 |
Развитие колониальной экономики
|
|
|
|
В 20 — 30-е годы существенно расширились масштабы и выросла интенсивность колониальной эксплуатации людских и природных ресурсов Золотого Берега. Произошли важные изменения в структуре действовавшего там иностранного капитала {79}
Основные предметы экспорта Золотого Берега*
| Годы | Какао | Доля стоимости другого сельскохозяйственного сырья (2) в стоимости всего экспорта (%) | Золото | Марганец | Алмазы | ||||
| экспорт (тыс. т) | доля в стоимости всего экспорта (%> | экспорт (тыс. унций) | доля в стоимости всего экспорта (%) | экспорт (тыс. т) | доля в стоимости всего экспорта (%) | экспорт (караты) | доля в стоимости всего экспорта (%) | ||
| 1900 — 1904 | 2,3 | 11 | 64 | 41,4 | 15 | ||||
| 1905 — 1909 | 11.4 | 23 | 27 | 222,0 | 40 | _ | , | _ | , |
| 1910 — 1914 | 41,3 | 47 | 17 | 363,0 | 31 | _ | ___ | _ | . |
| 1915 — 1919 | 96,6 | 67 | 6 | 385,0 | 24 | 16,8 | 1 | _ | |
| 1920 — 1924 | 166,8 | 79 | 1 | 227,2 | 10 | 96,0 | 2 | _ | _ |
| 1925 — 1929 | 224,4 | 81 | 1 | 206,2 | 6 | 440,0 | 5 | 14 | 0 |
| 1930 — 1934 | 227,0 | 66 | 1 | 293,2 | 19 | 264,0 | 4 | 1154 | 3 |
| 1935 — 1939 | 272,0 | 53 | 1 | 566,0 | 29 | 399,2 | 6 | 1346 | 4 |
| 1940 — 1944 | 191,4 | 27 | 0 | 724,6 | 76 | 463,2 | 2 | 1036 | 1 |
| 1945 — 1949 | 225,3 | 67 | 1 | 744,6 | 17 | 685,4 | 8 | 866 | 3 |
| 1950 — 1954 | 231,9 | 70 | 0 | 724,0 | 10 | 700,8 | 8 | 1862 | 5 |
| 1955 — 1959 | 229,6 | 62 | 0 | 772,6 | 10 | 477,0 | 8 | 2826 | 8 |
Подсчитано по [32, с. 334 — 337]. Взяты средние цифры за пятилетия.
(2) Пальмовое масло, пальмовые орехи, каучук. {80}
и экономической политике британской администрации. Ускорилось развитие колониальной экономики как путем расширения уже сложившихся отраслей, так и за счет создания новых.
Наиболее ярким показателем этих процессов стал существенный рост экспорта сельскохозяйственного и минерального сырья. Стоимость экспорта в 1918 — 1939 гг. выросла в 4,5 раза по сравнению с 1896 — 1917 гг. (подсчитано по [31, с. 751 — 752]).
Быстро развивалось производство какао-бобов. Золотой Берег упрочил свое положение их крупнейшего поставщика на мировой рынок. Темпы прироста экспорта оставались очень высокими вплоть до конца 30-х годов, когда наступил застой. В 1936 г. был достигнут максимальный уровень — 311 тыс. т, который удалось превзойти лишь на рубеже 50 — 60-х годов [32, с. 334 — 337]. Увеличение сборов какао-бобов достигалось не путем повышения урожайности, а за счет расширения посевных площадей при сохранении традиционных орудий труда и системы земледелия.
|
|
|
В межвоенные годы еще более усугубился монокультурный характер экономики Золотого Берега. При огромном росте экспорта какао-бобов резко сократился некогда значительный вывоз других сельскохозяйственных продуктов — пальмового масла, орехов кола, каучука (см. табл.).
Значительно сократилось и производство пищевых культур. Повсеместно их вытесняли более прибыльные какао-бобы. Власти были вынуждены увеличить закупки продовольствия за границей. Продовольствие (вместе с табаком и спиртными напитками) стало основной статьей импорта [375, с. 80].
Второе место по доле в экспорте продолжала занимать горнодобывающая промышленность. Ее крупнейшая отрасль, золотодобыча, развивалась неравномерно. К концу 20-х годов экспорт желтого металла сократился почти наполовину, а в 30-е годы резко возрос в результате повышения цен на золото во время «великой депрессии» и в 1939 г. был в 2,3 раза больше, чем в 1918 г. [32, с. 337].
Были созданы новые отрасли горнодобывающей промышленности — добыча алмазов и марганцевых руд. Месторождения марганцевых руд были обнаружены в 1914 г. в Нсуте, через два года началась их разработка. Марганец — ценное стратегическое сырье, необходимое для производства твердых сортов стали. Это обеспечило быстрый и устойчивый рост его добычи, особенно в преддверии войны. В 1939 г. она составляла 336 тыс. т. Первые 70 каратов технических алмазов были добыты в 1924 г. в дельте р. Бирим. Спустя десять лет их экспорт достиг рекордного за межвоенные годы уровня — 2,39 тыс. каратов, но в последующие пять лет составлял в среднем 1,3 тыс. каратов [32, с. 336 — 337]. К началу второй мировой войны Золотой Берег вошел в тройку крупнейших мировых экспортеров марганцевых руд и алмазов. {81}
|
|
|
В 20 — 30-е годы возросла зависимость экономики Золотого Берега от внешней торговли. Ее спады и подъемы определялись состоянием экономики метрополии и других развитых капиталистических стран, мировой конъюнктурой, уровнем цен на вывозимое сырье, прежде всего на какао-бобы. Послевоенное экономическое оживление сопровождалось резким подъемом цен, но было недолгим и сменилось в 1920 — 1921 гг. их падением. Период с 1922 по 1929 г. характеризовался благоприятными условиями торговли. Заметно вырос физический и стоимостный объем экспорта и импорта. Кризис мирового капиталистического хозяйства конца 20-х — начала 30-х годов пагубно отразился на экономике Золотого Берега. Цена на какао-бобы на нью-йоркской и лондонской биржах снизилась с 67 — 68 ф. ст. за тонну в 1927 г. до 23 ф. ст. в 1931 г. [31, с. 626, 633]. Существенно замедлились темпы роста экспорта какао-бобов, резко упала добыча марганца [32, с. 336]. «Все отрасли переживают глубокий застой, — признал в декабре 1930 г. губернатор Ш. Томас, — а все классы общества испытывали и продолжают испытывать суровые лишения» [31, с. 626]. В 1931 г. доходы колониальной казны сократились по сравнению с 1926 г. почти на 2 млн. ф. ст., вырос дефицит бюджета [32, с. 348 — 349]. Было практически заморожено дорожное строительство. В условиях неблагоприятной конъюнктуры обанкротилось много мелких и средних европейских фирм. Суровые лишения пришлось испытать африканцам, поскольку власти перекладывали тяготы кризиса на них. Не было оказано никакой помощи производителям какао, а ведь их доходы катастрофически сократились из-за падения закупочных цен. Для «сбалансирования» бюджета были значительно сокращены ассигнования на образование, медицинское обслуживание, повышены косвенные налоги, проведены массовые увольнения африканских служащих [31, с. 628 — 631].
В межвоенный период усилилась роль британской администрации в развитии колониального хозяйства.
|
|
|
Расширение масштабов деятельности и повышение прибылей иностранных компаний сдерживалось неразвитостью инфраструктуры. Из-за отсутствия железных и автомобильных дорог в большинстве районов возделывания какао-бобов их значительная часть доставлялась на побережье носильщиками; не было глубоководного порта, что затрудняло и увеличивало сроки обслуживания крупных судов. Назначенный вскоре после окончания первой мировой войны губернатором Ф. Г. Гаггисберг в одном из первых выступлений в Законодательном совете заявил: «Железные дороги обеспечат нам благополучие на вечные времена, без них наше будущее не только в опасности — мы обречены!» [32, с. 149].
Гаггисберг, военный инженер по образованию, разработал «десятилетний план развития» (1919 — 1929), который предусматривал ассигнования в размере почти 25 млн. ф. ст. на {82} сооружение железных и автомобильных дорог, глубоководного порта, мостов, новых морских причалов, телефонной и телеграфной связи и т. п. Две трети этой суммы предназначалось на развитие транспортной сети [32, с. 53]. Выполнение этого плана во многом зависело от уровня мировых цен на какао-бобы, поскольку большую часть необходимых средств должны были составить экспортные пошлины на эту культуру. Сохранение благоприятной конъюнктуры на протяжении 20-х годов позволило реализовать ключевые проекты. Был построен глубоководный порт в Такоради близ г. Секонди, железнодорожного центра западной части собственно колонии, сооружены железные дороги Аккра — Кумаси и Каде — Секонди общей протяженностью более 300 км, связавшие с побережьем районы возделывания какао-бобов, добычи золота и алмазов, проложено 5,6 тыс. км грунтовых и шоссейных дорог [357, с. 24].
В 30-е годы не было реализовано ни одного крупного проекта по развитию инфраструктуры: проблема вывоза сырья была решена, а казна в результате кризиса оскудела. В 1929 г. был, например, на «неопределенное время» отложен проект строительства железной дороги в Северных территориях. Выступая в Законодательном совете, губернатор Р. Слейтер в качестве главных причин этого решения назвал дороговизну проекта и отсутствие в Северных территориях перспектив выращивания какао-бобов [31, с. 625; 32, с. 164 — 168]. Продолжала расширяться лишь сеть грунтовых дорог. В основном это были подъезды к центрам по скупке какао-бобов; они строились по инициативе, силами и на средства крестьян «пояса какао».
|
|
|
За межвоенные годы важные сдвиги произошли в структуре действовавшего в Золотом Береге иностранного капитала. Ужесточилась конкуренция, ускорился процесс концентрации капиталов. Так, из 98 европейских компаний, занимавшихся скупкой какао-бобов в 1918 г., через четыре года осталось 44. В 1937 г. 98% урожая скупали всего 13 компаний, причем 4 — 70% [360, с. 118 — 119]. В результате слияния компаний, вытеснения или поглощения аутсайдеров доминирующие позиции в экономике захватили крупные монополии.
В экспорте и торговле на внутреннем рынке господствующее положение заняла «Юнайтед Африка компани» (ЮАК). Этот филиал англо-голландского мыловаренного концерна «Юнилевер» образовался в 1929 г. в результате слияния английской «Африкен энд трейдинг компани» и дочернего общества «Юнилевер» «Левер бразерс», скупившего в 1920 г. торговые предприятия известной «Нигер компани». Это означало объединение под эгидой «Юнилевер» множества торговых фирм, действовавших в Золотом Береге. ЮАК справедливо называли «торговым колоссом» и «спрутом». К 1938 г. она обрела контроль над 60 торговыми и промышленными фирмами, вкладывавшими капиталы на Африканском континенте. Отличительной особенностью ЮАК было стремление диверсифицировать сферу своей {83} деятельности. В Золотом Береге она владела сетью магазинов и складов, обширными лесными концессиями, фабриками по производству пальмового масла, прохладительных напитков, речными и морскими судами, бензозаправочными станциями, ремонтными мастерскими и т. д. [243, с. 23 — 25; 375, с. 98].
Создание ЮАК, однако, не означало прекращения конкурентной борьбы в скупке какао-бобов. В 30-е годы ЮАК закупала 30 — 40% урожая. Выдержать конкуренцию и сохранить независимость удалось нескольким компаниям. Крупнейшими среди них были английские «Г. Б. Олливант» и «Джон Холт» (образовалась в 1935 г.), французская «Компани франсез де л’Африк Оксиденталь» и швейцарская «Свисс сосеяте коммерсиаль де л’Уэст». Уцелели и три английских шоколадных концерна, которые занимались исключительно скупкой какао-бобов для собственных нужд: «Кэдбери бразерз лимитед», «Ж. С. Фрай энд Санз лимитед» и «Ж. Лайонз энд компани» [360, с. 118 — 119; 375, с. 99 — 101].
Фирмы скупали какао-бобы у крестьян по низким ценам и присваивали большую часть прибылей от их продажи на мировом рынке. Какаопроизводители Золотого Берега получали в межвоенные годы лишь 60% стоимости какао-бобов [368, с. 218]. Потребительские товары продавались по завышенным ценам, которые менялись в соответствии с колебанием закупочных цен на какао-бобы, причем последние понижались быстрее, а росли медленнее, чем цены на потребительские товары [360, с. 85, 88].
|
|
|
Против местного населения торговые фирмы выступали единым фронтом. Стремясь сохранить высокие прибыли и ослабить конкуренцию, они заключали неофициальные соглашения о единых закупочных ценах на сырье и квотах закупок для каждой компании-участницы. В 1918 — 1939 гг., по неполным данным, было заключено четыре подобных соглашения [375, с. 107 — 108]. Поскольку соотношение сил постоянно менялось, они не были долговременными и напоминали «соглашения о прекращении огня», были «передышками между раундами жестокой конкурентной борьбы» [363, с. 210]. Соглашения заключались и в отношении привозных товаров. Эта практика носила более постоянный характер. Представители европейских торговых кругов собирались раз или два раза в месяц в г. Солтпонде и договаривались о ценах на основные товары и их количестве, которое могла продать каждая компания в определенном районе. За нарушение условий соглашения накладывались крупные штрафы. В 30-е годы по инициативе ЮАК была создана Ассоциация торговли с Западной Африкой, которая занималась выработкой соглашений и контролем за их выполнением [375, с. 112].
Процесс концентрации капиталов активно протекал и среди компаний, действовавших в горнодобывающей промышленности Золотого Берега. К началу 30-х годов добыча минерального {84} сырья сосредоточилась в руках крупных компаний. Большую часть золота добывала английская «Ашанти голдфилдз корпорейшн», сумевшая заполучить концессию на разработку 259 кв. км золотоносной земли в районе Обуаси на севере Ашанти. Контроль над другим крупным районом золотодобычи, вокруг Тарквы, приобрел английский консорциум «Финсбюри пейвмент хауз груп», скупивший акции около 400 действовавших там мелких компаний. Монополию на разработку месторождений марганцевых руд захватил английский «Африкен манганиз траст», а в добыче алмазов с 1924 г. господствовал «Консолидейтед Африкен селекшн траст». Полученные прибыли горные компании присваивали почти полностью. Они выплачивали мизерную ренту (обычно 300 ф. ст. за 1 кв. милю) вождям, в чьих владениях находились месторождения, и 5-процентный налог в казну колониальной администрации [375, с. 51].
В межвоенные годы было закреплено искусственное колониальное «разделение труда» между различными регионами Золотого Берега. Северные территории оставались «резервным», заброшенным районом, которому была отведена роль поставщика рабочей силы для «производящих районов» — собственно колонии и Ашанти. На Севере не было плантаций экспортных культур, шахт, железных дорог. Если в собственно колонии и Ашанти начали развиваться капиталистические отношения, то экономическое влияние колониализма в Северных территориях проявлялось главным образом в росте отходничества. На развитие Севера выделялись мизерные средства. Миграции мужского трудоспособного населения в собственно колонию и Ашанти и нехватка средств предопределяли неудачи попыток колониальной администрации наладить выращивание экспортных культур, увеличить производство продовольствия.
По темпам и глубине втягивания в мировое капиталистическое хозяйство Золотой Берег опережал многие районы Тропической Африки. Эта колония с трехмиллионным населением, занимавшая менее 1 % территории Африканского континента, в 20 — 30-е годы давала в среднем. 40% мирового экспорта какао-бобов, больше таких гигантов, как Нигерия и Бразилия [360, с. 176], вышла на третье место в мире по экспорту марганцевых руд и алмазов. В середине 30-х годов Золотой Берег по таким важным показателям, как товарооборот и экспорт, немного уступал всей Французской Западной Африке и превосходил все английские колонии в Восточной Африке [344, с. 203].
Важнейшим социально-политическим следствием такого бурного развития колониальной экономики стало ускорение формирования национального капиталистического уклада, что приблизило «вступление колониализма в его заключительную стадию — фазу умирания» [246, с. 190]. {85}
Введение северонигерийского варианта непрямого управления и трансформация традиционных политических институтов
В межвоенный период в Золотом Береге были проведены важные административные реформы, которые глубоко затронули традиционные политические институты. Руководящим принципом английской административной политики стал северонигерийский вариант непрямого управления [207, с. 25 — 66]. Он был применен в начале нашего века в хаусанских эмиратах Северной Нигерии ведущим теоретиком и практиком непрямого управления в Африке Ф. Лугардом и в 20 — 30-е годы стал эталоном, «по которому строились и перестраивались колониальные службы во всех африканских владениях Англии» [207, с. 4].
В колониальных границах Золотого Берега оказались этнические группы с разным уровнем социально-политического развития, переживавшие к концу первой мировой войны разные этапы эволюции колониального общества. Поэтому применение там метода Лугарда, как и в самой Нигерии, дало разнообразные формы «туземной» администрации и обусловило разную степень трансформации традиционных политических институтов.
Административную политику Лугарда в Северной Нигерии отличала не очень значительная перестройка традиционных институтов при их использовании в колониальном управлении. Северонигерийская модель создавалась на основе общества с более развитым аппаратом управления, чем у населения Золотого Берега. Поэтому во всех его районах традиционные политические институты нуждались в существенной «доводке». Проведенные там реформы были направлены на укрепление позиций африканских правителей высшего ранга, которые стали главной социальной опорой колонизаторов, и интеграцию традиционных политических институтов в аппарат колониального управления.
Своеобразным полигоном для внедрения северонигерийской модели в Золотом Береге стала собственно колония — прибрежные, наиболее «освоенные» колонизаторами районы, где уже имелся опыт использования традиционной знати в колониальном управлении.
Первым шагом к перестройке «туземной» администрации по северонигерийскому образцу стала реформа Законодательного совета 1925 г. [474, с. 208 — 238]. Совет остался консультативным органом, и преобладали в нем по-прежнему англичане. За ними было зарезервировано 21 место (губернатор, 15 чиновников, 5 представителей европейских компаний) из 30. Реформа законодательно признала вождей «главными представителями туземного населения». Им отводилось 6 из 9 мест, предназначенных для африканцев. Кандидатов выбирали из своей {86} среды верховные вожди в специально учрежденных в каждой провинции советах. Впервые было введено выборное представительство африканцев: три других представителя избирались в крупнейших городах собственно колонии — Аккре, Кейп-Косте и Секонди. Избирательное право получила небольшая и состоятельная часть городских жителей. В 1939 г. в этих городах насчитывалось 7063 избирателя, которые составляли 6,2% населения [474, с. 44]. Сфера действия законов, принятых Законодательным советом, ограничивалась собственно колонией. С 1934 г. она была распространена на Ашанти и Северные территории, в последних эти законы могли вступить в силу после их дополнительного утверждения губернатором.
Провинциальные советы вождей не имели аналогов среди традиционных политических институтов собственно колонии. Только оманхене фанти в XIX в. иногда собирались вместе для решения вопросов, связанных с ведением военных действий против ашантийцев, но эти встречи не были регулярными. Таким образом, провинциальные советы можно считать новообразованным институтом для всех этнических групп, кроме фанти, для которых это был новообразованный институт с традиционными элементами.
Следующим шагом во внедрении северонигерийского варианта стал ордонанс о «туземной» администрации 1927 г. [331, с. 107 — 113]. Он определил место и функции вождей и основных политических институтов в колониальном управлении.
Ордонанс признал существовавшую у фанти иерархию вождей и сделал ее универсальной для всей собственно колонии. Это привело к искусственному насаждению института «верховных» вождей. В районах расселения га, например, где еще раньше «вождями» были ошибочно определены мантсе — религиозные главы общин, «верховным» был объявлен главный служитель культа среди га Аккры. Вожди, или носители жреческих функций, признанные англичанами «верховными», у основных народностей собственно колонии носили титулы: у фанти — оманхене, у га — га-мантсе, у кробо — конор, у эве — фиа.
Ордонанс значительно увеличил прерогативы верховных вождей в управлении их владениями («туземными государствами») за счет ослабления позиций вождей более низких рангов. Верховные вожди наделялись законодательным правом в отношении своих подданных, хотя раньше оно принадлежало советам традиционных государственных образований. Это обеспечивало господство в советах верховных вождей и лишало вождей более низких рангов возможностей изменять их решения. Советы «туземных государств», в свою очередь, были признаны высшей «туземной» властью и наделялись новыми функциями по сравнению с традиционными. Им были даны полномочия утверждать избрания и смещения вождей, рассматривать споры между вождями одинакового ранга, включая земельные, следить {87} за соблюдением закрепленной ордонансом иерархии вождей (просьбы вождей низших рангов об освобождении от подчинения вождям более высоких рангов рекомендовалось считать незаконными, что делало мелких и средних вождей еще более зависимыми от верховных). Был упрочен правовой статус верховных вождей. Суды верховных вождей были признаны высшей «туземной» судебной инстанцией в их владениях. Расширилась юрисдикция этих судов как в гражданских, так и в уголовных делах.
Провинциальные советы, созданные два года назад только для избрания верхушки традиционной знати в Законодательный совет, приобрели теперь административную и судебную власть. Они стали как бы вышестоящей инстанцией по отношению к советам «туземных государств» и могли рассматривать те же вопросы, но уже на уровне отношений между этими «государствами» одной провинции. Власти рассчитывали, что провинциальные советы позволят объединить верховных вождей, облегчить администрации контроль над ними, а также станут, по словам Гаггисберга, «волнорезом, который защитит наши местные конституции и обычаи от разрушительных волн западной цивилизации» [385, с. 487]. С 1932 г. стали проводиться заседания объединенного провинциального совета, где собирались все верховные вожди собственно колонии.
Процесс искусственного сосредоточения власти в руках верховных вождей сопровождался усилением контроля колониальной администрации над «туземными» делами. Губернатор или районный уполномоченный стали последней инстанцией для решения вопросов, находившихся в компетенции советов «туземных государств» и «туземных» судов (кроме земельных споров между вождями), могли отменить любые их решения. Но в целом верховным вождям был сохранен довольно значительный минимум административной и судебной власти. Они могли бесконтрольно распоряжаться землей и «доходами трона», состоявшими из традиционных денежных и натуральных повинностей.
Традиционная социальная организация ашанти, самого многочисленного этноса группы акан, во многом походила на ту, которая была у других этносов этой группы. Это обусловило тождественные методы внедрения в Ашанти северонигерийского варианта непрямого управления, сходные пути трансформации традиционных политических институтов. В то же время процесс становления там «туземной» администрации отличался рядом особенностей.
Конфедерация Ашанти была в Золотом Береге наиболее подходящим местом для применения непрямого управления северонигерийского типа, поскольку ашантийцы ближе подошли к созданию централизованного государства. Однако непрямое управление было введено в Ашанти в середине 30-х годов, спустя почти сорок лет после английского завоевания. Ашантийцы {88} оказали упорное вооруженное сопротивление колонизаторам., и те не могли сразу опереться на верхушку традиционной знати, которая руководила этой борьбой. В первой четверти XX в. Англия проводила в Ашанти политику фактически прямого управления, политическая структура конфедерации была разрушена.
Предпосылки для введения непрямого управления сложились к середине 20-х годов, когда социально-экономические перемены, связанные с быстрым внедрением капиталистических отношений, подорвали институты, нормы и представления, на основе которых было организовано вооруженное сопротивление. Восстание 1900 г. оказалось последним. «Мятежные» вожди состарились или умерли в ссылке и были заменены лояльными.
Осуществление непрямого управления было невозможно без воссоздания политической структуры конфедерации Ашанти, прежде всего функций ее верховного правителя асантехене. В 1924 г. власти разрешили вернуться на родину после 28-летней ссылки асантехене Премпе I. Этому в немалой степени способствовала кампания за его возвращение, развернутая в прессе, Законодательном совете интеллигенцией и частью вождей собственно колонии и Ашанти [385, с. 483 — 484; 465, с. 182 — 183]. Для ашанти их верховный правитель был символом утраченной национальной независимости. При въезде в Кумаси ему была устроена торжественная многолюдная встреча [22, № 1289, с. 30].
В ссылке Премпе сильно изменился, принял христианство, выучил английский язык. «Цивилизованный и образованный человек, который сразу приступил к работе на благо своей страны и доказал лояльность британскому правительству», — так охарактеризовал его в предназначенном для печати отчете Гаггисберг [24, с. 235].
Возвращение Премпе стало началом восстановления традиционных политических институтов в Ашанти и их приспособления к потребностям колониального управления. Делалось это постепенно, осторожно, с оглядкой на «мятежное» прошлое многих вождей. Центральной фигурой был Премпе. Ему позволили вернуться как «частному лицу», которое не имело права заниматься политической деятельностью. В первый год его освободили от мелочных и порой унизительных регламентации (ограничения в передвижении, запреты играть на ритуальных тамтамах, отвечать на традиционные приветствия, заниматься общественной деятельностью) и в дальнейшем поощряли новыми послаблениями за хорошее поведение [465, с. 205 — 218]. В 1926 г. в присутствии стотысячной толпы Премпе был провозглашен верховным вождем Кумаси (кумасихене). Совет вождей Кумаси, выполнявший функции «туземной» власти в столице с 1905 г., был распущен [385, с. 485].
Постепенное «повышение» Премпе сопровождалось рядом реформ, направленных на подготовку создания «туземной» {89} администрации северонигерийского образца. В 1924 г. некоторым оманхене было разрешено иметь суды, был определен круг гражданских и уголовных дел, которые они могли рассматривать. В 1927 г. вышел ордонанс о создании «туземных» казначейств на добровольной основе. Несмотря на старания властей, немногие вожди согласились сделать это [300, с. 77].
Логическим завершением подготовительных мер стала реставрация конфедерации. 31 января 1935 г. губернатор объявил о восстановлении конфедерации Ашанти во главе с асантехене. Им стал Осей Агьеман Премпе II (до вступления на трон Кваме Киретви), 44-летний племянник умершего в 1931 г. Премпе I. По воспитанию и характеру деятельности новый верховный правитель не походил на своих предшественников. Он получил образование в миссионерской средней школе, был христианином, долгое время работал учетчиком на складе европейской торговой фирмы в Кумаси.
Вслед за этим вышли два закона, означавшие введение непрямого управления в Ашанти. Ордонанс о «туземных» властях определил структуру «туземной» администрации, функции и полномочия ее различных звеньев. Конфедерация состояла из 21 омана, сделанных основной территориально-административной единицей. Были восстановлены доколониальные границы большинства оманов. В результате верховные вожди, назначенные англичанами после восстания 1900 г., попали в подчиненное положение или лишились значительных частей своих владений. В то же время не все оманхене, имевшие на этот титул законное право, получили назад целиком земли, принадлежавшие их оманам до колонизации, а следовательно, власть над бывшими подданными [465, с. 353]. Полномочия «туземных» властей были довольно ограниченными. Они могли принимать постановления, касавшиеся охраны порядка (в том числе и «запрещать действия, которые могут вызвать бунт, беспорядки или подорвать спокойствие»), санитарно-гигиенического состояния территории, здравоохранения, жилищного строительства, охоты, рыболовства и т. п. [307, с. 223 — 226]. Верховной «туземной» властью признавался совет конфедерации Ашанти. Его президентом был асантехене. Помимо него в совет конфедерации входили все 20 оманхене, семь родовых вождей Кумаси и пять представителей интеллигенции, кандидатуры которых утверждали вожди — члены совета. Совет был наделен законодательной и исполнительной властью по отношению ко всем ашантийцам. Хотя его постановления и распространялись на всю территорию Ашанти, но сфера их была такой же ограниченной, как и постановлений «туземных» властей оманов [307, с. 222 — 223].
В том же, 1935 г. ордонансом были введены в силу «туземные» суды. Они были созданы на основе судов, существовавших у ашантийцев до колонизации, и целиком состояли из вождей. В зависимости от размеров районов юрисдикции суды {90} были разделены на четыре группы, обозначенные в статьях ордонанса латинскими литерами А, В, С и D. В группу А входил единственный суд — суд асантехене. Юрисдикция этого суда распространялась на всю территорию конфедерации; он состоял из асантехене (председатель), всех оманхене и семи родовых вождей омана Кумаси. Каждая группа судов могла рассматривать круг гражданских и уголовных дел, который определялся размерами долга, ущерба или иска по гражданским делам и тяжестью уголовных преступлений [465, с. 361 — 362].
Деятельность «туземных» властей и судов Ашанти находилась под более жестким, чем в собственно колонии, контролем колониальной администрации. Вожди избирались по правилам, закрепленным обычаем, но они могли начинать функционировать как «туземная» власть только после утверждения их кандидатур губернатором. Любое постановление совета конфедерации вступало в силу с его одобрения. Такими же полномочиями в отношении других «туземных» властей обладали провинциальные и районные уполномоченные. Если в собственно колонии власти признавали право вождей осуществлять судебные функции — право, которое традиционно автоматически вытекало из статуса вождя, то в Ашанти этими функциями вождей наделял губернатор. Формально ордонанс 1935 г. определял лишь ранги вождей, которые могли входить в суды той или иной группы, но на практике назначения членов «туземных» судов зависели от верховного уполномоченного. Он мог с разрешения губернатора распустить любой суд сроком на три месяца и уволить любого его члена за «некомпетентность». Во власти провинциальных и районных уполномоченных было отменять приговоры «туземных» судов и передавать дела в другую инстанцию.
При создании «туземной» администрации в Ашанти, как и в собственно колонии, был совершен значительный отход от традиционной политической структуры и принципов организации власти. Если сравнить совет доколониальной и совет «восстановленной» конфедерации, то между ними обнаружатся существенные различия. Во-первых, по составу: во второй совет входили представители интеллигенции. Во-вторых, и это самое главное, по функциям и полномочиям. Это несоответствие определил видный ганский социолог и политический деятель Кофи Бусиа, автор известного историко-социологического исследования «Положение вождя в современной политической системе Ашанти». Совет доколониальной конфедерации «был прежде всего военным советом, который постоянно собирался (для ритуальных церемоний, а иногда как судебный орган»). Новый же совет должен был быть «административным органом с законодательной и судебной властью» [307, с. 169].
Право совета разрабатывать постановления, касавшиеся всех оманов, нарушало традиционные взаимоотношения между {91} асантехене и верховными вождями. В доколониальной конфедерации асантехене являлся военным и религиозным лидером, но реальной властью обладал в пределах омана Кумаси. Совет каждого омана во главе с оманхене имел право решать все внутренние дела. Перед асантехене верховные вожди несли ряд договорных обязанностей, которые мало затрагивали внутренние порядки в их владениях. После реформ 1935 г. самостоятельность оманхене по отношению к асантехене оказалась сильно урезанной. Правда, новый совет конфедерации не располагал исполнительным аппаратом. Исполнительную власть должны были осуществлять сами верховные вожди. Нередко они не выполняли те постановления, которые противоречили интересам их оманов [307, с. 170 — 171]. Укреплению власти асантехене способствовало и то, что по сравнению с остальными оманами традиционная знать омана Кумаси имела гораздо более широкое представительство в совете конфедерации.
В целом совет «восстановленной» конфедерации оказался инородным телом для социального организма Ашанти и не прижился в нем. Бусиа в начале 40-х годов провел опрос представителей различных социальных групп (мелких вождей, производителей какао, торговцев), чтобы выяснить их отношение к совету. У него сложилось убеждение, что все очень мало знают о совете, относятся к его постановлениям «подозрительно» и «враждебно», считают, что он печется только об интересах омана Кумаси и простые люди не имеют возможности оказывать влияние на его решения [307, с. 192 — 193].
При внедрении непрямого управления в Северных территориях англичане столкнулись с большими трудностями, чем в собственно колонии и Ашанти. Аморфные предгосударственные образования на Севере со слабой степенью политической централизации и рассредоточенностью исполнительных функций представляли слишком «сырой материал» для создания системы управления по северонигерийскому канону.
Успех непрямого управления в Северных территориях казался настолько маловероятным, что против его введения в конце 20-х годов выступила большая группа чиновников колониальной администрации этой области — в основном «ветераны», начавшие службу еще в начале века [456, с. 80 — 83].
Губернатор Ш. Томас не принял во внимание эти возражения. В начале 1930 г. значительно обновленный штат колониальных чиновников Северных территорий приступил к созданию «туземной» администрации по северонигерийскому образцу. Как «подготовить» к этому африканцев, определил еще в 1921 г. Гаггисберг: «Мы должны упрочить положение любого реального верховного вождя так, чтобы в конце концов под его властью объединились все эти маленькие разобщенные этнические общности. Наша цель состоит в том, чтобы однажды Дагомба, Гонжа и Мампруси стали сильными туземными государствами» (цит. по [456, с. 58]). {92}
«Сильные государства» создавались административным путем. В начале 30-х годов английские чиновники подготовили и провели конференции вождей традиционных государственных образований. На конференциях было объявлено о восстановлении «туземных государств» (Мампруси, Дагомба, Нанумба, Ва, Гонжа, Крачи, Jlopa-Туму), были разработаны «конституции», которые закрепляли иерархию вождей, порядок их избрания и смещения, составы их советов и судов. Во главе воссозданных «туземных государств» поставили «верховных» вождей. Эти вожди у основных этносов Северных территорий носили титулы: у дагомба — я-на, у мампруси — на-йири, у вала — ва-на, у гонжа — ябумвура. Делалось это в приказном порядке. Во время конференции вождей Дагомбы, например, от них «потребовали подписать документы, подтверждавшие, что они считают верховным правителем я-на» [456, с. 68].
Верховные вожди оказались «смешанного» состава: наследовавшие свои титулы по закрепленным обычаем нормам и назначенные англичанами. Они искусственно создали «верховных» вождей и «туземные государства» там, где их не существовало до колонизации. Так, в районе Крачи семь племен были объединены под властью вождя самого крупного из них (крачи) только на том основании, что они поклонялись одному обожествленному предку [362, с. 262]. А там, где при всем желании и натяжк
|
|
|
