Маниакальное, параноидное и депрессивное решения 26 страница

Понимание внутренней ситуации пациента является наилучшим противоядием против фрустрации аналитика в его работе. Оно устраняет чувство, что пациент умышлен­но разочаровывает и терроризирует аналитика как личность. Когда аналитик понимает, что и кого он представляет для пациента, беспомощное повторение стереотипных моделей последнего, обусловленных его закрытым трансферентным миром, будет значительно меньше раздражать аналитика. Он будет чувствовать себя намного менее отвергаемым па­циентом, более остро осознавая, что у него нет оснований для требования, чтобы пациент следовал желаниям анали­тика, не говоря уже о санкционировании нападок на паци­ента за его патологию — то самое, что стало причиной его обращения к аналитику.

Я слышал возражение определенных коллег, что ког­да пациент саботирует свое лечение и взаимоотношения с аналитиком всевозможными способами и одновременно всеми возможными путями причиняет вред себе и своей

жизни, то фрустрируются не только наши личные жела­ния, но подвергаются угрозе интересы его лечения. Как ответственные врачи, мы должны бороться за его излече­ние, и наш гнев относительно его попытки разрушить ле­чение оправдан. На личном уровне выражение нами гнева на пациента также будет демонстрировать ему, что мы за­ботимся о нем и готовы защищать его и высшие его инте­ресы от его патологии. Все это может звучать очень убе­дительно и будет вызывать у нас чувство хороших родителей, которые ощущают справедливое негодование по поводу своего ребенка, который не понимает своих высших интересов. Однако хорошо бы себе напомнить, что борьба за излечение пациента также как правило оз­начает борьбу за наши собственные нарциссические цели как профессионалов, за наш имидж и самоуважение как хороших и успешных аналитиков. Действуя в качестве нового эволюционного объекта для структурно задержан­ных взрослых пациентов, аналитик неизменно имеет луч­шие, чем открытая агрессивность, пути для обеспечения пациентов более корректно схваченным и переданным ана­литическим пониманием и таким образом моделями для интернализации и понимания Собственного Я.

Пограничный пациент крайне нуждается в структуре для замены его хронического состояния фрустрации и гне­ва. Его агрессивность симптоматически свидетельствует о его структурной недостаточности, а не о вытесненных, на­полненных виной негодованиях, от которых следует осво­бодиться и пережить их заново. Его агрессия показывает, сколь тотально он фрустрирован, сколь отчаянно он зави­сит от своего функционального объекта и сколь жизненно важна его потребность в структуре, для того чтобы стано­виться личностью, вместо того чтобы оставаться рабом своих изменяющихся состояний потребности. Для такого струк-турообразования он нуждается в моделях, но не в таких моделях, как быть агрессивным, а в таких — что делать вместо этого.

Мне хотелось бы закончить этот раздел цитатой из вышеприведенной работы Винникотта (1949): «Сколь бы сильно аналитик ни любил своих пациентов, он не может избежать ненависти к ним и страха перед ними, и чем луч­ше он это знает, тем меньше ненависть и страх будут мо­тивами, определяющими то, что он делает для пациента > > (Р- 69).

Установление идентичности и более поздние стадии лечения

Структурообразующая интернализация в аналитиче­ском лечении пограничного пациента будет начинаться с пер­выми функционально-селективными идентификациями па­циента с некоторыми аспектами аналитика или передаваемого им пациенту понимания. Как описывалось выше, для этого требуется, чтобы аналитик, помимо его трансферентных образов в мире переживаний пациента, стал представлять новый, фазово-специфически идеализируемый эволюцион­ный объект для пациента. Однажды начавшись такое струк-турообразование через процессы функционально-селектив­ных идентификаций может в определенных случаях протекать с поразительной скоростью. Особенно часто это происходит с некоторыми молодыми, высокоуровневыми по­граничными пациентами, которые могут иногда развивать на­стоящий «голодно структуре».

