 |
Половая идентичность и психологическая защита образа «мы»
|
|
|
|
В предыдущих параграфах мы уже упомянули ряд функций, которые призваны выполнять полоролевые стереотипы. Наиболее важной из них, по мнению широкого круга специалистов, является функция оправдания и защиты. Однако, несмотря на распространенность этой точки зрения, многое относительно защитной функции полоролевых стереотипов остается неясным. Неясно, кого и от кого защищают полоролевые стереотипы, как соотносится полоролевая стереотипизация с другими защитными механизмами; как сказываются на стереотипах вообще и полоролевых в частности множественное групповое членство и соответственно множественная социальная идентичность человека.
В попытке разобраться в этих вопросах мы провели ряд специальных исследований. В первом из них, проведенном Ю. Б. Захаровой, мы выдвинули идею, что наряду с личностными механизмами защиты или защиты «Я-образа», такими, как например отрицание, проекция, регрессия, вытеснение, деперсонализация и др., должны существовать и иные формы психологической защиты, а именно защиты «Мы-образа», ярким представителем которых и является механизм стереотипизации вообще и полоролевой стереоти-пизации в частности. Механизмы защиты «Я-образа» и «Мы-образа» различны и по содержанию и по форме. Иначе говоря, и те и другие качественно специфичны и взаимно дополняют друг Друга.
Подобно тому как существует несколько различных механизмов защиты «Я-образа» — проекция, вытеснение, отрицание и т. Д-
194
(Джурард, 1979), имеется и ряд различных моделей защиты «Мы-образа». Полоролевая стереотипизация представляет собой фактически не один, а несколько самостоятельных механизмов защиты «Мы-образа». Эмпирическое исследование Ю. Б. Захаровой было направлено на то, чтобы вскрыть и продемонстрировать наличие различных моделей защиты «Мы-образа», ассоциируемых обычно в качестве недифференцированного целого с полоролевой стереотипизацией.
|
|
|
В исследовании приняли участие четыре подгруппы испытуемых: студенты-мужчины старших курсов исторического факультета и факультета журналистики МГУ и двух факультетов одного из технических вузов Москвы по 40 человек в каждой подгруппе. Предметом исследования было выяснение представлений мужчин о профессиональных качествах и чертах личности студенток собственного и других факультетов. Испытуемым предъявлялись специально разработанный список, включавший 18 профессиональных и личностных качеств, и инструкция, в соответствии с которой испытуемые должны были оценить выраженность этих качеств, во-первых, у средней (типичной) молодой женщины, во-вторых, у средней (типичной) студентки своего факультета, в-третьих и в-четвертых, у средней (типичной) студентки двух других учебных заведений и, наконец, в-пятых, у среднего (типичного) студента своего факультета. После этого на втором этапе, испытуемые получали другую инструкцию — проранжировать перечисленные в списке качества с точки зрения их важности: во-первых, для женщины («чтобы она была женственной») и, во-вторых, для представителя собственной профессии независимо от пола. Чтобы снять некоторые искажающие эффекты последовательности предъявления стимульного материала и эффекты экспериментатора, которые могли бы повлиять на результаты, мы варьировали, во-первых, порядок предъявления объектов оценивания и, во-вторых, пол исследователя (в половине случаев экспериментатором был мужчина, в половине — женщина). Результаты этого исследования демонстрируют следующее.
1. В процессе статистической обработки данных удалось выде
лить шесть качеств как значимые, с точки зрения мужчин, поло
жительные характеристики стереотипа «женственности» всеми
четырьмя подгруппами испытуемых. Это: 1) обаяние, привлека
тельность, 2) чуткость, заботливость, 3) жизнерадостность, опти
мизм, 4) открытость, общительность, 5) интерес к противополож
ному полу, 6) деликатность, тактичность.
|
|
|
2. Все испытуемые оценивают представительниц ингруппы с
точки зрения характеристик женственности значимо ниже, чем
представительниц аутгрупп. При этом «своих» оценивают ниже,
чем «близких чужих» (для историков — это журналисты, для жур
налистов — историки, для студентов технического вуза — студентки:
Другого факультета этого же вуза), а тех в свою очередь ниже,
чем «дальних чужих» (для студентов МГУ — это представитель
ницы технического вуза и наоборот). Условно полученные данные
195
|
|
относительно сравнительной оценки степени женственности можно выразить в виде формулы
"Свои"<"близкие чужие"<"дальние чужие".
3. На фоне этой общей для всех испытуемых тенденции получены очень серьезные различия в сравнении «своих» и «чужих» с модальным объектом — типичной молодой современной женщиной вообще. Так, историки склонны оценивать и представительниц ин-группы, и представительниц аутгруппы выше по критерию женственности, чем модальный объект (женщину вообще, усредненно типичную женщину без профессионального «адреса»). В принятом нами способе графического выражения данных это будет выглядеть следующим образом:
Женщины вообще < «Свои» < «Чужие».
Журналисты, напротив, оценивают и «своих» и «чужих» ниже модального, усредненного объекта (женщины вообще):
«Свои» < «Чужие» < Женщины вообще.
