Главная | Обратная связь | Поможем написать вашу работу!
МегаЛекции

Записные книжки Александра Блока

7 марта 1915:

«Тоска, хоть вешайся. Опять либеральный сыск. - Жиды, жиды, жиды…».

22 марта 1915:

«Телефон от госпожи «отзвук» несомненно без ера и почти несомненно - ЖИДОВКА (так как она бестактна, бездарна и так скверно говорит по-русски). Сегодня вечер в пользу «изучения жидовской жизни», где Алчевский опять поёт гнесинские выкрутасы на мои тексты».


26 апреля 1916:
«Вечером (…) к Мережковским. Перед этим заходила Л. А. – У Мережковских было тяжело и скучно. Жидовский скандал ночью в передней».

----------------


Бунин Иван Алексеевич
(1870 – 1953)

 


Иван Бунин не относился к числу тех проницательных русских писателей, которые понимали опасность жидов для России и Русского народа и писали об этом. Он даже не догадывался, как и десятки тысяч русских «просвещённых» интеллигентов того времени, о существовании русско-жидовского фронта. Бунин очень зависел от «общественного мнения», которое формировали жиды, захватив большую часть печати в России. Бунин даже подписал мракобесное и антирусское «Послание к русскому обществу (По поводу кровавого навета на евреев)». Абсолютно ничего не понимая в ритуальных убийствах, не изучив эту тему, не прочитав ни одной книжки по истории ритуальных убийств, не исследуя серьёзно Киевское дело об убиении жидами христианского мальчика Андрюши Ющинского, он послушно и безвольно поставил свою подпись, чтобы прекратить уголовное дело по обвинению Бейлиса и других жидов в убийстве этого христианского мальчика.

Но жидовский характер октябрьской революции (если рассматривать её в национальном аспекте) Бунин всё же немного уловил. Другое дело, что его больше пугали не жидокоммунисты, а русские мужики с окровавленными топорами.
«Не могу переносить этой жизни - физически!» - писал он тогда.

Сам Бунин, полагая себя «культурным человеком» и числясь даже в «почётных академиках» и в «больших эстетах», ненавидя «грубую» Россию: Разина, Пугачёва и русских мужиков с топорами, слово «жиды», естественно не употреблял. Но некоторые его персонажи слово «жиды» не стеснялись и не боялись употреблять, и писатель Бунин им это не запрещал.
Приведу здесь несколько фрагментов из документальной книги Ивана Бунина «Окаянные дни. Дневник писателя 1918 – 1919 гг.», изданный в Ленинграде в 1991 году. До 1991 года эта книга Бунина была запрещена жидокоммунистами.


23 февраля 1918 года (Бунин тогда ещё жил в Москве) он записал разговор двух полотёров:
• А теперь большевиков не сопрёшь. Народ ослаб. Их всего-то сто тысяч наберётся, а нас сколько миллионов и ничего не можем…
Там ЖИДЫ все… (Стр. 13).

25 апреля 1919 года (Бунин жил уже в Одессе) он записал:
«Рассказывают, что Фельдман (большой жидовский начальник на юге России) говорил речь каким-то крестьянским «депутатам»:
- Товарищи, скоро во всём свете будет власть Советов!
И вдруг голос из толпы депутатов:
- Сего не будет!
Фельдман яростно:
- Это почему?
- ЖИДОВ не хватит!» (Стр. 49 - 50).

26 апреля Бунин записал в дневнике:
«Огромная новость. Пришли взволнованные Радецкий и Койранский.
- На Одессу идёт Григорьев.
- Какой Григорьев?
- Тот самый, что прогнал союзников из Одессы. Теперь соединился с Махно и бьёт большевиков. А на Киев идёт Зелёный. «Бей ЖИДОВ и коммунистов, за Веру и Отечество!» Я сам, так сказать, ЖИД, но пусть хоть сам дьявол придёт. Мне вчера С. говорит, что он демократ, что он против всех интервенций, вмешательств. А я ему: а чтобы вы сказали против них, если бы шёл всероссийский еврейский погром?» (Стр. 51).

28 апреля Бунин записал:
«Вообще утро большого волнения. Был Юшкевич. Очень боится еврейского погрома. Юдофобство в городе лютое. (Стр. 52).

