2.2. Противоречия, несущиеся элементами формирования цен, отклоняющихся от своих средних цен

С самого начала было необходимо принять верную теорию стоимости. Для этого Маркс посчитал, будто правильным будет доказать теорию стоимости в рамках абстрактной модели, наиболее отдаленной от реальности. Поэтому Марксом для опровержения других теорий стоимости, помимо некоторых других важных аспектов (как критика процента прибавочной стоимости, критика прибавочной наценки вообще, которая окажется, в своем содержании, неверной, и опровержение этой критики даст путь к действительному знанию), использовалось такое представление, что товары могут сравниваться друг с другим только как носители количества овеществленного труда, поскольку они не несут более единого телесного свойства, кроме как концентрации труда, которое могло бы представиться мерой товаров для установления меновых пропорций. С переходом в более развитые абстрактные модели оказывается, будто товары могут и не обмениваться по своим стоимостям (монопольные цены, закупочные цены, также цены, которые лишь колеблются спросом, а, в действительности, еще множество иных цен, которые Марксом не рассматривались, как, например, цена, определенная необходимостью срочной продажи товаров), главное, чтобы только получаемая прибыль не превышала количество изъятого прибавочного труда рабочих (где количество может измеряться продолжительностью, например, рабочим часом). Стоит вопрос вообще о правомерности подтверждения теории стоимости в рамках наиболее отвлеченной от реальности абстрактной модели, и использования этой теории стоимости в рамках моделей, более приближенных к реальности. Помимо этого, Маркс вообще ограничил теории стоимости лишь теориями стоимостями, устанавливающих в качестве единой меры лишь телесное свойство, а другие меры он вообще не воспринимал за меру. Но, например, в этой работе далее будет заявляться о том, что представленный Марксом механизм определения монопольных цен «спросом и платёжеспособностью покупателей» является ничем иным как внешним движением к общественной стоимости как движения к установлению ценности (где, например, в общественных устоявшихся актах, общественная ценность формируется перекрестом интересов как «сверху», воплощающихся действиями продавцов (не только производительных капиталистов, выступающих в качестве продавцов), так и интересов «снизу», воплощающихся действиями покупателей). Все эти критически значимые моменты уже дают основание для представления новой теории стоимости, коль она удовлетворяет выдвинутым критическим замечаниям. Но я посчитал необходимым представить неспособность, коль ясна неприменимость трудовой теории стоимости для объяснения реальных процессов экономики, объяснить в рамках этой теории стоимости самые эти реальные процессы экономики. Также, помимо этого, представить некоторые внутренние противоречивые объяснения с позиций одной трудовой теории стоимости одних и тех же явлений экономики.

В данном пункте дается критика представления, будто монопольные цены и цены закупочные контролируются законом стоимости. Критика именно представления потому, как критика механизма реализации трудового закона стоимости (перераспределения прибавочной стоимости от одних капиталистов к другим) является составляющим элементом системы этого представления. Поэтому критика существования этого механизма является необходимой, но не единственной. Ясно, что для возможности существования этой системы необходимы и другие элементы. Этими ключевыми элементами является как разделение стоимости на необходимую стоимость и прибавочную стоимость (образующиеся при классификации труда на необходимый труд и прибавочный труд: «В течение одного периода рабочий производит лишь стоимость, равную стоимости его рабочей силы, следовательно лишь эквивалент»^[68]; «…в период прибавочного труда использование рабочей силы создает для капиталиста стоимость, за которую он ничего не платит»^[69]), так и вообще предположение, что стоимость есть количество общественно-необходимого труда.

Последние представления выводились из уже признанной за верную трудовой теории стоимости, доказанной в абстракции, отдаленной от реальных процессов экономики, не говоря уж о том, что это выведении произошло сразу после исключения одних только природных свойств товаров. И моментально после вывода о том, что стоимость есть количество труда, этот вывод переносится для объяснения процессов в абстрактных моделях, иллюстрирующих уже реальные процессы экономики. Так что не представляется возможным критиковать само представление о том, что стоимость есть количество труда, из самой модели, построенной Марксом уже на этом факте (например, невозможно раскритиковать представление, что уменьшение закупочных цен есть перераспределение прибавочной стоимости, в рамках самой модели трудовой теории стоимости, ведь в действительности также закупочные цены снижаются, торговые цены превышают этот уровень, а с некритикуемым в рамках этой модели условием, что цены есть выражение количества труда, перераспределяться будет именно стоимость; невозможно будет раскритиковать какое бы то не было определение цены, ведь понятно, что реализация повышенной цены в экономической системе, в которой фиксированное количество денег, есть необходимый отток денег из одного пункта в другой пункт). Любое явление экономики, в условиях которого совершался бы «ненормальный» обменный акт, например, сговор разных производителей с целью общего повышения цен, что, по сути, представляет собой монопольный сговор (например, сговор крупнейших ритейлеров продуктов питания^[70]), или, явление, когда какой-либо магазин, находящийся поодаль от других магазинов, продает товары по завышенным ценам потому, что конкурентная борьба отсутствует, можно объяснить перераспределением стоимости. Этим перераспределением стоимости можно объяснить и абсолютно любой обменный акт. Поэтому представляется возможным показать внутреннюю противоречивость самой этой модели, построенной на столпах трудовой теории стоимости, ведь внутренняя противоречивость–один из признаков ошибочности.

Критика механизма перераспределения прибавочной стоимости состоит в том, чтобы показать, что экономические явления, под которые подводит Карл Маркс под «перераспределение стоимости», есть лишь моменты, вытекающие из того, что в модели предполагается фиксированное количество денег. Так, механизм перераспределения прибавочной стоимости, гипотетически, может применяться, например, для объяснения прибыли торговых капиталистов. Торговые капиталисты закупили товары по ценам, ниже чем были бы без влияний торговых капиталистов. Этому состоянию соответствует этап зарождения торговых капиталистов. Но заработная плата рабочих в тот этап зарождения, которые вместо торговых капиталистов пока закупают непосредственно у производительных капиталистов, формировалось бы из совокупности цен необходимых им для жизни жизненных средств. И даже если цены на необходимые жизненные средства для торговых капиталистов уменьшаются, в условиях нашего рассмотрения не уменьшается совокупная масса заработной платы (о случае уменьшения этой заработной платы, которое также показывает на ошибочность объяснения реальных процессов экономики, далее). Поэтому торговые капиталисты поднимают цены до уровней, которые потребовали бы воплощения всей действительной совокупной наличной заработной платы массы пролетариата. Цены восстановились до своих прежних значений не потому, что товары продаются по их стоимостям, а потому, что у населения имелась свободная совокупность денег, которая могла быть истрачена. И торговые капиталисты воспользовались этой ситуацией.

Логически, к возможности объяснения этой категории явлений процессом уравновешивания экономики, подводит следующее рассуждение. Для самого существования механизма требуется системообразующее звено, а именно то, что этот обмен товаров (или, опосредованно, через выплату пролетарию «добавочной» прибавочной стоимости, о противоречивости чего далее), по которому происходит перераспределение прибавочной стоимости от одного пункта к другому, осуществляется не по эквивалентам, и является явлением, где один выиграл, а другой проиграл (а именно так, в грубой интерпретации, и представляет дело Маркс, ведь он приводил такое явление, которое уверило его в своих догадках, где на некоторых производствах торговец являлся сотрудником предприятия и одаривался долей прибыли, при продаже товара, может быть, по «общественной цене», так что капиталист просто выплачивает сумму денег торговцу, что является убылью со стороны капиталиста: «На некоторых предприятиях закупщики и продавцы оплачиваются тантьемами, т. е. долями в прибыли»^[71]). Представление об убытке у одного, выгоды у другого, применялось, в самом начале, для объяснения такого обменного акта, который обменивается не по устоявшейся практике («То, что для одной стороны является здесь прибавочной стоимостью, для другой представляет недостающую стоимость, плюс для одного есть минус для другого»^[72]). Так, если 500 обменных актов между обладателем смартфона и обладателем денег (смартфон один и тот же, произведен при одинаковых общественных условиях и общественных рыночных обстоятельствах) совершились по меновой пропорции «1 смартфон=10. 000 рублей», а 501 обменный акт совершился по меновой пропорции «1 смартфон=20. 000», то, по Марксу, продавец в 501 обменном акте «надул» покупателя. «Надул» он именно потому, что 500 обменных актов совершились по совершенно другой меновой пропорции. Противоречивость данного объяснения будет показано позже, а пока важно заметить то, что именно «непоследовательность» здесь является признаком «необщественного» обменного акта. В случае же с торговыми капиталистами этого не происходит. Они покупают товары по устоявшейся меновой пропорции, и уже эта устоявшаяся меновая пропорция делает обмен действительных эквивалентов. Причина ошибочного объяснения обмена товаров как убытка для капиталиста (как издержки производства) произошло именно из-за неверного осмысления случая, где торговец оплачивался долей из прибыли производительного капиталиста. Этот случай тем не подходит для объяснения реальных происходящих процессов, что там капиталист определил выгоду торговца напрямую, закрепив за ним долю прибыли в юридической сделке («На некоторых предприятиях закупщики и продавцы оплачиваются тантьемами, т. е. долями в прибыли»^[71]). В действительности же этого не происходит. Торговый капиталист и производительный капиталист определяет цену товаров в непосредственном споре между собой. Тот факт, что капиталист лишился «своей» прибавочной стоимости из-за того, что продал товары по цене ниже, чем раньше продавал, означает абсолютно ничего, поскольку изменилась общественная стоимость этого товара в определенных условиях его продажи.

Другими словами, логическое чутье должно подсказывать, что устоявшиеся меновые отношения и являются общими правилами, что они обмениваются непосредственно по своим «стоимостям», и задача состоит в выдвижении такой теории стоимости, которая объясняет эти устоявшиеся меновые отношения как обмен эквивалентов. Помимо этого, всякое «исключение» из правил должно также мочь быть объяснено с общих позиций, из которых объясняются и «правила», то есть, устоявшиеся меновые пропорции. У Маркса же, если взять средние цены, эти цены определяются конкуренция между разными производителями, а отклонение движения рыночных цен к средним ценам осуществляется посредством несвязного с источником предшествующей цены (конкуренцией) процессом–«спросом и платёжеспособностью покупателей»^[48].

Так как Маркс создал модель, в которой сами деньги являются этим количеством труда, то перемещение денег из одного пункта в другой пункт не является доказательством вообще определения стоимости количеством труда. Само это предположение вытекает из заранее заданного параметра, что стоимость-количество труда. Поэтому, как уже было сказано ранее, необходимо показать внутреннюю противоречивость этой заданной модели, где задано условие об определении стоимости количеством труда.