Маниакальное, параноидное и депрессивное решения 27 страница

Патология индивидуальных идеальных диад

В своей базисно неамбивалентной преданности своим первым индивидуальным идеалам для любви и для соб­ственного образца для подражания первоначальное идеаль­ное состояние ребенка в качестве индивида чрезмерно уяз­вимо в отношении враждебных откликов от идеальных объектовГИх высоко позитивное отзеркаливание крайне требуется ребенку для оправдания и наделения ценностью его недавно установившегося переживания себя в качестве индивида, стремящегося к своим столь же недавно обнару­женным индивидуальным объектам. Так же как дифферен­цированному переживанию Собственного Я серьезно угро­жает фрустрация-агрессия до установления образа «абсолютно плохой » матери в качестве необходимого функ­ционального врага, недавно интегрированное переживание Собственного Я с индивидуальной идентичностью сходным образом подвергается особой угрозе вследствие фрустра­ций его диадных потребностей до возникновения индиви­дуального врага в форме триадного соперника. До этого фрустрации со стороны диадного идеального объекта на сохранившемся индивидуальном уровне переживания мо­гут восприниматься лишь как болезненно унизительные опустошения Собственного Я.

Недостаточность и несоответствия в отзеркаливающих откликах диадного идеального объекта на недавно завоеван­ное ребенком переживание Собственного Я как личности, когда они экстремальны, могут вести к декатектированию и отказу ребенка от своей индивидуальной идентичности с ре­грессивным возвращением к функциональному уровню пе­реживания и привязанности. Если отсутствие необходимого отклика от диадных идеальных объектов было менее тоталь­ным, развитие ребенка может задержаться на стадии диад-

ной привязанности без потери индивидуального пережива­ния Собственного Я. Вместо этого образ фрустрирующего диадного идеального объекта будет декатектироваться и идеализация будет переноситься на образ Собственного Я. Это положит конец дальнейшим процессам фазово-специ-фической идеализации с девальвированным идеальным объектом, приводя таким образом к структурным дефици­там, которые мешают ребенку становиться должным обра­зом мотивированным и подготовленным к триадным взаимо­отношениям. Хотя может возникать некоторое неполное и отклоняющееся от нормального типа триадное развитие, акцент на патологии этих пациентов является диадным и возникающая в результате клиническая картина будет пред­ставать как высокоуровневое нарциссическое расстройство ха­рактера, а не как преимущественно триадно детерминирован­ное невротическое состояние.

Примеры таких развитии представлены определенны­ми мужчинами-пациентами, которых я либо самлечил, либо супервизировал их лечение. Этих пациентов объединяло то, что их индивидуация произошла во время второй мировой войны, в отсутствие отцов, обычно поверхностно идеализи­руемых в фантазиях сыновей. Возвращение отца домой пос­ле окончания войны оказалось травматическим разочарова­нием для этих пациентов вследствие несоответствия между идеализированным образом отца и его эмпирической ежед­невной реальностью, включая в особенности меньший, чем ожидалось, интерес отца к своему сыну. Как правило, со­хранив свою диадную идеализацию матери в качестве объек­та любви, они не вступили в настоящую эдипальную триаду, проявляя вместо этого высокоуровневое нарциссическое рас­стройство характера с сохранением переживания индивиду­альной идентичности. Нередко эти пациенты развивали го­мосексуальность дистонического Собственному Я характера, которая имела тенденцию заменяться гетеросексуальной ориентацией при их лечении мужчиной аналитиком1.

1 При повторении своего травматического прошлого в лечебных взаимоотношениях у этих пациентов очень резко высвечивается та эволюционная стадия, когда у мальчика в нуклеарной семье имеются раздельные диадные объекты для должной любви и для его потребности в идеальном Собственном Я, таким образом, по-видимому, подтверждая точку зрения Кохута (1971) о раздель­ных эволюционных линиях для объектной любви и нарциссизма. Интересно отметить, что Кохут разработал свою теорию во время работы с пациентами, проявляющими высокоуровневые нарцис-сические состояния, сходные с состояниями, описываемыми здесь.