 

Есенин Сергей Александрович
(1895 – 1925)


В незаконченной драматической поэме Сергея Есенина как дьявольское наваждение появляется поезд с жидом-комиссаром Чекистовым (Лейбманом). Станислав Куняев выяснил, что прототипом этого жида-комиссара Чекистова (Лейбмана) был один из главных кровавых диктаторов России – Лев Троцкий (Лейба Бронштейн), который долго жил в эмиграции, а в 1917 прибыл на пароходе в Россию с американскими (жидовскими) деньгами, чтобы организовать захват власти «жидами в коммунистических масках» (или жидами и коммунистами «в одном флаконе»). Вскоре, после удачного государственного переворота Троцкий (Лейба Бронштейн) стал во главе всех вооружённых сил России, разъезжал по фронтам в бронепоезде с войском карателей и расстреливал тех командиров и солдат Красной Армии, которые недостаточно, по его мнению, защищали жидовские интересы.

Этот жид-комиссар Чекистов (Лейбман) не считает нужным даже скрывать своё презрение к России и русскому народу. Он нагло кричит русскому красноармейцу Замарашкину:


ЧЕКИСТОВ

Мать твою в эт-твою!
Ветер, как сумасшедший мельник,
Крутит жерновами облаков
День и ночь…
День и ночь…
А народ ваш сидит, бездельник,
И не хочет себе помочь,
Нет бездарней и лицемерней,
Чем ваш русский равнинный мужик!
Коль живёт он в Рязанской губернии,
Так о Тульской не хочет тужить.
То ли дело Европа!
Там тебе не вот эти хаты,
Которым, как глупым курам,
Головы нужно давно под топор…


ЗАМАРАШКИН

Слушай, Чекистов!..
С каких это пор
Ты стал иностранец?
Я знаю, что ты НАСТОЯЩИЙ ЖИД.
Ругаешься ты как ярославский вор, -
Но
Фамилия твоя Лейбман
И чёрт с тобой,
Что ты жил за границей, -
Всё равно в Могилёве твой дом.



ЧЕКИСТОВ

Ха-ха!
Ты обозвал меня ЖИДОМ!
Нет, Замарашкин!
Я гражданин из Веймара
И приехал сюда не как еврей,
А как обладающий даром
Укрощать дураков и зверей,
Я ругаюсь!
И буду упорно
Проклинать вас хоть тысячи лет,
Потому что…
Потому что хочу в уборную,
А уборных в России нет.
Странный и смешной вы народ!
Жили весь век свой нищими
И строили храмы божие…
Да я б их давным-давно
Перестроил в места отхожие.
Ха-ха
Что скажешь, Замарашкин?
Ну?
Или тебе обидно,
Что ругают твою страну?
Бедный! Бедный Замарашкин…


«Этот вариант поэмы «Страна негодяев», прочитанный Есениным в одном из литературных салонов в Америке (все понимали, что читал поэт против Троцкого, против жидовласти в России), вызвал бурю негодования среди присутствующих на вечере. Скандал, размазанный в прессе, прокатился по Европе и, без сомнения, докатился до Москвы задолго до появления там самого поэта. Ярлык антисемита (антижидиста) оказался несмываемым тавром. Теперь под эту марку можно было вести борьбу не только с самим Есениным, но и с тем патриотическим движением, которое зарождалось в среде поэтов его круга». Конечно, из посмертных изданий Есенина жиды-редакторы и жидовствующие редакторы эти строчки против жида Лейбмана изъяли.
«Вряд ли этот диалог, - писал позднее присутствующий на скандальном вечере жид Вениамин Левин, - был понят всеми или даже меньшинством слушателей. Одно мне было ясно, что несколько его фраз, где было «жид», вызвали неприятное раздражение».

Станислав Куняев добавил к этому: «Да, возможно, что большинство слушателей не поняли диалога, но наверняка его слышали и закулисные режиссёры вечеринки, русскоязычные (жидовские) журналисты, хорошо говорившие по-русски. Они-то поняли, в чей огород летит есенинский камушек. Дело в том, что среди американских русскоязычных (жидовских) революционеров, если и царил культ вождей революционной России, то это был не культ Ленина (о жидовском происхождении Ленина тогда многие ещё не знали), а Троцкого… Именно люди Троцкого составляли авангард революционной Америки. Этот авангард делал ставку в России на своего вождя, своего человека - Лейбу Троцкого. Именно они, знавшие все труды Троцкого наизусть, помнили, что после революции 1905 года. Троцкий эмигрировал в Германию, жил в Веймаре, где и написал многие статьи, хорошо известные им. И в «гражданине из Веймара» их революционный (точнее - жидовский инстинкт) тут же угадал Троцкого, на которого русский поэт Есенин только что на политическом вечере «поднял руку». «Чекистов-Лейбман»… Да только дурак не поймёт, что Есенин имеет в виду Лейбу Троцкого, их кумира, о котором совсем недавно в нью-йоркском журнале «Еврейский Мир» были произнесены подлинные дифирамбы: «О Троцком нельзя заключить иначе, как об образованном человеке, изучившем мировую экономику, как о сильном и энергичном вожде и мыслителе, который несомненно будет отмечен в истории, как один из числа великих людей, которым наша раса облагодетельствует мир». Возмездие этому русскому поэту должно было неизбежно. Но как? В какой форме? Ведь невозможно в американской капиталистической прессе защищать одного из идеологов мировой революции - Троцкого… Остаётся только один путь: наказать Есенина и ославить его за антисемитизм.

- Подлейте же ему, подлейте ещё! - услышал опять Вениамин Левин.

А скандал уже разгорался. Слово «жид», которое поняли все, ожесточило публику и большинство её (жидовьё) уже недобро поглядывало на Есенина. Поэт ощутил на себе злые взгляды, почувствовал изменение атмосферы и, понимая, что он уже почти попал в сети режиссёров, решил разорвать их демонстративным скандалом с Айседорой Дункан. Перевести рельсы неизбежного скандала, так сказать, на личную почву. Тем более, что она давала ему к тому множество поводов. Но он забыл, что Нью-Йорк - это не Берлин, что здесь совсем другая публика, которая всё истолкует по-своему. Он подошёл к Айседоре, вырвал её из чьих-то мужских объятий и рванул её воздушное платье так, что ткань затрещала.

- Что вы делаете, Сергей Александрович? – бросился к нему Левин. – Что вы делаете?
- Болван! - неожиданно резко отбрил его Есенин. – Ты чего защищаешь эту блядь!
Пьяная Айседора, покачиваясь, пыталась прижаться к Есенину, ласково повторяла:
- Ну хорошо, Серёжа! Блядь, блядь…

Её оттёрли от Есенина, увели в разорванном платье от Есенина в соседнюю комнату под женский гомон: «А он-то ревнует, ревнует!». Вся квартира гудела, как улей. Есенин оглянулся. Где Изадора? Где? Кто-то нарочно сказал, что она уехала домой. Есенин бросился на улицу, за ним понеслись Мани Лейб и ещё несколько человек. В ужасе от скандала Вениамин Левин ушёл из дома, а Есенина, упиравшегося и кричащего Бог знает что, втащили обратно в квартиру. Далее произошло, по рассказам Мани Лейб, следующее. Есенин вторично пытался сбежать, и вторично его силой вернули обратно.
- Распинайте меня, распинайте! - закричал он.

Его связали и уложили на диван. Он окончательно вышел из себя:
- Жиды, жиды проклятые!
Мани Лейб нагнулся к нему:
- Серёжа, ты ведь знаешь, что это - оскорбление.
Есенин умолк. Потом, повернувшись к Мани Лейбу, повторил:
- Жид!
- Серёжа! Если ты не перестанешь, я дам тебе пощёчину.
- Жид!
Мани Лейб подошёл к (связанному) Есенину и, как написано в мемуарах Левина, «шлёпнул его ладонью по щеке» (он с улыбкой показал мне, как он это сделал). Есенин в ответ плюнул ему в лицо».

Есенин всё более и более осознавал жидовский характер революции в России. В письме А. Кусикову с борта парохода, из Атлантического океана, Есенин писал 7 февраля 1923 в Париж: «Сандро, Сандро. Тоска смертная, невыносимая. Чую себя здесь чужим и ненужным, а как вспомню про Россию, и вспомню, что там ждёт меня, так и возвращаться не хочется. Если бы я был один, если бы не было сестёр, то плюнул бы на всё и уехал бы в Африку, или ещё куда-нибудь.

Тошно мне, законному сыну российскому, в своём государстве пасынком быть. Надоело мне это блядское снисходительное отношение власть имущих, а ещё тошнее переносить подхалимство своей же братии к ним…
Я перестаю понимать, к какой революции я принадлежал. Вижу только одно, что ни к февральской, ни к октябрьской…».

1 марта 1923 года в доме Германских Лётчиков состоялся концерт-бал для российских студентов в Германии. В концерте, кроме Есенина, участвовали Алексей Толстой, Сандро Кусиков и Мария Андреева. Писатель-эмигрант Роман Гуль в своей книге воспоминания «Я унёс Россию» (Нью-Йорк. 1981. С. 163) записал тогда: «Мы вышли втроём из Дома Немецких Лётчиков. Было часов пять утра. Фонари уже не горели. Берлин был коричнев. Где-то в полях, вероятно, уже рассветало. Мы шли медленно. Алексеев держал Есенина под руку. Но на воздухе он быстро трезвел, шёл твёрже и вдруг пробормотал:
- Не поеду в Москву… не поеду туда, пока Россией правит Лейба Бронштейн…
- Да что ты Серёжа? Ты что – антисемит? - проговорил Алексеев.
И вдруг Есенин остановился. И с какой-то невероятной злобой, просто с яростью, закричал на Алексеева:
Я – антисемит?! Дурак ты, вот что! Да я тебя белого, вместе с каким-нибудь евреем зарезать могу… и зарежу… понимаешь ты это? А Лейба Бронштейн - это совсем другое, он правит Россией, а не должен ею править… Дурак ты, ничего этого не понимаешь…

Алексеев старался всячески успокоить его, и вскоре раж Есенина прошёл. Идя, он бормотал:
- Никого я не люблю… только детей своих люблю. Дочь у меня хорошая… - блондинка, топнет ножкой и кричит: я – Есенина!.. Вот какая у меня дочь… Мне бы к детям… а я вот полтора года мотаюсь по этим треклятым заграницам…
- У тебя, Серёжа, ведь и сын есть? – сказал я.
- Есть, сына я не люблю… он ЖИД, чёрный, - мрачно отозвался Есенин».

И, вероятно Есенин не один раз сожалел, что связывался часто с липнувшими постоянно к нему жидовками-есфирями.


И без России жить было тошно, и в жидовской России, не сомневался Есенин, будет тоже тошно. Но ехать было надо. Погибать – так в России. Вернулся в Москву. Как и предполагал, под «жидовским игом» было ужасно тошно. В пивной на Мясницкой улице Есенин и его друзья-соратники – поэты «русского направления» (Ганин, Орешин, Клычков) часто открыто кричали «О ЗАСИЛИИ ЖИДОВ» в России. Есенин кричал крутившемуся около них жиду Роткину: «ЖИД!». Роткин, естественно, поспешил донести о «черносотенстве» Есенина и его друзей начальству.

Троцкий (Лейба Бронштейн) и Генрих Ягода постоянно держали тогда Есенина и его друзей в поле зрения через двух сотрудников ВЧК (оба жиды) – Якова Блюмкина и Льва Седова (сын Троцкого). Троцкий и Ягода всё ещё надеялись переделать великого русского поэта в поэта, славящего Красную Жидократию.


В конце 1923 в Доме Печати в присутствии литературной Москвы состоялся «товарищеский суд» по делу поэта Есенина и его друзей-соратников. Их обвиняли в устройстве «хулиганских дебошей», в «черносотенных выкриках», в употреблении слова «жиды». В состав суда вошли представители литературы и периодической печати. Обвинителем выступал влиятельный тогда жидовский журналист-троцкист - Сосновский. Он требовал «начать оздоровление наших литературных нравов». Некоторые русские писатели всё же вступились за Есенина и его друзей-соратников. Жиды тоже посчитали за лучшее не раздувать скандал. Есенин был тогда весьма популярен. 13 декабря был оглашён приговор «товарищеского суда». Суд выразил поэтам «русского направления» Есенину, Ганину, Орешину и Клычкову – «общественное порицание» (Газета «Известия», № 287 от 15 декабря 1923).

По одной из версий, зверское убийство Есенина жиды-чекисты из ведомства Ягоды замаскировали под самоубийство.

-----------------

 

«Последнее редактирование: Январь 05, 2014, 01:26:05 pm от Глазунов-Блокадник»

Записан

Глазунов-Блокадник

· Global Moderator

·

· Сообщений: 1387

·

o

Re: Жидовская лапша на русских ушах. К вопросу о значении слова "жиды"

«Ответ #5: Февраль 27, 2013, 12:14:37 am»

Державин Гавриил Романович
(1743 – 1816)




Н е все русские люди знают, что Гавриил Державин – не только знаменитый русский поэт. Он был ещё и губернатором, и сенатором, и министром юстиции. В 1799 и 1800 он был командирован в Западный Край для изучения причин голода и бедственного положения тамошнего русского крестьянства. Там он понял, что одна из главных причин бедственного положения крестьян в Западном Крае – это ЖИДЫ. Державин составил подробный отчёт для царя и сената о своих исследованиях и принятых мерах.

17 сентября 1800 года Державин писал жене:

«Вот сижу и пишу о ЖИДАХ!»


В этом своём официальном отчёте сенатор Державин очень часто употребляет слово «жиды». И отметить должно, что Павел Первый с похвалой отозвался о «Мнении сенатора Державина…» об обуздании жидов, о его действиях в Западном крае и даже не пожурил его за частое употребление в «официальной бумаге» слова «жиды». Императора Павла Первого слово «жиды» нисколько не коробило. Кроме «благоволения Государя» Державину был дан ещё и чин действительного статского советника.

«Мнение сенатора Державина…» было полностью опубликовано в Петербурге в Полном собрании сочинений Державина, изданном Академией наук в 8 томах, под редакцией Я. Грота (1864 – 1883), в 7 томе, изданном в 1878 году. Привожу несколько отрывков из «Мнения сенатора Державина»:

«Там выколачивают у них (крестьян) ЖИДЫ не только насущный хлеб, но и в земле посеянный, хлебопашеские орудия, имущество, время, здоровье и саму жизнь».

«ЖИДЫ, ездя по деревням, а особливо осенью при собрании жатвы, и напоив крестьян со всеми их семействами, собирают с них долги свои и похищают последнее нужное их пропитание».
«Пьяных, обсчитывая, обирают с ног до головы, и тем погружают поселян в совершенную бедность и нищету».
(Державин. Т. 7. С. 263, 265, 287).

И сама торговля и ростовщичество постоянно подвигают жидов к обману и мошенничеству, а их кагалы, их раввины, их Талмуды дозволяют жидам применять все средства для высасывания жизненных сил из крестьянства. Лишь бы был удовлетворён жидовский интерес. «Честь у ЖИДОВ ничего не стоит». Поэтому редко бывает уголовное дело в Западном крае, «в котором не были бы замешаны многие ЖИДЫ, или один ЖИД».

И Державин предлагает императору и Сенату:

Корчмы же, «где в них сидели ЖИДЫ и продавали вино, - уничтожить и до вредного промысла (ЖИДОВ) впредь не допускать».
(Державин. Т. 7. С. 300).

«Подтвердить запрещение указом 1727 года и в последующих годах бывшее, чтобы ЖИДОВ внутрь России… никогда не пускать».
(Державин. Т. 7. С. 325).

И даже в Сибирь, на каторгу, за преступления жидов не отправлять вместе с жёнами, «дабы не размножались и не развращали сердце Империи, то есть её коренных жителей».
(Державин. Т. 7. С. 300).

 

==========


Иван Лажечников (1790 - 1869)


Иван Иванович Лажечников родился в 1790 году. Служил в московском архиве иностранной коллегии, в канцелярии московского генерал губернатора. В 1812 против воли родителей вступил в ополчение. Участвовал в деле под Бриенном и взятии Парижа. Позже был адъютантом при графе А. И. Остермане-Толстом. В 1819 году Лажечников оставил военную службу и стал директором училищ Пензенской губернии, потом визитатором саратовских училищ, потом директором казанской гимназии. В это время знакомится с Белинским и становится его другом. В 1826 выходит в отставку, поселяется в Москве и собирает материалы для своего «Последнего Новика». Иван Лажечников - один из основателей исторического романа в России. У него слава «отечественного Вальтера Скотта».

В 1831 году Лажечников вновь поступил на службу и был назначен директором училищ Тверской губернии. В Твери он написал свой самый знаменитый роман — «Ледяной дом». Выйдя в отставку в 1837 году, Лажечников поселился в деревне под Старицей (усадьба Коноплино) и написал там роман «Басурманин». В 1842—1854 Лажечников служил вице-губернатором в Твери и Витебске. В 1856—1858 годах работал цензором в Санкт-Петербургском цензурном комитете. Умер Лажечников в 1869.

 

Из романа «Ледяной дом»:

«Вскипает и переливается пестрая толпа на дворе. Каких одежд и наречий тут нет? Конечно, все народы, обитающие в России, прислали сюда по чете своих представителей. Чу! да вот и белорусец усердно надувает волынку, жид смычком разогревает цимбалы, казак пощипывает кобзу; вот и пляшут и поют, несмотря, что мороз захватывает дыхание и костенит пальцы. Ужасный медведь, ходя на привязи кругом столба и роя снег от досады, ревом своим вторит музыкантам. Настоящий шабаш сатаны!»

«Груне гораздо было бы приятнее повести любовное дело, в котором она могла бы показать все свое мастерство и усердие, нежели шпионить против нее, но выступить из повеления Липмана, обер гофкомиссара, любимца Биронова и крестника государынина, можно было только положа голову в петлю.
Родом жид, он остался жидом, хотя по наружности обновил себя водою и духом. Вывезенный герцогом, наг и нищ, из Курляндии и им обогащенный в России, он готов был, по одному только намеку его, оклеветать, пытать, удавить и утопить кого бы ни попало. И потому Груня покорилась необходимости».

«Волынского осаждает вереница шутов разного звания и лет (их было, если не ошибаюсь, шесть почетных, включая в то число Кульковского, успевшего также явиться к своей должности). Между ними отличаются итальянец Педрилло, бывший придворный скрипач, но переменивший эту должность на шутовскую, найдя ее более выгодною, и Лакоста, португальский жид, служивший еще шутом при Петре I и прозванный им принцем самоедов».

 


Из романа «Басурманин» (Иван Лажечников, Сочинения в двух томах, т. II, Государственное издательство художественной литературы, М., 1963):
]

(В романе описываются события в России в начале 16 века, во время правления Ивана Третьего. В Москву приезжает лекарь-немец, из семьи барона, Антон Эренштейн. Также под видом извозчика пребывает жид Схария (Захарий) – для порчи веры у русских христиан, для ожидовления Кремля и России. В него влюбляется дочка боярина, а лекарь влюбляется в неё. Но потом лекарь не смог вылечить сына татарского князя, царь отдает его татарам, и татары публично отрезали зимой на Москве-реке ему голову).

Из главы первой: «Тут пришел к нему извозчик, что повёз его, еврей…
— Еврей!.. — воскликнула баронесса, всплеснув руками и подняв глаза к небу. — Мати божья! храни его (сына) под милостивым покровом своим! Ангелы господни! отгоните от него всякую недобрую силу!
— Я сам было испугался, что поганый жидок повезет молодого господина; да как дело распуталось, так и у меня на груди стало легче…»

Из главы первой: «Чтобы судить, каково было сердцу баронскому терпеть это (то, что профессия сына его – лекарь), надо вспомнить, что лекаря были тогда большею частию жиды, эти отчужденцы человечества, эти всемирные парии. В наше время, и то очень недавно, в землях просвещенных стали говорить о них, как о человеках, стали давать им оседлый уголок в семье гражданской. Как же смотрели на них в XV веке, когда была учреждена инквизиция, жарившая их и мавров тысячами, когда самих христиан жгли, четверили, душили, как собак… Власти преследовали жидов огнем, мечом и проклятиями… Думали, воздух, свет божий, заражены их дыханием, их нечистым глазом, и спешили лишать их воздуха, света божьего. Палачи, вооруженные клещами и бритвами, еще до места казни сдирали и рвали с них кожу и потом, уже изуродованных, бросали в огонь; зрители, не дождавшись, чтобы они сгорели, вырывали ужасные остатки из костра и влачили по улицам человеческие лоскутья, кровавые и почерневшие, ругаясь над ними. Чтобы хоть несколько продлить свое существование, жиды брались за самые трудные должности: из огня кидались в полымя. Должность лекаря была одною из опаснейших. Разумеется, большая часть этих невольных врачей морочила людей своими мнимыми знаниями; зато с лихвою отплачивались им обманы их или невежество. Отправлялся ли пациент на тот свет, отправляли с ним и лекаря…».

Из главы девятой: «По смоленской дороге, верстах в семи от Москвы, ныряло в снежных сугробах несколько саней, длинных-предлинных, с беседками из обручей, обтянутых парусиной, наподобие тех повозок, какие видим и ныне у приезжих к нам из Польши жидов. Высокие, худощавые лошади, нерусской породы, казавшиеся еще выше от огромных хомутин, испещренных медными полумесяцами, звездами и яблоками, давали знать о мере своего хода чудным строем побрякушек такого же металла. На передках сидели большею частью жиды. Кажется, я уж сказал, что в тогдашнее время не было выгодной должности, которую бы не брали на себя потомки Иудины. Они мастерски управляли бичом и кадуцеем, головой и языком: один меч им не дался (кадуцей – жезл покровителя торговли бога Гермеса). Особенно на Руси, несмотря на народную ненависть к ним, во Пскове, в Новгороде и Москве шныряли евреи-суконники, извозчики, сектаторы и послы. Удача им вывозила из Руси соболей, неудача оставляла там их голову».

Из главы восьмой (часть вторая): «Под формами жидовской ереси она («зараза») действительно перенеслась к нам. Сначала Киев получил её от жида Схариа, «умом хитрого, языком острого»; потом Новгород от него же; отсюда победа перенесла её в Москву».

«И опять надо сказать, причиною этого простодушного доверия была та же любознательность, всепожирающая, та же пытливость ума, которая овладела и гениальными единицами и грубыми массами XV века. Знанием кабалистики хвалился Схариа. Она разгадывала тайны жизни и смерти, а жаждою разрешить их часто мучился умный дьяк, и потому бросился он в этот хаос, взяв вожатым своим хитрого жида. Сильный пример дьяка, пример самой супруги Иоанна-младого, Елены, обольщенной ложным учением, коварство и ловкость миссионеров, легковерие, ум и глупость, соединясь вместе, образовали наконец ту жидовскую ересь, которая угрожала бы в Новгороде и Москве поколебать краеугольный камень нашего благополучия».

«Духовные и женщины, князья и смерд, богатый и бедный стремились толпами в эту синагогу, несмотря на увещание и даже проклятие церковных пастырей, истинных ревнителей о спасении душ. Так сильна была зараза, что сам первосвятитель московский, митрополит Зосима, принимал в ней ревностное участие. В его палатах было нередко сборище еретиков. «Мы увидели, — пишет Иосиф Волоцкий, — чадо сатаны на престоле угодников божиих, Петра и Алексия, увидели хищного волка в одежде мирного пастыря».

«Антона привез в Москву жидок. Воображал ли молодой бакалавр, что сам провозит в русский стольный город основателя секты на Руси. Извозчик его не иной кто был, как Схариа… Приезд Схариа в Москву был для единомышленников его настоящим торжеством. Говорили, что он достал книгу, полученную Адамом от самого бога, и самую Адамову голову, что он вывез новые тайны, которые должны изумить человечество».

Потом жидовствующих еретиков царь всё же догадался наказать.

«Благоразумней было ему (Схарии) убраться вовремя из Москвы. Он это и сделал, увезя с собою богатую дань, собранную с легковерия, глупости и любви ко всему чудесному, ко всему таинственному, этой болезни века. В своей фуре вез он чем на будущее время выкупить себя с семейством от гонений немецких граждан и князей».
http://www.modernlib.ru/books/lazhechnikov_ivan_ivanovich/basurman/read/

 


2. Авсеенко Василий Григорьевич

Авсеенко Василий Григорьевич (1842 – 1913). Русский писатель литературный критик, журналист, историк. Стихотворение «Лесной жид» (1873).

 

3. Попов Андрей Николаевич

Попов Андрей Николаевич (1841 - 1881) - исследователь древней русской письменности и историк, тамбовский уроженец, воспитанник Московского университета, экстраординарный профессор Лазаревского института, секретарь Московского общества истории и древностей и редактор его ""Чтений"" (с 1877 г.), почетный доктор русской словесности (от Московского университета) и член-корреспондент Академии Наук. Начал свою деятельность трудом, увенчанным полной Уваровской премией - ""Обзор хронографов русской редакции"" с ""Избранником (хрестоматией) славянских и русских сочинений и статей, внесенных в хронографы русской редакции"" (Москва, 1866 - 1869). Этот ""Обзор"", в котором автор классифицировал огромный материал, определил зависимость наших хронографов от византийских и западных образцов, впервые обнародовал много любопытных отрывков из неизвестных доселе рукописей и подробно описал остальные, составляет, по мнению И.И. Срезневского, ""капитальное приобретение нашей литературы"".
«Обличительные списания против жидов и латинян» (Обзор древнерусских полемических сочинений XI–XV веков).

Поделиться:





Воспользуйтесь поиском по сайту:



©2015 - 2024 megalektsii.ru Все авторские права принадлежат авторам лекционных материалов. Обратная связь с нами...