Студенты обоих факультетов технического вуза оценивают «чужих» выше, а «своих» — ниже модального объекта:
«Свои» < Женщины вообще < «Чужие».
4. На основании данных исследования был выделен комплекс устойчивых качеств, наиболее важных, значимых, с точки зрения наших испытуемых, для их профессиональной деятельности. Для журналистов таких качеств оказалось восемь, для остальных подгрупп испытуемых —по шесть. Набор этих качеств и их иерархия в каждом случае оказались неодинаковыми.
5. Женщинам, представительницам собственной группы, всеми подгруппами испытуемых приписываются значимо (на уровне р< <0,05) более низкие, чем мужчинам, баллы по качествам, выделенным для каждой выборки как положительные характеристики профессионального аутостереотипа. При этом наибольшие различия в оценке мужчин и женщин как представителей собственной профессии демонстрируют журналисты, наименьшие — историки. Студенты обоих факультетов технического вуза занимают промежуточное место: их профессиональная дискриминация женщин меньше, чем у журналистов, и больше, чем у историков. Различия между данными студентов двух факультетов технического вуза не значимы.
|
|
|
На основе полученных данных и анализа работ, посвященных психологической защите, Ю. Б. Захарова выдвинула следующую схему возможных способов защиты «Мы-образа» (рис. 14).
В том случае, когда члены аутгруппы (например, представители другого пола, профессии, этнической группы и т. д.) демонстрируют высоко значимые положительные характеристики «Мы-об-
196
раза» (или аутостереотипа), актуализируется одна из двух первых стратегий — этим людям просто отказывается в принадлежности к данной аутгруппе (стратегия 1), или же отрицается, не замечается сам факт наличия у них этих качеств и характеристик (стратегия 2).
Однако не всегда две первые стратегии оказываются в принципе возможными. Например, когда ингрупповая-аутгрупповая дифференциация совпадает с такими «натуральными подразделениями», по выражению С. Московичи (1967), как деление по поло-
вому или расовому признаку. В этом случае первая стратегия абсолютно не возможна. Равным образом не всегда применима стратегия — перцептивная защита, например когда наличие тех или иных качеств явно, очевидно, убедительно, повторяемо и т. д. В этом случае актуализируется ряд следующих стратегий.
Можно просто уйти от решения этого несоответствия, избавиться от этого когнитивного диссонанса или путем физического устра-
197
нения носителя этого несоответствия и диссонанса из группы (ср. результаты экспериментов Хаген и Кан, 1975), или же путем устранения его из поля восприятия (этот вариант соответствует третьей защитной стратегии на нашей схеме). Или же можно признать этот факт артефактом — нетипичным, исключительным, редким, случайным (стратегия 4). Такая стратегия близка некоторым вариантам внешней атрибуции или типам атрибутивной пристрастности, постулируемым виднейшими атрибутивными теориями (см.: Андреева, 1979; Трусов, 1983; Юревич, 1986; Бистрицкас, 1987). И наконец, возможны еще две стратегии, представляющие, пожалуй, наибольший интерес, поскольку именно они были продемонстрированы испытуемыми в эксперименте и именно их прежде всего, по-видимому, следует иметь в виду для того, чтобы правильно понять природу и функции полоролевых стереотипов. Пятая и шестая стратегии заключаются в том, чтобы снизить степень выраженности у членов аутгруппы тех характеристик, которые входят как положительные составляющие «Мы-образа» ингруппы. Именно это и наблюдается в эксперименте, когда испытуемые-мужчины снижают выраженность значимых профессиональных качеств у женщин одной с ними профессии. Таким образом, фактически было показано, что, когда первые две защитные стратегии невозможны в принципе, а вторые две — затруднены условиями экспериментальной процедуры, актуализируются две последние. На основании полученных данных можно заключить, что как на уровне защиты «Я-образа», так и на уровне защиты «Мы-образа» существует ряд качественно различных способов и механизмов. Механизмы личностной защиты описаны и изучены в психологической науке, начиная с классических работ З. Фрейда (1923, 1924) и А. Фрейд (1948), более основательно, чем механизмы защиты «Мы-образа». То, что механизмов защиты «Мы-образа» несколько, и то, что, как мы пытались показать, они выполняют разные задачи, и то, что они актуализируются в разных, релевантных для них условиях,— все это, как мы полагаем, может способствовать лучшему пониманию природы и функций социальных стереотипов вообще и полоролевых в частности.
|
|
|
Схема защитных стратегий, рассмотренная выше, хорошо объясняет профессиональную дискриминацию женщин со стороны мужчин одной с ними профессии. Но она не объясняет другого результата, полученного в исследовании Ю. Б. Захаровой, а именно почему женщинам-коллегам по профессии отказывают и в женственности. Мы пытались ответить на этот вопрос в следующем исследовании, проведенном А. Н. Машталером. Во-первых, мы пытались выяснить, будет ли наблюдаться аналогичная асимметрия в оценке «своих» и «чужих» в профессиональном отношении мужчин со стороны женского контингента испытуемых. А во-вторых, мы стремились найти удовлетворительное объяснение этой асимметрии, апеллируя к множественности группового членства личности и соответствующей множественности групповых идентификаций.
|
|
|
Итак, в исследовании А. Н. Машталера выяснялись представления молодых женщин о степени выраженности качеств, входящих в стереотип маскулинности, у мужчин «своей» и «чужой» профессий, а также их представления о «типичном современном мужчине» вообще. Испытуемым — студенткам философского и исторического факультета МГУ и одного из технических вузов Москвы — предлагалось оценить, во-первых, среднего (типичного) студента собственного факультета, во-вторых, среднего (типичного) студента другого факультета и, наконец, среднего (типичного) молодого человека вообще. В качестве представителей других профессий студентки технического вуза оценивали студентов гуманитарных факультетов МГУ, студентки исторического факультета — студентов философского факультета и студентов технического вуза, студентки философского факультета — историков и студентов технического вуза. Оценка производилась с помощью специального опросника, включавшего список из 18 качеств личности и черт характера и созданного на основе репертуарных решеток Дж. Келли {1955). После выполнения этого задания на втором этапе студентки должны были выписать содержащиеся в списке качества в порядке предпочтения ими этих качеств в мужчине. Чтобы элиминировать нежелательные эффекты последовательности предъявления стимульного материала и эффекты экспериментатора, во-первых, варьировался порядок предъявления объектов оценивания («своих» и «чужих»), во-вторых, варьировался пол экспериментатора— для половины испытуемых это была женщина, для другой половины — мужчина.
Результаты исследования показали следующее.
1. Были выделены 9 качеств, устойчиво выделяемые всеми под группами испытуемых как наиболее предпочитаемые в мужчине, в том числе (в порядке предпочтения):
1) сдержанность, выдержка,
2) целеустремленность, настойчивость,
3) чуткость, заботливость,
4) общая эрудиция, образованность,
5) решительность, уверенность в собственных силах,
6) ответственность, обязательность,
7) порядочность, нравственность,
8) уровень профессиональной компетенции,
9) практичность, рационализм.
2. Получены статистически значимые различия в приписывании качеств мужчинам собственной и другой профессии. Эти данные представлены в табл. 20. Полученная в исследовании Ю. Б. Захаровой на мужском контингенте испытуемых асимметрия проявляется и на женском: мужчинам «чужих» профессий приписываются более высокие баллы по абсолютному большинству качеств, входящих в позитивный стереотип маскулинности, чем «своим». Интересно, что, вопреки этой общей тенденции, мужчинам-гуманитариям, независимо от того, свои они или чужие, все студентки отдают
198
199
приоритет по общей эрудиции, а студентам технического вуза — по практичности.
3. Между оценками мужчин своей профессии и «типичного современного молодого человека» вообще были обнаружены статистически значимые (на уровне L<0,05, по критерию знаков Уил-коксона) различия. Следовательно, ни одна из подгрупп испытуемых не расценивает мужчин — представителей своей профессии как типичных. Кроме того, само это представление о типичном молодом человеке оказалось очень различным (на статистически значимом уровне) у представительниц тех профессий, которые были использованы в нашем исследовании.
4. Для объяснения результатов этих двух исследований мы выдвинули идею о конкурирующем характере социальных идентичностей человека, обусловленных множественностью его группового членства. В описываемых экспериментах сталкиваются, по крайней мере, две очень важные идентичности человека: профессиональная и половая. В одних случаях испытуемые автоматически и бессознательно строят «Мы-образ» по половому признаку, а в других — по профессиональному. Естественно, при этом актуализируются различные системы представлений-стереотипов и соответствующие «векторы» защиты. В частности, отказ женщинам своей профессии по сравнению с женщинами чужих профессий в женственности объясняется тем, что в данном случае они включаются в «Мы-образ» испытуемых-мужчин по профессиональному признаку. И это автоматически снижает их включенность в «Они-образ» по половому признаку с соответствующим «размыванием», дезакцентуа-цией типичных характеристик последнего. Для мужчин женственность— типичная характеристика группы «Они», противопоставленная «Мы-образу». Включение же женщин в «Мы-образ», пусть даже по профессиональному признаку, закономерно и неизбежно редуцирует, ослабляет, нивелирует типичные характеристики образа «Они».
Эта идея реципрокного торможения различных социальных идентичностей, или «ипостасей» человека, представляется нам очень эвристичной. Разумеется, она применима не только к тому случаю, который интересовал нас при проведении вышеописанных исследований Ю. Б. Захаровой и А. Н. Машталера,— при столкновении профессиональной и половой идентичности. Аналогичные реципрокные влияния одной идентичности на другую могут быть обнаружены везде и всюду, т. е. закономерность эта носит всеобщий, универсальный характер. Поэтому знание наиболее значимых в данной ситуации социальных идентичностей человека может быть достаточным для успешного прогноза его социального поведения, представлений и оценок.
Затронутая проблема перекидывает мост к последнему разделу монографии — анализу множественной структуры социальных идентичностей человека и механизмов социального поведения и социального восприятия.
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
|
|
|