 

Надо различать эти нарциссические состояния и нар-циссические расстройства пациентов, которые действуют на функциональном уровне переживания, принадлежа таким образом к области пограничной патологии. Также не следу­ет путать диадные детерминированные нарциссические рас­стройства с эдипально мотивированными нарциссическими проблемами, которые представляют аспекты подлинной не­вротической патологии. Этот компонент нарциссической па­тологии, основанной на расстройствах в ранних индивиду­альных диадных взаимоотношениях с родительскими идеальными объектами, рассматривается здесь под заголов­ком невротической патологии. Это происходит потому, что подобно неврозу она представляет собой патологию инди­видуальных личностей, продолжающую существовать вслед­ствие диадных нарушений и искажений, а также различны­ми путями оказывать воздействие на существенным образом триадно мотивированную невротическую патологию. Пере­живания в индивидуальных диадах, когда они менее травма­тические, унизительные и самоопустошительные, не обяза­тельно вызывают экстенсивную задержку развития, но склонны вместо этого вытесняться как непереносимые со­стояния Собственного Я, скрываемые также за нарцисси­ческими защитами, такими, как собственная грандиозность, квазинезависимость, презрение, жесткость и надменное ди­станцирование.

Диадные фрустрации и возникающие в результате нар­циссические защиты склонны затруднять фазово-специфи-ческие идентификации ребенка с диадными идеальными объектами, таким образом препятствуя вступлению ребен­ка в эдипальную триаду и влияя на природу его эдипаль-ных взаимодействий и последующую патологию. До неко­торой степени диадно детерминированные нарциссические защиты и черты характера, по-видимому, присутствуют рядом и перемешаны с триадно мотивированными конф­ликтами и задержками у практически всех подвергаемых в настоящее время аналитическому лечению невротических пациентов. Последствия этого для лечения будут обсуж­даться позднее.

Развитие триадных отношений

Как говорилось выше, ребенок становится включен и мотивирован ктриадному переживанию своих первых ин­дивидуальных объектов через открытие для него любов­ной связи матери с отцом. Установление этого факта, глав-

ным образом через информативные идентификации ребен­ка с субъективным эмоциональным переживанием матери, сделает доступными для него множество до сих пор скры­тых областей и измерений близости между родителями. Об­наружение этой секретной области близости между роди­телями, из которой ребенок исключен, будет мотивировать появление у него как интенсивной ревности, так и чрезмер­ного интереса к тому, что происходит между его идеаль­ным объектом любви и его недавно обнаруженным сопер­ником. Очевидные связи тайных удовольствий родителей со взрослой сексуальностью, которая является большей частью неисследованной областью в мире переживаний ре­бенка, будут содействовать мощному катексису собствен­ной генитальной области ребенка и связанных с ней ощу­щений, а также развитию у него сильного сексуального любопытства в буйно разрастающейся сфере фантазий, окрашенных и мотивированных специфическими способа­ми переживания ребенком самого себя и сети взаимоотно­шений в семье. Хотя большой сексуальный орган отца уже ранее был включен в диадную идеализацию сыном своего отца, лишь открытие отца в качестве соперника в любви матери, по-видимому, мотивирует детей обоего пола начи­нать остро осознавать качественные и количественные не­сходства и нехватки их физической оснастки по сравнению с физической оснасткой соперника — отца. Это будет при­водить к амбивалентной идеализации большого пениса отца, или в его эррегированном виде — фаллоса, важным обра­зом содействуя психологическим содержаниям и феноме­нам начального периода эдипальной триады, обычно назы­ваемого «фаллической стадией».

Различные последующие превратности развития, дви­жущие силы и осложнения эдипальных констелляций пред­ставляли главный объект интереса для психоаналитичес­кого исследования, что документально засвидетельствовано в огромной литературе на эту тему и вокруг нее. Львиная доля того отягощенного конфликтом материала, которому надо помочь стать осознаваемым и проработанным в анали­тическом лечении невротических пациентов, как правило, имеет отношение к вытесненным конфигурациям эдипаль­ных репрезентаций Собственного Я и объекта и их регрес­сивным тщательным разработкам, как они будут повторять­ся в переносе пациента на аналитика. Следовательно, главный интерес аналитика традиционно был связан с со­держаниями и движущими силами вытесненных триадных