Новые развития в психических структурах пациента достаточно легко наступают в установившихся лечебных взаимоотношениях, когда аналитик привычно полагается на свои информативные эмоциональные отклики для пони­мания переживаний пациента и когда это понимание посто­янно передается пациенту в форме эмпатических описаний. Прогрессивное обогащение эмпирического мира пациента можно затем наблюдать как в отношении его содержаний, так и в отношении новых вторичных мотиваций, порожден­ных недавно установившимися идентификациями. Можно наблюдать, как пациент постепенно наращивает оснастку для вторичного процесса, что является одним из централь­ных необходимых условий для установления им констант­ности Собственного Я и объекта. В гладко протекающем лечении будет наблюдаться устойчивое улучшение вербаль­ного инструмента пациента как количественно, так и каче­ственно, и он будет все в большей мере регистрировать пе­реживания, которых никогда не имел ранее. То, что ранее существовало в его психике в виде смутно постигаемых и аморфных намеков и впечатлений, будет постепенно при­обретать контуры, эмпирические содержания и вербаль­ные символы.

Появятся свидетельства постепенного впитывания в структуру Собственного Я пациента тех регулирующих напряжение и успокаивающих Собственное Я функций, которые характерным образом отсутствуют в психической

оснастке пограничного пациента. Они будут приобретать­ся через аккумуляцию идентификаций с функциями ана-литико-дериватных интроектов, а также с элементами эм­патических описаний аналитика. Завершение такой самозащитной структуры, которая дает возможность па­циенту выносить эмпирическое отсутствие объекта, явля­ется необходимой предпосылкой для установления кон­стантности Собственного Я и объекта, которая лишь одна позволяет фантазирование и раздумье об отсутствующем объекте в собственных терминах индивида. Постепенные изменения в способе переживания пациентом выходных и других перерывов в лечении обычно будут специфически информативными относительно его возрастающей терпи­мости к одиночеству.

До того как произошел эволюционный шаг, который делает стороны в аналитических взаимодействиях независи­мыми личностями в психике пациента, его преобладающий способ переживания аналитика будет продолжать оставать­ся существенно функциональным. Однако с возрастанием функциональных способностей структуры Собственного Я пациента, приобретенных через функционально-селектив­ные идентификации, будет меньше случаев и меньше причин для фрустрации пациента по поводу функциональных услуг аналитика. Чемменьше аналитик продолжает представлять неинтернализованные аспекты структуры Собственного Я пациента, тем меньше будет манифестаций примитивной ам­бивалентности и нарциссической ярости в лечебных взаимо­отношениях.

До тех пор пока не произошла интеграция индивиду­альных образов Собственного Я и объекта, эмпатическое описание продолжает быть фазово-специфическим спосо­бом передачи понимания аналитика пациенту и как таковое главным инструментом для продвижения непрерывного структурообразования в мире переживаний пациента. Ин­терпретации переноса в традиционном смысле будут полез­ны, лишь когда имеют место индивидуальные переносы, ко­торые должны быть интерпретированы в аналитических взаимоотношениях, и когда у пациента установилась спо­собность к отказу от своих трансферентных объектов через траур. Подлинный траур будет возможен, лишь когда паци­ент сможет хранить образ отсутствующего объекта в голове по собственному желанию и когда реальность его утраты может быть проработана в болезненном процессе припоми­нания, который постепенно трансформирует образ объекта

из образа кого-то, живущего в настоящем, в воспоминание о человеке, принадлежащее прошлому (см. главу 5).

Таким образом, хотя анализ индивидуальных перено­сов аналогично подлинному трауру постепенно переводит инфантильный объект в сферу воспоминаний, от функ­ционального объекта можно отказаться лишь через его постепенную интернализацию в структуру Собственного Я. Хотя утверждение Фрейда (1914Ь), согласно которому пациент в переносе повторяет свое прошлое вместо его припоминания, законно в отношении невротических па­циентов, оно несправедливо для функциональных пере­носов пограничного пациента. У такого пациента транс-ферентные повторения, или скорее продолжения его задержанных ранних взаимоотношений, могут быть заме­нены не припоминанием, но формированием новой струк­туры. Функциональный объект «предназначен» не для припоминания, но вместо этого для использования в каче­стве материала для структур, которые среди других ве­щей будут делать возможными организованную память, одиночество и траур. Таким образом, в то время как при­поминание в лечении невротических пациентов означает работу утраты индивидуального трансферентного объек­та, структурообразование посредством идентификации в лечении пограничных пациентов сходным образом озна­чает постепенную утрату эмпирического присутствия функционального объекта'. Согласно моему предположе­нию (см. главу 5), образование воспоминания и иденти­фикация представляют различные уровни интернализа-ции и обхождения с утратой объекта в эволюционной иерархии.

Термин индивидущия может использоваться как име­ющий отношение к процессу, а также к переживанию. В последнем случае имеется в виду переживание ребенка или пограничного пациента, последовавшее после тех но­вых интеграции его репрезентативного мира, которые обыч­но называются константностью Собственного Я и объекта, Как во всех больших новых интеграциях в развитии, вовле­ченные в них изменения, как правило, происходят сравни­тельно внезапно. В лечении пограничного пациента этот эво­люционный шаг обычно переживается как коренное изменение в комплиментарных и эмпатических откликах аналитика на пациента и его коммуникации. Аналитик бу­дет ощущать не только то, что пациент начал представлять себя в качестве особой личности, но что сам аналитик так-

же вошел в репрезентативный мир пациента в качестве осо­бой личности. Атмосфера взаимодействий односторонне функциональных стала заменена атмосферой взаимодей­ствий между двумя личностями с абсолютно новыми перс­пективами для сотрудничества и взаимного интереса к пе­реживанию миров друг друга.

Для аналитика такое эволюционное изменение в лече­нии пограничного пациента является, как правило, чрезвы­чайно вознаграждающим переживанием как в личном пла­не, так и в его роли в качестве нового эволюционного объекта для пациента. Помимо удовлетворения професси­онального нарциссизма аналитика, это достижение в лече­нии приветствуется им на личностном уровне как оконча­ние субъективного одиночества в его взаимоотношениях с пациентом. Хотя аналитик все еще представляет инфантиль­ный объект для пациента, он стал индивидуальной личнос­тью и сотрудником для пациента при взаимодействиях в ходе лечения. В качестве нового эволюционного объекта для пациента такое удовольствие аналитика родственно генеративному удовольствию матери трехлетнего ребенка, показывающего первые признаки индивидуальной идентич­ности. Это удовольствие характерно сопровождается чув­ством крайнего облегчения, вследствие освобождения ана­литика от обязанностей, присущих роли функционального объекта.

Достижение пограничным пациентом константности Собственного Я и объекта в его лечении не означает, что не остается областей во взаимоотношениях, где нехватки в структуре все еще принуждают пациента продолжать функ­циональную связь с аналитиком и где все еще имеется на­добность в продолжении процессов функционально-селек­тивной идентификации. Однако, когда она установлена, новое переживание Собственного Я, включающее индиви­дуальную идентичность, как правило, будет могуществен­но катектировано и сохранение его связанности будет ста­новиться чрезвычайно важным для пациента. Индивид будет стремиться защитить свое возникшее эмпирическое существование и бороться за это, таким образом представ­ляя себя в качестве союзника для аналитика, с которым теперь станет возможно развивать подлинный терапевти­ческий союз. Это даст возможность приближения к ре­грессивным феноменам в переживании и поведении паци­ента с точки зрения взаимоотношений между двумя индивидами, позволяя использование конфронтации и ин-

терпретации в качестве фазово-специфически подходящих путей передачи понимания аналитика пациенту.

Наиболее ярким и надежным указанием на установле­ние пограничным пациентом константности Собственного Я и объекта является, как правило, быстрое возрастание его интереса и любопытства в отношении аналитика как лич­ности. У пациента появляется мотивация знать как можно больше относительно недавно обнаруженного личного мира переживаний аналитика, включая детали его интимной жизни, его мысли, чувства и оценки и в особенности свое собственное место в мыслях и чувствах аналитика.

Это очень отличается от интересов и любопытства, характеризующих объектные отношения растущего инди­вида до установления константности Собственного Я и объекта. Самый первый интерес ребенка к объекту в основ­ном ограничивается телесными аспектами объекта, связан­ными с переживаниями удовлетворения и принадлежащи­ми им. Вр время сепарации-индивидуации ребенка этот интерес и любопытство будут расширяться до включения всех наблюдаемых функциональных и поверхностных свойств примитивно идеализируемого функционального объекта, все еще бесспорно принадлежащего ребенку. Та­ким образом, в то время как функциональный ребенок все еще исследует свой объект как по существу собственное владение, недавно индивидуализировавшийся ребенок стал остро осознавать независимый статус объекта как отдель­ной личности, живущей в своем частном мире. Это откры­тие мотивирует быстрый рост интенсивного интереса к это­му недавно узнанному частному миру объекта, являясь для аналитика свидетельством того, что его пограничные паци­енты перешли порог константности Собственного Я и объек­та. Вдобавок к внешним и поверхностным аспектам объек­та растущая личность будет теперь начинать особенно интересоваться Внутренней стороной объекта, его скры­тым миром психических смыслов и характерных черт.

Появление образа аналитика как личности в мире пе­реживаний пациента будет мотивировать в области нового объектного переживания пациента развитие фазово-специ-фической идеализации аналитика одновременно как идеал Собственного Я и идеального объекта любви. Это первый раз, когда индивидуальный объект может идеализировать­ся и быть любимым пациентом. Такое развитие не следует путать с преждевременными и неуместными интерпретаци­ями аналитика. Важно, чтобы пациенту позволялось йена-

 

I

рушенно развивать свои первые, первоначально диадные индивидуальные взаимоотношения с аналитиком, а также использовать свои возникающие оценочно-селективные и информативные идентификации для дальнейшего строи­тельства своей идентичности и своих образов репрезента­тивных миров самого себя и объектов. Развивающееся эм-патическое понимание пациентом своих объектов, включая аналитика, и в особенности его идентификации с аналити­ком в качестве осознающего, будет равнозначно его воз­росшей способности к более разборчивому переживанию оттеночных чувств. Можно заметить, как аффективная шкала функционального уровня, ограниченная восторгом, яростью, тревогой, стыдом, завистью и примитивной идеа­лизацией, будет частично заменена, частично увеличена та­кими эмоциями, как радость, вина, печаль, ревность, стрем­ление, сострадание, восхищение, а также подлинные любовь и ненависть.

Общим для пограничных и психотических пациентов является то, что в успешном аналитическом лечении они будут впервые в жизни вступать в эдипальную ситуацию в качестве индивидов (Volkan, 1987). Развитие триадичес-ких фантазий в мире переживаний таких пациентов долж­но наблюдаться и встречаться с тщательным воздержани­ем, но им нельзя преждевременно препятствовать конфронтациями и интерпретациями. Так как эти разви­тия представляют задержанную премьеру индивидуаль­ной эдипальной драмы пациента, они не могут быть транс-ферентными отражениями какого-либо индивидуально пережитого прошлого эдипального треугольника. Срав­нение между эдипальным переносом пациента и его вы­тесненной эдипальной ситуацией из прошлого, которое аналитик привык использовать в своих интерпретациях пе­реноса, не имеет отношения к пациентам, которые не про­шли через эдипальную ситуацию на индивидуальном уров­не переживания. Однако интерпретации можно и следует использовать, когда спонтанному развитию эдипальной Поглощенности как здесь-и-сейчас переживания в анали­тических взаимоотношениях препятствует вытеснение или регрессивное возрождение интроективно-проективных и функциональных способов привязанности к аналитику.

Тщательная проработка эдипальной ситуации погра­ничного пациента отличается от подобной проработки у невротического пациента своим существенным отсутстви­ем интерпретаций эдипального переноса и своими более

легко активируемыми попытками регрессивных уходов от фрустрирующей реальности. При работе с пограничным пациентом аналитику приходится иметь дело с эдипом, рожденным в здесь-и-сейчас реальности, в отличие от вы­тесненного эдипа у невротического пациента, который есть реально существующее Собственное Я пациента, когда он (эдип) осознался в его истинной сущности как принадле­жащий детству. Так как эдипальная ситуация, когда она появляется в лечении пограничного пациента, является для пациента новым переживанием, конечная тщетность его эдипальных желаний должна открываться исключитель­но через конфронтацию пациента с реальностью недоступ­ности аналитика в качестве объекта для таких желаний. Следствием реальности помощи аналитика пограничному пациенту в поиске фазово-специфически корректного пути часто является разрывающая душу пациента печаль из-за необходимости отказа от аналитика как запоздалого эди-пального объекта, который в то же самое время представ­ляет первый индивидуальный объект любви в его жизни, что определяет процесс лечения пограничного пациента как период наибольшей уязвимости для контрпереносных вовлеченностей аналитика.

К счастью, такому процессу траура, посредством ко­торого образ аналитика будет постепенно трансформиро­ван в воспоминание, относящееся к анализу пациента, а не к его реальной жизни, часто помогают и торопят его проте­кание настоятельные сексуальные потребности взрослого пациента. Они обычно ведут его непосредственно к «анали­тическому отрочеству » и к финальному разрешению его эдиповой вовлеченности в аналитика без потребности в пред­шествующем вытеснении и периоде « аналитической латент-ности».

Последние стадии аналитического лечения погранич­ного пациента, таким образом, специфически отличаются от аналитического лечения невротических пациентов вслед­ствие развития лишь в ходе лечения проблем, которые обыч­но существуют в качестве вытесненных у невротических пациентов с самого начала их лечения. Никогда не будет главной проблемой в лечении пограничного пациента уст­ранение вытеснения, относящегося к индивидуальным объектам, вследствие того что они главным образом пере­живаются, прорабатываются и разрешаются с аналитиком как новым эволюционным объектом.

 

Глава 11

Содействие эмансипации: невротическая патология

Традиционно основной интерес для психоаналитиков представляли неврозы, и литература о природе невроти­ческой патологии, а также о психоаналитической борьбе с ней соответственно обширна и детальна. Поэтому в данной главе я ограничусь попыткой краткого изложения того, как применение представленной концептуализации развития психики может помочь в психоаналитическом понимании и лечении этой структурно наиболее продвинутой группы людей с психическими нарушениями.

О природе невротической патологии

В представленной концептуализации невротическая патология рассматривается как задержка на эволюцион­ных стадиях, которые сопровождают индивидуацию ребен­ка и его вступление в триадный способ переживания и при­вязанности. Как уже отмечалось, я нахожу заблуждением классифицировать неврозы как «конфликтную патологию » в отличие от патологий, основанных на эволюционной за­держке, предположительно представленных пограничны­ми и психотическими пациентами (Stolorow and Lachmann, i980). Сходным образом я нахожу неправильной концеп­цию о пациентах с «модификацией эго *, нуждающихся в «параметрах» (Eissler, 1953) в своем лечении, в отличие от пациентов с «неповрежденным эго », которых следует ле-

чить одними интерпретациями (Gill, 1954). Такая термино­логия, по-видимому, предполагает, что структурное раз­витие психики завершается при установлении константно­сти Собственного Я и объекта или что сформировавшаяся структура в дальнейшем развитии будет спонтанно о себе заботиться, когда пациенту оказывается помощь в осозна­нии и проработке его бессознательных конфликтов,

В моей концептуализации интеграция представлений ребенка о себе и своем объекте как личностях — главный порог в раннем становлении человеческой психики, но его достижение все еще далеко отстоит от завершения психи­ческого структурообразования ребенка. Справедливо, что ребенок в данной точке развития достиг индивидуальной идентичности, которая дает ему возможность восприни­мать себя как отдельную личность, взаимодействующую с другими личностями и способную на вытеснение и порож­дение конфликтов, переживаемых как интрапсихические. Однако всё еще должны произойти серии важных струк­турных достижений посредством эволюционных интерна-лизаций, - прежде чем базисное развитие личности ребенка может считаться завершенным и прежде чем спадет его по­требность в эволюционных объектах для этих интернали-заций. Хотя трехлетний ребенок обычно обладает базис­ными структурами идентичности, структуры относительной автономии не могут сформироваться до успешного разре­шения его подросткового кризиса.

Таким образом, хотя справедливо, что переживание интрапсихического конфликта становится возможно лишь на индивидуальном уровне переживания, психическое раз­витие будет продолжаться через различные стадии структу­рообразующей интернализации после психологического рождения ребенка как личности. Именно такое структурное развитие индивидуализированного ребенка было нарушено и задержано в период формирования у невротического па­циента. Чтобы сделать это положение более понятным, в следующем разделе будет кратко рассмотрено психическое развитие ребенка после его эмпирической индивидуации, а также общие уязвимые моменты такого развития.

Первые индивидуальные объектные отношения

как идеальные диады

Как говорилось в части I данной книги, представляет­ся, что образы Собственного Я и объекта, выстраиваемые ребенком непосредственно после индивидуации, еще не

образуют триадных констелляций. Первые индивидуаль­ные образы Собственного Я и объекта являются эмпири­ческими интеграциями информативных репрезентаций, получающихся в результате структурообразующих иден­тификаций с идеализируемыми аспектами функционально­го объекта. В соответствии со своим источником в либиди-нально-катектированных идеализируемых репрезентациях, индивидуализированные образы Собственного Я и объекта склонны при своем возникновении переживаться как идеа­лизируемые диады, представляя первоначальное идеальное состояние переживания ребенком себя как личности. Хотя как идеализируемая модель, так и приносящий удовлетво­рение либидинальный объект были включены в репрезен­тацию «абсолютно хорошего» функционального объекта, достигший индивидуации ребенок нуждается в индивиду­альных объектах как для своей любви, так и для своей по­требности в образце. Так как выбор объекта для подража­ния будет в основном зависеть от воспринимаемого превосходства в его или ее физически сходных с ребенком аспектах, родитель одного пола с ребенком обычно выби­рается в качестве первого образца для подражания, в то время как мать, как правило, продолжает быть главным диадным объектом любви для детей обоего пола, хотя те­перь в качестве идеализируемой личности.

С установлением этих индивидуальных диад ребенок становится мотивирован к использованию идентификации для новых фазово-специфических целей. Вызывающий вос­хищение объект для подражания и его идеализируемые ха­рактерные черты переносятся на образ Собственного Я ре­бенка в результате оценочно-селективных идентификаций (Tahka, 1984), таким образом далее наращивая его идентич­ность и как личности, и как представителя определенного пола. Появление информативных идентификаций будет спе­цифически мотивироваться и инициироваться потребностью ребенка в повторном нахождении матери, которая после ин­дивидуации в психике ребенка становится утраченной для него в его собственном частном внутреннем мире. В качестве предпосылки и существенного элемента в способности эм-патического понимания информативные идентификации бу­дут специфически содействовать созданию у ребенка обра­зов эмоционально наполненных смыслом внутренних миров как самого себя, так и объекта, включая его возрастающую способность к переживанию дифференцированных и отте-ночных эмоций.

Оценочно-селективные идентификации, способствую­щие индивидуальной и половой идентичности ребенка, атак-же информативные идентификации, позволяющие ребенку находить соперника в любви матери в ее внутреннем мире, будут подготавливать и мотивировать ребенка для триадных взаимоотношений, неотъемлемо присущих эдипальной кон­стелляции. Различия, предшествующие эдипальной триан­гуляции, а также первоначальные превратности этого пери­ода в жизни мальчиков и девочек, рассматривались в части I этой книги, и мы вернемся к ним в следующем разделе.

Представляется, что так как вытесненные эдипальные взаимоотношения и репрезентации, как правило, наиболее заметные элементы в невротических переносах и их анали­зах, ранее недостаточно осознавалось важное значение до-эдипальных индивидуальных диад. Как хорошо известно, мать обычно является первым объектом любви для детей обоего пола, но, по-видимому, также имеется важная доэди-пальная связь между отцом и сыном (Bios, 1985). Индивиду­альный характер этих диад, установившийся в отрезок времени между периодами функциональной и эдипальной привязанно­сти ребенка к своим родителям, до сих пор в основном игнори­ровался, как и его важное значение для природы происходя­щего в результате психического развития ребенка.

Взаимоотношения, предшествующие константности Собственного Я и объекта, обычно рассматривались как доэдипальные, а также диадные, в то время как взаимоот­ношения, следующие за индивидуацией Собственного Я и объектов у ребенка предполагаются триадными и эдипаль-ными по своей природе. Индивидуальные образы самого себя и объектов у невротического пациента, как они прояв­ляются в переносе на аналитика, обычно интерпретируют­ся пациенту как эдипально детерминированные и триадные по своему происхождению. Однако когда послания паци­ента связаны с его первыми индивидуальными диадами или мотивированы ими, их интерпретация в эдипальных терми­нах не передает их корректного аналитического понимания и встречает соответствующую реакцию пациента.

Раннее развитие психики протекает существенным об­разом как процесс прогрессивной интернализации либиди-нальных репрезентаций объекта. Поэтому каждая важная эволюционная интеграция будет первоначально порождать чистые культуры идеальных репрезентаций Собственного Я и объекта на прогрессивно более продвинутых уровнях раз­личения и определяемых Собственным Я взаимодействий.

I

Предпринимается попытка защитить новое идеальное состо­яние посредством создания новых защитных действий и но­вых фазово-специфических структур до тех пор, пока не становится мотивированной и возможной новая эволюци­онная интеграция на более высоком уровне организации. Та­ким образом, аналогично природе первично дифференциро­ванных репрезентаций Собственного Я и объекта как чистых культур либидинального удовольствия первые либидиналь-ные репрезентации Собственного Я и объекта также склон­ны быть по сути либидинальными формациями, первона­чально переживаемыми как идеальные диады, все еще незараженные ревностью и соперничеством и поэтому отно­сительно свободные от амбивалентности. Аналогично с не­давно дифференцировавшимся способом переживания Соб-ственнымЯ самого себя в качестве всемогущего владельца приносящего полное удовлетворение объекта первое пере­живание себя и объекта недавно индивидуализированным Собственным Я большей частью состоит из образов полной преданности и лояльности между собой и первыми своими индивидуальными идеальными объектами.

Таким образом, представляется важным понять, что существенно неамбивалентные первоначальные способы, какими ребенок воспринимает своих родителей как лично­сти, представляют базисное идеальное состояние индиви­дуальных взаимоотношений, так же как неамбивалентная гармония, свойственная всемогущему эмпирическому вла­дению СобственнымЯ своим приносящим полное удовлет­ворение объектом, представляет идеальное состояние для функциональных взаимоотношений. Для индивида диадные идеальные образы своих первых индивидуальных объек­тов, как правило, образуют прототипы для его представле­ний о позитивных и неамбивалентных человеческих взаи­моотношениях на протяжении всей жизни. Как таковые они, по-видимому, являются главными для защиты и помощи психическому развитию ребенка при прохождении различ­ных амбивалентных стадий такого развития. Они будут обес­печивать базис для идентификаций, мотивирующих и под-готавливающих ребенка для вступления в триадные взаимоотношения со своими родителями. Они будут сохра­нять модели для неамбивалентно позитивных отношений к родителям на всем протяжении эдипальных смятений, со­действуя мотивации предварительного эмпирического от­каза от эдипальных родителей, а также обеспечивая моде­ли для взаимоотношений ребенка со своими родителями во

время латентного периода. В ходе подросткового бунта и повторной переоценки вновь мобилизованных образов эди-пальных родителей неамбивалентные идеальные образы продолжают защищать ребенка от уступки интенсивным амбивалентностям подросткового кризиса. Во время под­ростковых интернализаций диадные идеальные образы бу­дут в основном интегрированы в автономные идеалы инди­вида в отношении себя и объектов. Как интернализованные в его ценностные системы они будут, начиная с этих пор, устойчиво представлены как важные ингредиенты в идеалах человеческих отношений в целом для данного индивида.

⇐ Предыдущая36373839404142434445Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: