Объективный индетерминизм и метафизические предпочтения

Здесь, с точки зрения науки, философии и логики, которые являются крайне важными, должно быть основание для экспериментальной поддержки всех этих шокирующих утверждений одной из самых важных научных теорий в естественнонаучной области. Известный своей теорией хаоса Илья Пригожин говорит, что вне зависимости от метафизических и философских предпочтений в физике господствует индетерминизм: «Индетерминизм, сторонниками которого являются Бергсон, Уайтхед, Поппер, принимается в физике сам по себе»^[137]. Однако мы считаем, что Пригожин, как и Гейзенберг и Барбур, ошибается в утверждении, что в физике господствует индетерминизм, свободный от метафизических предпочтений. В своих работах Пригожин сетует на то, что в детерминистическом взгляде на Вселенную нет места свободе воли[138]. В итоге, ответ на вопрос, почему Пригожин предпочитал подход Гейзенберга подходу Эйнштейна, не может быть рассмотрен только с точки зрения современной физики.

Как и Эйнштейн, который выбрал подходящий метафизический путь, Пригожин предпочел свою метафизику, выбрав интерпретацию, открывающую дорогу детерминизму, свободному от «понимания фаталистического материализма». Здесь интересна позиция Поппера. Те, кто придерживаются точки зрения о существовании «объективного индетерминизма» обычно придают особое значение данным квантовой теории и, в особенности, принципу неопределенности Гейзенберга. Однако Поппер, раскритиковав принцип неопределенности Гейзенберга^[139], принял сторону индетерминизма, выступающего против детерминизма Лапласа, так как считал его угрозой для свободы воли человека, независимо от квантовой теории^[140]. Хотя Поппер предпочел детерминизму индетерминизм, для него как детерминизм, так и индетерминизм являются непроверяемыми метафизическими доктринами^[141].

Когда Гейзенберг и его последователи описывали то, что мы можем знать с точки зрения эпистемологии, они имели ввиду, что это описание онтологической реальности, и считали, что источником индетерминизма является не невежество и не экспериментальные и концептуальные ограничения, а реальная сущность природы. Эта ситуация описана в высказывании Полкинхорна: «Эпистемология формирует онтологию». Нам не понять того, что на самом деле существует и что мы действительно знаем, а чего не знаем. И это исходит из нашего предположения о наличии надежного проводника^[142]. Такой же стратегии придерживался и Ньютон. Его идеи, отличавшиеся от идей Гейзенберга, мы можем резюмировать следующим образом: Ньютон, опираясь на знания, верил в существование Вселенной «онтологического детерминизма», а Гейзенберг, исходя из неизвестного (неопределенности), предсказал Вселенную «онтологического индетерминизма». В детерминистической Вселенной онтологический статус альтернатив равнозначен невозможности, а в индетерминистической вселенной онтологический статус альтернативных событий возможен. Это важное различие стало отправной точкой для формирования различных методов исследования отношений Бог-Вселенная, вопросов чуда и свободы воли, которые мы рассмотрим в следующих разделах.

Гейзенберг рассматривает понятие неопределенности в качестве факта реального мира и исследует его в качестве «потенциальной» концепции повторного возвращения в наш мир^[143]. В методе исследования Аристотеля формированию определенного потенциального стремления выделено отдельное место. Так, согласно Гейзенбергу, из большей части альтернатив с помощью внутренне скрытого потенциала реализуется «ранее неизведанная» часть. Другие же, как Гейзенберг, ссылаясь на концепцию «потенциала», обратили внимание на существование потенциальных, но неопределенных обстоятельств^[144]. Согласно этой точке зрения, неизвестно, насколько актуальным окажется потенциал в будущем, хотя этот потенциал реализуется через окружающие события, будущее остается открытым. Здесь имеет место понятие «онтологическая случайность» (реально существующая, не берет истоки из неопределенности, независимая от определения детерминизма случайность), которое является не субъективной, а объективной реальностью Вселенной.

Барбур объясняет неопределенность с точки зрения существования объективного индетерминизма, расширив понятие метода «критического реализма»^[145]. Мы считаем, что подход Барбура является попыткой соединения метода «критического реализма», которого он придерживается сам, с оценкой неопределенности «объективного индетерминизма». Быть может, такая попытка объединения возможна, однако мы считаем, что с методом «критического реализма» больше всего схожа отмеченная во втором пункте неопределенность «вследствие экспериментальных и концептуальных ограничений». И, согласно нашим данным, в связи с тем, что мы не знаем ее эпистемологическую или онтологическую природу, то разумнее всего будет придерживаться агностического метода. Принимая во внимание вопрос Божьей деятельности, данное агностическое отношение не поможет нам разобраться, где происходит это влияние: в детерминистической или индетерминистической Вселенной. Исследование же этих двух позиций возможно, но представляется достаточно трудным процессом. Такое отношение является более сложным и осторожным подходом к исследованию. Однако мы считаем более верным принятие незнания структуры Вселенной так, словно мы знаем это и без получения умозаключения о непостижимых отношениях между Богом и Вселенной. Агностическое отношение, которое привело нас к обнаружению состояния незнания, не требует того, чтобы мы молчали об отношениях между Богом и Вселенной и оставили попытки прийти к какому-либо умозаключению. Остаться агностиком по отношению к требуемой ситуации, как вопрос детерминизма и индетерминизма в квантовой теории, есть философское отношение к происходящему. Кроме того, если метод Гейзенберга является верным, то в этом вопросе мы являемся агностиками. В формировании отношений между Богом и Вселенной, с точки зрения философии религии, важно знать, какое из новых мнений откроет новые перспективы. С точки зрения философии или теологии, даже если большая часть поставленных вопросов не приведет к какому-либо итогу, результатом философского исследования станет демонстрация ошибок, совершенных на пути к достижению результата, например, безоговорочное принятие детерминистической структуры Вселенной, создание негативных методов исследования вопросов чуда и свободы воли, получение выводов из содеянного и доверие подозрительным фактам. Даже если и нет единства в таких вопросах квантовой теории, как вопросы чуда и свободы воли, философские споры, учитывающие данные современной науки по этим вопросам, должны происходить в софистическом стиле, так как достижение единства является общей целью.

Холизм и ЭПР-парадокс

Известно, что в научной области квантовой теории мы впервые столкнулись с серьезными спорами относительно научного реализма, детерминизма, влияния объекта на субъект в процессе наблюдения и даже принципа относительной последовательности. В список важных аспектов этой теории также включены такие вопросы, как изменения в сознании, редукционизм и расхождения между причинностью и принципами субсидиарности^[146]. Понятие редукционизма защищает позицию о том, что все состоит из суммарных особенностей частиц. Это понятие обозначает, что информация о целом может происходить из законов доминирующих частиц. Если бы мы обладали полными знаниями о соединении и разделении частиц, то придерживались бы метода редукционизма, при помощи которого можно достичь абсолютного знания о целом. Хотя редукционизм не получил распространения во всех научных областях, он стал «доминирующей парадигмой», которая при отсутствии успешности на практике породила глубокую уверенность в своем вероятном успехе^[147].

Здесь интересным является тот факт, что атом, который, как считают, объясняет феномены сокращения материи, не может быть сам объяснен как сумма его частиц. Атомы в квантовой теории не должны восприниматься в качестве соединения протонов, нейтронов и электронов, как это представлено в планетарной модели атома Резерфорда. В функции волнового уравнения Шредингера наличие отдельных электронов не представляется важным. Электроны имеют значение, только будучи включенными в систему атомов. Законы, касающиеся атомов, не могут происходить из законов, касающихся электронов, протонов и нейтронов. Принцип Паули (принцип запрета (Pauli Exclusion Principle)) показывает, что закон атома не может исходить из закона об электроне, который сам является частью атома. Все эти целостные свойства в субатомном мире очень важны. Благодаря всем этим свойствам на микроуровне стало возможным существование химических свойств, транзисторов, атомной энергетики, сверхпроводников и самой жизни^[148].

Самые значимые эксперименты в квантовой теории относительно целостной структуры были проведены Аленом Аспе и его коллегами в 80-х гг. ХХ в. в Париже. К проведению этих экспериментов их подтолкнула статья, которая ставила под сомнение квантовую механику Эйнштейна, Бориса Подольского и Натана Розена^[149]. В этой статье с целью изображения противоречий квантовой теории был предложен так называемый эксперимент ЭПР, получивший такое название по начальным буквам фамилий своих создателей. В экспериментах ЭПР в системе на атомном уровне доказывается, что две частицы при разделении будут двигаться в противоположных направлениях. Согласно квантовой теории, эти частицы могут отделяться друг от друга насколько это возможно, но они не смогут быть вместе. Например, если спин^[150] одной частицы вращается по часовой стрелке, то у спина другой частицы направление вращения должно быть абсолютно противоположным^[151]. Если мы измерим спин правой частицы, которая отделилась от левой, то на основании этих данных мы сможем получить информацию о спине левой частицы. Согласно копенгагенской интерпретации квантовой теории, мы никоим образом не можем говорить о частицах до получения результатов вычислений, причем вычисления, сделанные над одной частицей, окажут влияние на другую^[152]. Эйнштейн полагал, что мысленный эксперимент ЭПР противоречит логике и, выступая с утверждением, что эта теория является ошибочной, считал, что высказанные в ней предположения нереальны. К примеру, если частица «В» отдалилась при разделении от частицы «А» на расстояние в сотни километров, то каким образом вычисления, выполненные для частицы «А» будут зависеть от вычислений над другой частицей? Эта ситуация требует присутствия нелокальной причинности (удаленного влияния), что не сочетается с классической физикой и здравым смыслом, однако просто необходимо в квантовой теории. Эйнштейн отверг это, высказав предположение о «призрачном действии на расстоянии» (ghostly action at a distance)^[153]. Эксперименты ЭПР – это мысленные эксперименты, доказывающие необходимость нелокальной причинности в квантовой теории, которая не может описать всю реальность физики и обладает рядом недостатков, показанных именно в этих экспериментах. Так как, согласно теории Эйнштейна, ничто не может двигаться быстрее скорости света, то было принято утверждение, что идея достижения быстрой связи между частицами перекрывает физическую реальность.^[154]

Создатель копенгагенского толкования квантовой механики Нильс Бор поработал над критикой опытов ЭПР, принадлежащей Эйнштейну, и в итоге сам раскритиковал метод Эйнштейна о «физической реальности»^[155]. Так как в то время было невозможно провести соответствующие эксперименты, то эта тема на протяжении многих лет оставалась одной из наиболее обсуждаемых и спорных в научном мире. Нападки Эйнштейна на неполноту квантовой теории придали силу методу исследования, утверждающему значимость роли неизвестных нам до сих пор «тайных изменений» на микроуровне. Бом, который провел ряд работ по вопросам «тайных изменений», считал, что нет необходимости переходить от детерминизма к индетерминизму, а следует придерживаться реализма.

Хотя его детерминистическо-реалистическое видение включало в себя свойство «нелокальности», даже при его приверженности детерминизму, этого было совершенно недостаточно для ухода от классической физики и здравого смысла^[156]. В итоге Бом принимает данность «удаленного влияния», которое отверг Эйнштейн, считавший этот подход телепатическим. Хотя имеется возможность оценить метод Бома в рамках реализма, необходимо обратить внимание на то, что он отличается от классического реализма Эйнштейна, Галилея и Ньютона.