конфликтов пациента, их появлением в переносе и техни­ческими проблемами вовлечения в помощь пациенту при ре-интегрировании диссоциированных частей его репрезента­тивного мира в текущем сознательном и предсознательном переживании. Огромное количество психоаналитических теоретиков и клиницистов детально и надлежащим обра­зом обсуждали вышеназванные области невротической па­тологии и ее психоаналитическое лечение, поэтому в дан­ном разделе я ограничусь тем, что несколько более подробно рассмотрю взаимосвязи между эдипальными объектными репрезентациями индивида и диадными иде­альными образами объектов его индивидуальной любви и образца для подражания. Когда, как говорилось ранее, мотивируются и установятся триадные взаимоотношения, появятся важные отличия между мальчиками и девочками в превратностях развития и взаимодействий между их эди­пальными репрезентациями и репрезентациями первона­чальных идеальных образов индивидуальных объектов как для любви, так и для восхищения, которые еще не были заражены соперничеством и унизительной беспомощнос­тью ребенка перед лицом взрослой сексуальности,

Для сына констелляция объектных связей в нуклеар-ной семье будет позволять выбор раздельных идеальных объектов как для его либидинальной любви, так и для его потребности в образце без необходимости изменять их в период формирования. Хотя диадная любовь к матери пред­ставляет первоначальный идеал любви для лиц обоего пола, мальчик, в отличие от девочки, как правило, будет продол­жать иметь мать в качестве главного либидинального объекта любви до разрешения своего подросткового кризиса.

Однако представляется важным понять, что идеаль­ный образ матери в качестве индивидуального, хотя все еще диадного и доэдипального объекта любви, никогда не бу­дет в действительности объединяться с образом сексуаль­но желаемой эдипальной матери. Образ по существу асек­суальной диадной идеальной матери будет продолжать жить рядом с образом сексуальной триадной матери до вытеснения последнего в ходе осуществления предвари­тельной попытки мальчика стереть эдипальные репрезен­тации из своего сознательного мира переживаний. Образ сексуальной матери, дремлющий во время латентного пе­риода, станет реактивирован и заметен в более или менее плохо замаскированных формах в сексуальных фантазиях мальчика-подростка, содействуя также характерной для

него начальной дихотомии между женщинами как объек­тами для идеальной любви и для простого сексуального удов­летворения (Freud, 1912b).

В то время как мать, по крайней мере в нуклеарной семье в нашей культуре, представляет собой естественно продолжающийся либидинальный любовный объект для своего сына, выбор последним отца в качестве своего три-адного объекта любви в негативной эдипальной констел­ляции представляется, как правило, вторичным и часто временно воспроизводящимся происшествием, мотивиро­ванным и реактивированным эдипальным соперничеством. Однако даже если они порождены главным образом стра­хами кастрации и наказания талиона", а также намерени­ями окольным путем заполучить для себя могуществен­ный пенис отца, негативная эдипальная констелляция представляет фазово-специфические любовные взаимо­отношения сына со своим отцом во время этой стадии раз­вития. Как таковое, оно будет обогащать эмпирическую способность сына, в особенности его понимание эмоцио­нальной жизни другого мужчины. На этой ранней стадии развития подлинная любовь будет лучше всего мотивиро­ваться информативными идентификациями и таким обра­зом эмпатическим пониманием субъективного эмоционально­го переживания объекта. Кроме того, оценочно-селективные идентификации с характерными чертами матери, вовлечен­ные в предложение сыном себя в качестве объекта любви для отца, могут, когда они успешно интегрированы, допол­нительно расширять и смягчать идентичность мальчика как личности.

Однако главной функцией отца для сына во время эди-пального развития последнего является его положение в качестве идеального индивидуального образца для сына. Аналогично двойной роли матери в качестве первого инди­видуального объекта любви для сына, отец, как правило, представлен в эмпирическом мире сына и как существенно неамбивалентно обожаемый диадный отец, и как высоко амбивалентно идеализируемый триадный отец, мотивиро­ванный и детерминированный эдипальным соперничеством,

Представляется, что чем интенсивнее взаимоотноше­ния сына со своим диадно идеализируемым отцом, тем силь-

* Талиона закон (от лат. talio — возмездие, равное по силе преступлению), заключался в причинении виновному такого же вреда, который нанесен им самим. — (Прим. перев. )

нее будет его базисная половая идентичность, которая в свою очередь мотивирует его на роль энергичного и само­уверенного соперника за любовь матери. Однако возника­ющие у сына образы амбивалентно идеализируемого и вре­менами убийственно ненавидимого триадного отца будут неизбежно приходить в конфликт с его первичным обра­зом диадно идеального отца. Хотя последнее необходимо для развития мужской идентичности сына, это развитие будет одновременно побуждать его бороться против отца как соперника.

Хотя страх сына относительно своих проецируемых агрессивных желаний в форме кастрации или другого на­казания талиона может в этой ситуации мотивировать его временное прибегание к инвертированной эдипальнои кон­стелляции, сильная диадная связь сына с отцом, который одновременно переживается как твердо укоренившийся и самоуверенный в своей эдипальнои роли, является лучшей защитой от чрезмерного или длительного принятия на себя сыном негативной эдипальнои идентичности в его отноше­нии к отцу. Сильные идентификации с диадным отцом и его полом, как правило, эффективно препятствуют более дли­тельной идентификации сына с женщиной-матерью, и в то же самое время диадная половая лояльность сына и его дружба с отцом делает одновременно ощущаемые сыном деструктивные желания и фантазии соперничества несколь­ко менее опасными.

Отсутствие или недостаточное присутствие в эмпири­ческом мире сына образа диадного идеального отца, доста­точно интересующегося своим сыном, будет характерно поддерживать в мальчике сохраняющийся голод по такому отцу. Отсутствие диадного объекта для его первичных иден­тификаций с образцом мужчины оставляет сына не опреде­лившимся в своей оснастке для предложения себя к одоб­рению матерью в качестве представителя своего пола, а также для начала борьбы с отцом за ее любовь. Отсутствие у него взаимоотношений с отцом увеличивает страх сына за свою интенсивную ненависть к этому огромному, неизвест­ному и поэтому непредсказуемому человеку, который, по всей видимости, считает, что он владеет матерью и который поэтому будет, вероятно, безжалостно разрушать или раз­рывать на части всех соперников в ее любви. Чтобы изба­виться от этих страхов, сын в этой ситуации склонен отож­дествлять себя с матеръю. либо активно предлагая себя отцу в качестве объекта любви, либо просто желая продемонст-

рировать отцу уже кастрированное состояние сына и его безвредность как соперника.

В то время как недостаточные взаимоотношения сына с диадно идеализируемым отцом, таким образом, по-види­мому, способствуют и увековечивают принятие сыном не­гативной эдипальнои позиции, важно осознавать, что дви­жущие силы и содержания этого решения определяются его триадным эдипальным соперничеством, а не сами по себе мотивированы его голодом по диадному идеальному отцу. Даже если это часто представляется перемешанным, кли­нически крайне важно, чтобы аналитик не принимал диад-ную идеализацию отца пациентом за негативного эдипа, и наоборот, при проявлении этих отношений в переносе па­циента на аналитика. Хотя продолжающийся голод по ди­адному идеальному отцу и пассивная феминная любовь к отцу принадлежат к центральным элементам в анализах не­вротических пациентов мужского пола, и то и другое представляют различные грани задержанного эдипального развития в целом и фазово-специфически нарушенные от­ношения отец-сын в частности. В то время как негативные эдипальные стремления могут проявлять себя в невроти­ческих формах гомосексуальности, в большинстве случаев они будут важным образом содействовать динамически ак­тивным вытесненным конфликтам у невротических муж­чин. По сравнению с этими направляемыми конфликтом реактивными эдипальными стремлениями к отцу как объек­ту любви сохраняющееся у пациента стремление к идеали­зируемому диадному образцовому объекту в большей мере имеет характер структурной нехватки и должно встречать­ся аналитиком соответствующим образом. Я вернусь к это­му различию и его последствиям для лечения в следующем разделе.

Повсеместный страх гомосексуальности у мужчин лишь частично объясняется вытесненными пассивными фе-минными стремлениями, регулярно появляющимися в пе­реносах мужчин-невротиков. На более глубоком уровне страхи вокруг гомосексуальности обусловлены не вытес­ненными гомосексуальными желаниями и связанными с ними страхами кастрации, но угрозами в отношении пере­живания Собственного Я, укорененного и зависящего от первичной мужской половой идентичности мальчика. Го­мосексуальная паника, будучи специфически симптомом мужчин, склонна отражать угрозу утраты переживания Собственного Я пациента как мужчины аналогично ипохон-

дрическим страхам, отражающим угрозу в отношении ба­зисного переживания Собственного Я как отдельного и связного тела. Все эти страхи указывают на активацию ан-нигиляционной тревоги, предзнаменующую серьезные структурные регрессии, и им нельзя помочь посредством попыток «проинтерпретировать » их якобы вытесненные детерминанты.

Страхи гомосексуальности часто возникают вслед за утратой идеального объекта у тех мужчин, которые все еще нуждаются в диадных внешних образцах для подражания. Гомосексуальная паника в такой ситуации представляет не возрастание стремлений фрустрированного негативного эдипа, но скорее возрастание экзистенциальной угрозы в отношении идентичности пациента как мужчины, базисно укорененной и все еще зависящей от диады с идеализируе­мым родительским объектом. В этой связи наблюдается отсутствие релевантности как у гомосексуальности, так и у кастрационных страхов, ибо в качестве концепций, отно­сящихся к сексуальным ролям и эдипальному возмездию талиона, они будут иметь смысл и эмпирическое содержа­ние лишь после начала триадных форм привязанности и мо­тивации. То, что пациент переживает и называет свой страх страхом гомосексуальности, представляет ту форму, в ко­торой его тревога по поводу своего субъективного суще­ствования как мужчины, и его отчаянная потребность в диадном мужском идеале стала представлена и названа в его внутреннем переживании как взрослого мужчины, для которого быть гомосексуальным связано с тем, чтобы не быть настоящим мужчиной, а также с любой эмоциональ­ной потребностью мужчины в другом мужчине.

Триадное развитие девочки в нуклеарной семье значи­тельно отличается от сравнительно прямой линии развития мальчика в его выборе любовных объектов и образцов для подражания. До достижения ею основной триадной кон­стелляции с отцом в качестве главного объекта любви и матерью в качестве амбивалентно идеализируемой сопер­ницы и образца для подражания девочка склонна уже про­ходить через две предварительные триады, различимые в переносах невротических женщин на своих аналитиков. Первая из них, начавшаяся немедленно после открытия девочкой особой роли отца в жизн^ матери, характеризу­ется попыткой девочки опереться на аспект образца для подражания первоначальной двойной роли диадной мате­ри, при этом предпринимается попытка вести себя как мож-

но более похожим образом на преобладающий у нее образ идеализируемой матери для того, чтобы быть более люби­мой матерью, чем соперник-отец. В этой первой эдипаль-ной триаде мать продолжает быть одновременно объектом любви и образцовым объектом для подражания в соответ­ствии с первоначальной индивидуальной диадой между до­черью и матерью. Однако это более не диада, ибо узнава­ние дочерью отца в качестве любовного объекта матери сделало эту ситуацию эмпирически триадной с болезнен­ными чувственными состояниями ревности и соперничества, а также с более или менее смутно представленной сексуа-лизацией образов родителей в психике девочки. Самое пер­вое триадное послание девочки своей матери будет, зву­чать следующим образом: «Люби одну меня! Мы любим лишь того, кто подобен нам. Ты не нуждаешься в отце, он иной. Я намного больше похожа на тебя! ». Это может быть названо первой, феминно-лесбийской стадией эдипальной триады девочки.

Когда девочку осеняет, что как раз именно отличие, а не сходство, привязывает мать к отцу, начинается вторая эдипальная триада девочки с отцом в качестве ее амбива­лентно идеализируемого соперничающего образца для под­ражания. Ее послание матери теперь представляется зву­чащим следующим образом: «Люби только меня! Я подобна отцу, но лучше него в любом отношении! ». Это представля­ет вторую, мае кул инно- л ее бийскую эдипальную стадию девочки.

И лишь за этой второй триадой последует «классичес­кая » эдипальная триада девочки, в которой она перенесла свою любовь на отца, с матерью в качестве образца амбива­лентно идеализируемого соперника. Классическая эдипаль­ная девочка сообщает своему отцу: «Люби лишь меня! Я буду для тебя во всех отношениях лучшей женой, чем мать! ». Это третья, гетеросексуальная эдипалъная стадия де­вочки.

Подлинное негативное эдипальное отношение девоч­ки, как правило, бывает существенным образом мотивиро­вано, а также вызвано реагированием на фрустрации и уни­жения, неотъемлемо присутствующие в ее классической эдипальной констелляции. Хотя образ матери как объекта негативных эдипальных стремлений девочки сексуализи-руется в соответствии с ролями и желаниями, побужден­ными классической эдипальной ситуацией, он часто бывает тесно переплетен вследствие регрессивного пробуждения

с намного более смутно сексуализированными ранними об­разами матери из второй и даже первой эдипальных триад девочки. Однако в концерте переноса пациентки на анали­тика голос продвинутого негативного эдипа, которому из­вестно очень многое об отце и которого девочка в данный момент использует в качестве эдипального образца для под­ражания, обычно ясно отличим от архаических и менее ос­ведомленных ухаживаний раннего «маскулинно-лесбийс-кого» эдипа.

Активацию различных стадий и превратностей триад-ного эдипального развития девочки, а также разнообраз­ные взаимоотношения между ними и ее первоначальными диадными образами матери можно наблюдать и понимать как через их трансферентное повторение, так и через их фазово-специфическую активацию в отношении пациент­ки к аналитику как к новому эволюционному объекту. Од­нако мне хотелось бы особо подчеркнуть важное значение способности аналитика к дифференциации между триад-ными и диадными трансферентными активациями пациент­ки. Часто особенно трудно, но клинически крайне важно, отличать негативный эдипальныи перенос женщины-паци­ентки и его регрессивных (триадных) предшественников от возрождения ее индивидуальной диадной любви к матери в аналитических взаимоотношениях.

Для девочки любовный объект ее пола является, как правило, базисно столь же неамбивалентным, как и любов­ный объект противоположного пола для мальчика. Инди-видуация как мальчиков, так и девочек проходит с матерью в качестве их первого индивидуального любовного объек­та. Однако мальчик обычно связывает свою идентичность с образом отца как своего идеального Собственного Я, в то время как девочка первоначально использует свою диад-ную мать для обеих целей. Поэтому угроза их базисной идентичности будет у женщин лишь в исключительных слу­чаях представлена как страх гомосексуальности. В то вре­мя как гомосексуальность для мужчин, как правило, пред­ставляет утрату их базисной мужской идентичности, для женщин в целом она намного меньше опасна.

Суммируем наиболее часто встречающиеся установле­ния объектов любви и объектов в качестве образцов для подражания для обоих полов во время эдипального перио­да. Для девочки мать в основном как диадно, так и триадно обусловлена и как объект любви, и как образец для подра­жания, в то время как отец существенным образом триад-

но обусловлен когда он переживается в любой из этих по­зиций. Для мальчика мать является большей частью диад­но и триадно определена как объект любви, но обычно три­адно определена как объект для подражания. Отец для мальчика склонен быть одновременно диадно и триадно оп­ределен как образец для подражания, но большей частью триадно определен как объект любви.

В целом представляется, что девочки склонны любить своих матерей больше, чем мальчики любят своих отцов, но мальчики восхищаются своими отцами больше, чем де­вочки восхищаются своими матерями. Как говорилось выше, раннее развенчивание матери в качестве полезного образца для подражания во время самой первой, феминно-лесбий-ской триады девочки склонно намного более изолировать диадный аспект от ее эдипально детерминированной идеа­лизации матери в качестве образца для подражания, чем в случае мальчика и его идеального диадного образца для подражания. Продолжающаяся связь мальчика со своим диадным образцом для подражания позволит ему вступить в триадную амбивалентность и вынести ее и будет функци­онировать в качестве фоновой поддержки для эдипальных интернализаций, которые подготавливают мальчика для его будущей сексуальной и эмоциональной зрелости, в то вре­мя как девочка склонна в большей мере оставаться со сво­им эдипальным образцом для подражания в той мере, в ка­кой рассматривается приобретение ее базисной оснастки для будущей взрослой женственности.

Следует подчеркнуть, что акцентирование мною со­хранения первоначальных индивидуальных диад во время эдипального периода, а также последствий этого для пре­вратностей развития последнего не следует понимать как указывающее на недостаток внимания или недооценку ре­шающей значимости самих эдипальных интернализаций для развивающихся психических структур ребенка. Как оце­ночно-селективные, так и информативные идентификации с эдипальными объектами для любви и соперничества бу­дут особо важны в построении идентичности ребенка для его способности понимания как своего внутреннего мира, Так и внутреннего мира других людей, а также для приоб­ретения базисной готовности к будущей мужской или жен­ской роли, включая взрослую сексуальность и функциони­рование в качестве родителя. Развития и нарушения эдипальных взаимодействий и возникающие в результате этого интернализаций будут решающим образом опреде-

лять природу и форму, в которой эдипальные репрезента­ции будут интроецированы и вытеснены при первой попыт­ке ребенка устранить их из своего сознательного мира пе­реживаний, а также его подготовленность к их дальнейшей интернализации и интеграции при разрешении его подрос­ткового кризиса.

Однако, как указывалось выше, различные преврат­ности развития, осложнения и результаты эдипальной дра­мы индивида представляют обширную область теоретичес­ких и клинических проблем, исключительно интересную для психоаналитического исследования, но обзор и обсуж­дение которой мы не можем здесь дать.

Формирование конфликта

Причины, ведущие к тому, что ребенок становится спо­собным мотивировать положить конец своей эдипальной привязанности, традиционно искали в конфликтах, неотъемлемо присутствующих в самой эдипальной триаде. Таким образом, неоднократные унижающие фрустрации эдипальных желаний ребенка и эскалация страхов наказа­ния талиона (Фрейд, 1924} обычно считаются центральны­ми мотивациями для видимого отказа ребенка от своих эди­пальных стремлений.

Хотя я и согласен с законностью вышеупомянутых мотиваций как непосредственных причин для эдипального тупика ребенка, однако хочу подчеркнуть в качестве глав­ной дополнительной детерминанты потребность ребенка, соответствующую фазово-специфической необходимости, восстановить прежние, свободные от конфликтов и от­носительно неамбивалентные взаимоотношения между собой и своими родителями. Эмпирические прототипы для таких форм привязанности представлены у ребенка диад-ными идеальными образами своих родителей в качестве доэдипальных объектов любви и образцов для подража­ния для его Собственного Я, Как говорилось выше, идеаль­ные образы свободной от конфликтов диадной любви и восхищения между ребенком и его родителями будут со­храняться наряду с эдипально детерминированными ре­презентациями Собственного Я и объекта, таким образом обеспечивая основу для отступления ребенка, когда его эдипальные стремления окажутся невозможными по при­чинам, порождаемым самим эдипальным треугольником. Таким образом, как уже указывалось выше, необходимо осознавать и подчеркивать специфическую важность этих

диад как защит для продолжения структурного развития ребенка. Их сохранение предотвращает утрату идеальных образов базисных эволюционных объектов ребенка во вре­мя его предварительной подготовки к взрослым формам привязанности, для которых он еще не оснащен физически и не зрел психически.

Прекращение ребенком переживания себя и своих ро­дителей эдипальным образом представляет экстенсивную утрату объектов, до сих пор переживавшихся как внешние. Как говорилось в главе 5, такая массивная утрата либиди-нально и агрессивно кате кт и ров а иных внешних объектов возможна, лишь когда утраченные объектные репрезента­ции одновременно интернализуются как интроекты. Эта ситуация сравнима с любой более поздней утратой главно­го объекта любви, в которой утраченный объект будет сперва заменяться его интроецируемым присутствием до тех пор, пока более продвинутые интернализации подлинного тра­ура не сделают интроект излишним.

⇐ Предыдущая36373839404142434445Следующая ⇒

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: