должны доминировать среди тех сенсорных переживаний аналити­ка, которые через его комплиментарные и эмпатические отклики на них становятся информативными о пациенте и о текущих взаимодействиях.

Таким образом, представляется, что с точки зрения аналитика как наблюдающего и осознающего лица, до тех пор пока пациент не обладает надежным вербальным ин­струментом вторичного процесса, используемым осмыс­ленно и коммуникативно между двумя индивидами, пер­цепции аналитика, которые обеспечивают основу для понимания пациента, будут в значительной степени про­истекать от невербального поведения пациента. При та­ких обстоятельствах, если аналитик лишает себя какой-либо части визуального переживания бытия и поведения пациента, он не получает информацию, которая может быть решающе важна для понимания пациента.

Аналитическая кушетка является не только непремен­ным атрибутом психоанализа для широкой публики, но нарциссически весьма значительным символом для профес­сионалов в области психики в целом и для психоаналити­ков в частности. Аналитическая кушетка и ее использование в лечении символизирует профессиональную компетент­ность и членство в элитной группе терапевтов. Кушетка, как принято считать, используется лишь в настоящем пси­хоанализе, и лишь серьезные психоаналитики считаются достаточно компетентными, чтобы использовать эту маги­ческую копию прото-кушетки Фрейда с Берггассе, 19.

Несмотря на историю аналитической кушетки и отно­шение к ней как к прямому наследнику кушетки гипнотизе­ра, к использованию которой Фрейд возвратился в частно­сти потому, что нахождение под постоянным наблюдением со стороны психоаналитических пациентов порождало у него ощущение неудобства, кушетка была поднята до статуса важного терапевтического инструмента, неразрывно связан­ного с «классической » аналитической техникой. Многие ана­литики, по-видимому, разделяют мнение о том, что исполь­зование кушетки является sine qua norr, без которого никакое лечение не может быть названо психоанализом. Со­здается впечатление, что многие аналитики, работающие с пациентами с более тяжелыми, чем невротические, расстрой­ствами, настаивают на том, чтобы их пациенты оставались на кушетке, больше для поддержания своего статуса психо­аналитиков, осуществляющих правильный психоанализ, чем в соответствии с подлинно терапевтическими логическими обоснованиями такой практики.

Лично я не считаю, что использование кушетки принад­лежит к тем элементам и критериям, которые определяют, может ли считаться терапия психоаналитической или нет. Как подчеркивалось на всем протяжении второй части кни­ги, эти критерии в значительной степени определяются теми путями, которыми достигается и используется понимание эмпирических миров сторон психоаналитических взаимодей­ствий для возобновления эволюционных процессов в мире психических переживаний пациента. Аналитическая кушет­ка является не столь незаменимым средством в этом процес­се, как операционный стол при обширном оперативном вме-шательстве. Для того чтобы лечение соответствовало критериям психоанализа, аналитику нет надобности обяза­тельно использовать кушетку в работе с любой категорией пациентов. Если в использовании кушетки больше преиму­ществ, чем недостатков для достижения психоаналитичес­кого понимания и его терапевтического использования, зна­чит, ее применение уместно; если же недостатки превышают ее преимущества, кушетку не следует использовать. Первое положение, как правило, справедливо для большинства, но не для всех невротических пациентов, в то время как проти­воположная ситуация, по-видимому, даже еще более верна в психоаналитическом лечении психотических и погранич­ных пациентов.

* Непременным условием (лат. )— (Прим. перев. )

Установление взаимоотношений

Начальная фаза аналитического лечения погранично­го пациента определяется тем, на какой стадии произошла главная эволюционная задержка. Чем более ранней явля­ется задержка и, соответственно, чем более хаотично кли­ническое состояние, тем меньше доля информативных ре­презентаций в способе переживания пациента и тем более заметно выражена его примитивная амбивалентность и низ­кая терпимость к фрустрации в его отношении к аналити­ку. Эти черты, наглядно проявляясь уже во время первых сессий, говорят о низком уровне пограничной организации с минимумом значимой современности во взаимоотноше­ниях пациента с аналитиком. Хотя такое начало склонно предвещать длинное и бурное лечение, существует более благоприятный прогностический показатель, когда погра­ничный пациент ускоряет свое вступление во взаимоотно­шения с аналитиком, выбирая одновременно другого че­ловека в качестве плохого объекта, на которого он будет смещать первоначальные фрустрации, присутствующие в аналитических взаимоотношениях, таким образом сохра­няя свой образ аналитика идеализируемым и «абсолютно хорошим».

Во время работы в институте, где для каждого пациен­та определялись врач и адвокат, в качестве новой пациент­ки мне досталась 21-летняя замкнутая и подозрительная пограничная женщина, которая почти сразу же проявила огромный интерес ко взаимоотношениям со мной. В то же самое время она столь же искренне начала ненавидеть сво­его адвоката, которого воспринимала как одновременно лицемерного и отвергающего. Однако она яростно отказа­лась рассмотреть возможность замены адвоката, потому что считала, что это означало бы поражение и бегство, а она не хотела «доставлять ему такое удовольствие ». Лишь много времени спустя, когда она стала более способна восприни­мать себя и свои объекты как личности, она обнаружила, к собственному удивлению, что ее адвокат, между прочим, был вполне хорошим и дружелюбным человеком.

Такая первоначальная защита образа аналитика как «абсолютно хорошего » и идеализируемого могла иметь место главным образом как трансферентное повторение с тенденцией либо ригидно его придерживаться в качестве статус-кво, либо заменить его раньше или позже функцио­нальной амбивалентностью, характерной для погранично-

го уровня привязанности. В этих случаях не наблюдалось никакого возобновления структурообразования, паттерн пациентки оставался чисто трансферентным и таким обра­зом представлял сопротивление любым изменениям и но­вым развитиям в аналитических взаимодействиях. Однако, несмотря на такую возможность, мои наблюдения свиде­тельствовали о том, что пациенты с хорошей перспективой -получить пользу от аналитического лечения склонны пока­зывать такое «расщепление » в начале своих аналитических взаимоотношений. Кроме возможных импликаций защит­ного переноса, первоначальное сохранение этими пациен­тами репрезентаций хорошего и плохого объекта, разме­щаемых в разных людях, по всей видимости, регулярно включает в себя адаптивный аспект, существующую готов­ность искать новый эволюционный объект. Такая первона­чальная готовность к возобновлению развития, обычная у невротических пациентов как сознательное желание и, ка­залось бы, не существующая у психотических пациентов, в различной степени присутствует у пограничных пациентов и может быть выявлена и узнана через комплиментарные и эмпатические отклики аналитика на вербальные и невер­бальные послания пациента.

Пограничные пациенты, которые проявляют такую первоначальную готовность к возобновлению эволюци­онных взаимодействий, регулярно показывают готов­ность идеализировать аналитика в качестве нового эволюционного объекта. Такое состояние дел подтверж­дается быстрым установлением пациентом аналитико-спе-цифических регулирующих напряжение интроектов, кото­рые, со своей стороны, в решающей мере содействуют возобновлению процессов функционально-селективной идентификации в начале лечения. В этой терапевтически благоприятной группе пограничных пациентов хорошая ре­презентация аналитика как нового объекта присутствуете самого начала и подкрепляется и сохраняется постоянным продвижением аналитико-дериватных интернализаций. Базисно-позитивным взаимоотношениям в этой области привязанности вряд ли что-то будет серьезно угрожать в этих случаях в терапевтических взаимоотношениях, таким образом обеспечивая готовый базис для личностного тера­певтического альянса, когда достигается константность Собственного Я и объекта в мире переживаний пациента. Случающиеся время от времени удивительно быстрые ус­пехи у высокоуровневых пограничных пациентов, превос-

ходящие все ожидания их аналитиков, согласно моему опы­ту, как правило, регулярно принадлежат к этой особенно мотивированной и эволюционно голодной группе.

Другим феноменом, не столь редким на начальной ста­дии аналитического-лечения пограничных пациентов, яв­ляется появление сексуального, открыто соблазнительно­го и/или на вид явно эдипового материала в коммуникации пациента с аналитиком. Такой эротический (Saul, 1962) или эротизированный перенос (Rappaport, 1956), рано разви­вающийся в лечении, как правило, связан с пограничной организацией или, когда он открыто бредовый, с психоти­ческим уровнем расстройства у пациента.

Первоначальная соблазнительность и предложение пограничным пациентом себя аналитику в качестве сексу­ального объекта регулярно служат маской для намного более примитивных желаемых взаимоотношений с анали­тиком как находящимся в полном обладании и всецело кон­тролируемым функциональным объектом. Движущие силы в этих случаях часто сравнимы с движущими силами в слу­чае стеми промискуитетными девушками-подростками, которые со своей открытой соблазнительностью и легкой доступностью по существу стремятся к восстановлению архаического единства с «абсолютно хорошим» первичным объектом. Обычно отсутствие эмоциональной искренности начальных псевдосексуальных и псевдоэдипальных пере­носов пограничных пациентов безошибочно обнаруживает их истинную природу как «сексуализации зависимости » (Kernberg, 1967) или «защитного приписывания возраста» (Volkan, 1976), что помогает аналитику использовать свои информативные эмоциональные отклики на пациента и по­лагаться на них. В большинстве случаев это защитное по­ведение сравнительно легко можно привести к спаду че­рез эмпатическое и вежливое информирование пациента о поддельной природе его псевдоэротической соблазнитель­ности.

25-летняя женщина с высокоуровневой пограничной организацией начала у меня лечение, подробно рассказы­вая о своих сексуальных переживаниях и одновременно проявляя открытую соблазнительность в лечебных отно­шениях. Она неоднократно рассказывала мне, сколь силь­но она меня любит, хочет иметь со мной сексуальные отно­шения, и жаловалась на то, что я не отвечаю ей взаимностью. Мои эмоциональные отклики на этот материал не соответ­ствовали его содержанию, легкомысленному и фальшиво-

му. Однажды она сказала мне, что ранее говорила своему бывшему приятелю, что любила его, не потому, что дей­ствительно его любила, а потому, что не могла выносить одиночества. Это позволило мне сказать пациентке, что для меня ее постоянный разговор о сексе и любви ко мне очень напоминает подобную ширму для ее реальных потребнос­тей в непрерываемом контакте и близости между нами.

После этого ее сексуальный материал драматически сократился и стал явным более типический функциональ­ный способ переноса. У нее были сновидения, в которых наши кресла находились рядом и я держал ее руку или же она лежала на полу на животе подобно ребенку. Ей также приснилось, что она поддерживает жизнь молодой жен­щины, постоянно перекачивая в нее какую-то жидкость. Она чувствовала, что не сможет справиться с этим одна, и хотела, чтобы пришла мать и помогла ей.

Лишь много позднее в ее лечении снова вернулись эро­тические темы, на этот раз как очень гипотетические и не­ловкие намеки на противоречивые чувства и фантазии по поводу меня и моей семьи. При отсутствии предыдущего переживания эдиповой ситуации на индивидуальном уров­не возникающие у нее триадические фантазии и чувства были по сути не трансферентными, а фазово-специфичес-кими эволюционными переживаниями, которые она испы­тывала впервые в жизни.

Имеется группа псевдоистерических высокоуровневых пограничных женщин, в распоряжении которых имеется множество информативных, хотя все еще неинтегрирован­ных репрезентаций, которые имеют отношение к эдипаль-ным констелляциям. Хотя они не способны к любви, эти пациентки будут часто развивать вокруг своей обычно бо­лее завуалированной обольстительности обманчивую ауру псевдоискренности, которая порождает иллюзию индиви­дуального правдоподобия и может поэтому оказаться не­преодолимой для неопытного психотерапевта. Большинство женщин-пациенток, которым удалось соблазнить своих муж­чин-терапевтов, вероятно, принадлежат к этой группе.

Несмотря на такие явно выраженные феномены на начальной стадии лечения пограничного пациента, то отно­шение, которое он развивает к своему аналитику, является патогномически функциональным по своей природе, резко отличаясь от преимущественно индивидуального отноше­ния невротического пациента к своему аналитику. Соответ­ственно присутствие и функции аналитика будут представ-

ляться пограничному пациенту как очевидно эмпирически существующие лишь для заботы о нем и его потребностях. В зависимости от природы соответствующего функциони­рования аналитика в психике пациента будет наблюдаться постоянная эмпирическая осцилляция между примитивно идеализируемыми «абсолютно хорошими » объектными об­разами и их угрожающими «абсолютно плохими » двойни­ками, с которыми пытаются справиться посредством при­митивных защитных операций, в особенности интроекции, проекции и отрицания.

Функциональная связь пограничного пациента со сво­им аналитиком вначале представляет по существу без конца повторяющееся продолжение задержанных и нарушенных эволюционных взаимодействий с его первичными эволюци­онными объектами. При одновременном отсутствии напол­ненной смыслом реальности во взаимоотношениях взаимо­действия пациента с аналитиком первоначально кажутся преимущественно или исключительно трансферентными. В отличие от невротических переносов, которые часто оста­ются скрытыми в течение более длительного времени, тре­буя интерпретативной работы с сопротивлениями для их полного развития, пограничный пациент, у которого отсут­ствуют альтернативные объектные отношения, будет типич­но открыто и без задержек развивать функциональный пе­ренос на аналитика, часто ясно осознаваемый уже во время первой встречи с аналитиком.

Таким образом, пограничный пациент, идиосинкра­зически повторяющий со своим аналитиком нарушенные функциональные взаимоотношения, все время предстает в виде «трансферентного ребенка » в том смысле, как это рассматривалось в части II этой книги. Это ребенок, кото­рый пытается безжалостно эксплуатировать свой объект во взаимоотношениях, которые могут быть бурными и не­предсказуемыми. Часто проявляемое пациентом обилие экстремальных аффективных сдвигов и драматических си­туаций как в аналитических отношениях, так и в жизни вне лечения, нередко воспринимается неопытным анали­тиком как несущее в себе «вкус к жизни», указывая на предположительную повторную мобилизацию эволюци­онных движений в пациенте. Однако если нет признаков возобновленных процессов структурообразующей интер-нализации, такие «наполненныесобытиями»и «многообе­щающие » лечения могут длиться годами, прежде чем их де-факто стагнационная природа не сможет больше ус-

кользать от срлзнательного понимания и реалистической оценки аналитика.

В функциональном переносе ранее существовавшие функциональные интроекты пациента будут активировать­ся и переноситься на репрезентацию аналитика со вторич­ной их ре-интроекцией и проекцией. Если не будут мотиви­рованы и начаты взаимоотношения между «эволюционным ребенком» в пациенте и аналитиком как новым эволюцион­ным объектом с происходящими в результате аналити-ко-специфическими интернализациями, появляющимися в психике пациента, будут продолжаться без конца повто­ряющиеся трансферентные циклы в эволюционно бесплод­ных взаимодействиях.

Начальное сопротивление

Как было сказано выше, некоторые высокоуровневые пограничные пациенты с готовностью, даже с радостью от­вечают на возможность, предлагаемую их аналитиками во взаимодействиях с ними, возобновить свои прерванные эво­люционные процессы. Эти пациенты чаще всего молодые люди на пороге зрелости, периода, когда потребность в эво­люционных объектах все еще присутствует даже у нормаль­ных индивидов. Но не следует считать, что это означает, будто лечение этих пациентов непременно должно протекать глад­ко и без затруднений. Не может быть легким лечение паци­ентов, не достигших константности Собственного Я и объекта из-за того, что у таких пациентов отсутствует аффективная стабильность, а также наличествует минимальная толерант­ность к фрустрации и неограниченная жажда эксплуатации. Однако эта терапевтически благоприятная группа отличает­ся от большинства пограничных пациентов своей начальной готовностью вступать в новые эволюционные взаимодействия со своими аналитиками. Эта готовность, подкрепленная их более продвинутыми уже существующими структурами, склонна значительно сокращать период структурообразо-вания в функциональных взаимоотношениях с аналитиком, который обычно требуется для достижения константнос­ти Собственного Я и объекта в лечении пограничных паци­ентов.

Часто имеют место продолжительные затруднения при попытке добиться того, чтобы простое трансферентное по­вторение пограничного пациента сопровождалось и все бо­лее заменялось возобновленными эволюционными процес­сами в его взаимоотношениях с аналитиком. Главную причину

такого затруднения следует искать в уже существующих репрезентационных структурах пограничных пациентов, необходимых для защиты переживания дифференцирован­ного Собственного Я. Их первичные, обусловленные удо­вольствием самостные и объектные репрезентации достаточ­но установились, чтобы быть в состоянии сопротивляться регрессивным движениям к фрагментации, и сами их пато­генные эволюционные задержки представлены как един­ственно доступные им во взаимодействиях катектированные образы Собственного Я и объекта. Эти взаимодействия по­вторяются и продолжаются по сути без альтернатив в их отношениях с объектами. Независимо оттого, сколь они на­рушены и анахроничны, они представляют собой ту точку в развитии, которой достигли объектные отношения пациента и таким образом способ переживания им себя и своих объек­тов, на котором основывается его субъективное существова­ние как человека в мире.

Базисная эволюционная неудача психотических пациен­тов предшествует первичной дифференциации репрезентаций Собственного Я и объекта и не может быть возрождена как трансферентное переживание. В отличие от них эволюцион­ная задержка пограничного пациента произошла в ранних вза­имодействиях с дифференцированными объектами, она под­дается трансферентному повтору, который сам по себе обладает способностью к сохранению эмпирической диффе-ренцированности между Собственным Я и объектом. С дру­гой стороны, в отличие от невротических пациентов, задер­жанная структурализация пограничного пациента никогда не давала ему возможности развивать объектные отношения, которые были бы альтернативны этим трансферентным отно­шениям. Сохранение переживания Собственного Я шизоф­реником после его повторной дифференциации будет отчаян­но зависеть от эмпирической доступности образа аналитика как нового эволюционного объекта, тогда как эмпирическая дифференцированность и переживание связного Собствен­ного Яневротического пациента обычно надежно скреплены его установившейся способностью достаточно свободно ма­нипулировать в фантазии информативными репрезентация­ми себя и объекта. В отличие от этих более или менее структу­рированных категорий пациентов сохранение пограничным пациентом своего чувства дифференциро ванн ости в основном базируется на физическом или интроективном присутствии объекта, который переживается в смысле первоначального объекта времен базисной эволюционной неудачи пациента.

Пограничный пациент может переживать Собственное Я, главным образом, как повторение в переносе, постоян­ное повторение в переносе экзистенциально важно для та­кого пациента, и все направленные против него попытки несут огромную угрозу и вызывают чрезмерную тревогу. Подобно любой тревоге до установления константности Собственного Я и объекта, эта тревога все еще в основном • носит характер тревоги дедифференциации, специфически вызываемой любой угрозой утраты эмпирического присут­ствия функционального объекта. Для этого пограничный пациент в начале лечения чаще имеет в своем распоряже­нии лишь архаические функциональные интроекты, реэк-стернализируеМые сходным образом на функциональную репрезентацию аналитика.

В начале лечения только перенос может сохранить дифференцированность объектных взаимоотношений по­граничного пациента, что делает перенос более значитель­ным фактором сопротивления против принятия аналитика в качестве нового эволюционного объекта, чем в случае не­вротических пациентов с их уже ранее установившимися альтернативами во взаимоотношениях.

В следующих разделах будут рассматриваться неко­торые общие принципы ремобилизации и дальнейшей по­мощи эволюционным процессам в психоаналитическом ле­чении пограничного пациента.

Предпосылки для возобновления структурообразования

В пограничной патологии фазово-специфическая эво­люционная неудача в основном проявляется как прерыва­ние и задержка в процессах функционально-селективной идентификации. Следовательно, обдумывая перспективы вхождения аналитика в качестве нового эволюционного объекта в закрытый, по-видимому, репрезентационный мир пограничного пациента, требуется сперва рассмотреть пред­посылки для таких структурообразующих процессов в ана­литических взаимоотношениях.

Для этого мы можем использовать общие предпосыл­ки для функционально-селективных идентификаций в нор­мальном развитии. Как было сказано в части I, самыми важ­ными среди этих предпосылок считались следующие: достаточная эмпирическая безопасность переживания Соб-

ственного Я, доступность примитивно идеализируемых функциональных моделей и терпимые фрустрации для за­пуска процесса идентификации.

Безопасность переживания Собственного Я

В связи с лечением шизофренических пациентов под­робно говорилось о том, что переживание базисной внут­ренней безопасности обязательно для возобновления про­цессов функционально-селективной идентификации. Так как любое приобретение новой функциональной способности Собственным Я посредством идентификации означает соот­ветствующую утрату функционального объекта, на это нельзя отважиться в обстоятельствах, где не обеспечено в достаточной мере эмпирическое присутствие хорошего объекта какзащищающего переживание Собственного Я.

Общим выражением эволюционной остановки погра­ничного пациента, по-видимому, является регулярное отсут­ствие внутренней безопасности, которая была бы нужна для продолжения процессов структурообразования, начиная с определенной точки в его раннем развитии. До установления константности Собственного Я и объекта безопасность пе­реживания Собственного Я в значительной степени зависит от переживаемого присутствия функционального объекта либо в качестве удерживаемого внешнего объекта, либо в качестве его интроективной репрезентации. Пограничные пациенты, по-видимому, часто страдали от утрат или тяже­лых нехваток в функциях удержания первичных объектов на определенных стадиях своей сепарации—индивидуации. Как подчеркивалось Кернбергом (1975, 1976), этот период часто может быть той уязвимой стадией развития, которую Малер (1968) назвала подфазой сближения.

Регулярным феноменом, обнаруживаемым у большин­ства пограничных пациентов, является нехватка доступных успокаивающих интроектов и их (пациентов), по-видимо­му, недостаточная способность или мотивация интроектив-но использовать свои текущие объекты, включая аналити­ка. Хотя эти пациенты вроде бы извлекают пользу из атмосферы поддержки и присутствия аналитика во время сессий, они склонны не проявлять особого стремления к формированию новых аналитико-дериватных интроектов. Хотя пограничные пациенты показывают специфические не­хватки тех внутренних регуляций, которые в ходе нормаль­ного развития большей частью приобретаются через иден-

тификации с успокаивающими и регулирующими напряже­ние интроектами, получаемыми от функционального объек­та, они склонны проявлять специфическое сопротивление принятию таких регулирующих тревогу внутренних при­сутствий аналитика, как это предлагается им в поддержи­вающих терапевтических отношениях. Для понимания это­го положения, а также для должного функционирования в такой ситуации аналитика следует более подробно рассмот­реть смыслы поддерживающего окружения и нового эво­люционного объекта для пограничного пациента. В такой дискуссии представляются полезными сравнения между по­граничными и шизофреническими пациентами в данных от­ношениях.

Поддерживающая атмосфера, когда она устанавлива­ется с пограничным пациентом, часто имеет совершенно иной оттенок, чем в случае с шизофреническими пациента­ми. Б то время как в случае шизофренического пациента атмосфера насыщена мотивацией аналитика предложить себя в качестве нового объекта для пациента для восста­новления и сохранения переживания Собственного Я у по­следнего, в случае пограничных пациентов поддержка, как правило, переживается аналитиком в большей мере как предложение им основы для дальнейшего развития уже ус­тановившегося, но застывшего переживания Собственного Я у пациента. В то время как новые аналитико-дериватные интроекты являются психологически сберегающими жизнь для шизофренического пациента, для пограничных паци­ентов такие новые интроекты будут нужны главным обра­зом как обеспечивающие основу и репрезентативный мате­риал для возобновленных процессов структурообразующей идентификации. На психотическом и пограничном уровнях патологии аналитик вступает в крайне различные эмпири­ческие миры вследствие отличий в фазово-специфических неудачах пациентов и в том, как они будут проявляться в аналитических взаимоотношениях.

Но почему пограничный пациент не желает использо­вать установившиеся поддерживающие взаимоотношения с аналитиком для образования новых регулирующих напря­жение интроектов, в то время как шизофренический паци­ент, восстановившийся от своей регрессии к недифференци-рованности, по-видимому, захочет воспользоваться такой возможностью? Мне кажется, что для более полного пони­мания такого отличия полезно рассмотреть эту проблему с различных точек зрения.

Я согласен с Бьюи и Адлером (1982), что пограничные

пациенты регулярно показывают нехватку «поддержива­ющих интроектов » с сопутствующей неспособностью вы­носить одиночество. Однако я хочу подчеркнуть, что нам не следует упускать лз виду или недооценивать установив­шуюся способность этих пациентов поддерживать диффе­ренцированное переживание Собственного Я посредством активного поиска и нахождения объекного переживания, требуемого на данный момент. Даже если сохраняемое пе­реживание Собственного Я пограничного пациента зависит от постоянной доступности внешнего или внутреннего при­сутствия функционального объекта, его Собственное Я яв­ляется, как правило, достаточно структурированным, что­бы обеспечить такую доступность объектного переживания.

Вследствие функциональной природы переживания и привязанности пограничного пациента его защита себя не­обходимым объектным переживанием может казаться не­специфической, дезорганизующей и часто само деструктив­ной. Так*как пограничный пациент ищет функции, а не личности других людей, его обращение к другим людям, ка к правило, выглядит случайным, неразборчивым и часто рис­кованным. При приближении угрозы потери объектного пе­реживания, сопровождаемой легкой генерализованной тре­вогой, он склонен кидаться к первому возможному объекту, нередко в амбулаторную клинику, с острым чувством того, что «кто-то должен мне помочь ». Вместо использования или вдобавок к использованию других людей в качестве функ­циональных поддержек его переживания Собственного Я пограничный пациент может прибегать к психоактивным хи­мическим средствам для замены присутствия несущего ус­покоение внешнего объекта. Эмпирическая отделенность наркотиков и алкоголя от объектных образов, а также види­мый контроль самого пациента над их поглощением часто придают им характер транзиторных объектов, к которым пациент может развивать пагубную привычку.

Как бы там ни было, но Собственное Я пограничного пациента имеет, как правило, достаточную структуру, что­бы ухитряться оставаться живым психологически. Он на­учился манипулировать своими внешними объектами и экс­плуатировать их, а также активно заботиться о своем «праве на выживание »(Buie and Adler j 1973). Его ценности все еще чисто нарциссические, с воспринимаемым миром объектов, как существующих эмпирически лишь для него и его по­требностей. Его методы господства и контроля над этим

 

миром представляют собой важные наполнители его при­митивного самоуважения. Это самоуважение все еще явля­ется близким дериватом первоначального всемогущества недавно дифференцировавшегося Собственного Я, осно­ванного на неограниченном контроле и владении всецело удовлетворяющим объектом и его услугами. Это всемогу­щество, неотъемлемо присутствующее в переживаний Соб­ственного Я пограничным пациентом, и его методы выжи­вания связаны с его задержанными способами переживания текущих взаимодействий между ним и объектами. Откры­тие дверей новому объектному переживанию означало бы серьезную угрозу его иллюзии всемогущей самостоятель­ности, что часто открыто выражается самими пограничны­ми пациентами.

⇐ Предыдущая30313233343536373839Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: