ИГРА В GEAJEflHOfi ТЕМП11И 3 глава

описано, почему дети играют столь важную роль в про­цессе лечения:

Забота современной детской психиатрии о детях выра­жается в том, что на них не обращают внимания и исклю­чают из семейной терапии... Отмечается растущая потреб­ность включения детей в терапию... Семьи нуждаются в присутствии детей на терапии, поскольку это придает сход­ство с жизненной ситуацией. Мы снова и снова обнаружи­ваем, что изменения в семье менее заметны и происходят гораздо медленнее, если дети исключаются из терапевтиче­ского процесса (Keith & Whitaker, 1981, p. 244).

В статье также четко представлены потенциальные возможности использования игры.

Различные сцены, связанные с проявлением чувств стра­ха и агрессии, могут быть разыграны с использованием дос­ки и мелков. Используя солдатиков, можно изобразить на полу целые батальные сцены. При этом на школы, больни­цы, города, страны, на родителей, детей и психотерапевтов могут «падать бомбы». Все это имеет колоссальную силу воздействия, поскольку оказывается вынесенным за преде­лы «реального мира». Это не только цивилизованный, куль­турный образ повседневной жизни, это отражение самых грубых, самых вызывающих, совершенно не приукрашен­ных, наиболее извращенных ее форм. Поэтому кабинет иг­ровой терапии является подобием современного кинотеатра, на экране которого могут демонстрироваться фантастичес­кие образы, сексуальные аномалии, убийства, суицид и на­силие. Все это свободно и открыто выражается ребенком, которого никак не ограничивают в его действиях. Высво­бождая все это; ребенок более терпимо и спокойно относит­ся к собственным дефектам, странностям, особенностям своего внутреннего Я. Таким образом, его внутренний опыт открывается для мира человеческих отношений (стр. 245).

 

алншджил

ИГРА В СЕМЕЙНОЙ ТЕРАШ1Н

 

Хотя Кит и Витакер оставили очень мало конкрет­ных описаний того, как именно они применяли игру при работе с семьями, их общие рекомендации для те­рапевтов состояли в следующем: участников следует располагать на полу; детей можно усаживать на коле­ни; участники могут меняться ролями и говорить «от лица» другого; терапевт способствует разрушению вну­трисемейных группировок; смеется вместе с другими над кем-то из семьи; учит выражать их свои подавлен­ные желания через парадоксальное вмешательство, на­пример, просит одного участника помочь другому че­ловеку изобразить самого себя; говорит глупости, шу­тит; ведет себя еще более бессмысленно, чем клиент; действует в соответствии со своими внутренними им­пульсами, даже если его поведение кажется абсурдным; притворяется плачущим, если ребенок отказывается играть.

Кит и Витакер говорили, что они «всегда были го­товы начать играть» (стр. 251), поэтому они просили родителей приводить с собой детей и держали всегда под рукой игрушки. Тем не менее они перечислили не­сколько ситуаций, в которых игра, по-видимому, осо­бенно важна: когда терапевт находится в затруднитель­ном положении; когда имеет место продолжительная патология; когда участники не воспринимают свою се­мью как нечто целое; когда отсутствует сплоченность и каждый думает только о себе; когда имеет место спу­танность поколений, которая проявляется в отклоняю­щихся от нормы случаях с «родительствуюшими» деть­ми; когда терапевт сталкивается с непреодолимым ба­рьером в виде шизофрении; когда семья отрицает на­личие каких-либо проблем, несмотря на очевидную

дисгармонию в отношениях; когда существуют куль­турные или социальные противоречия среди членов се­мьи; когда терапевту отказывают в доступе, исключают его, и когда семья становится «безумной и скатывается в хаос» (стр. 252). Далее они писали, что игра малоэф­фективна при работе с семьями, которые отличаются очень ригидной структурой, когда в семье кто-то умер или имели место другие «сакральные» ситуации, когда терапевт испытывает сильную тревогу в игре, увлекаясь игрой, теряет контроль или когда игра задумывается исключительно для того, чтобы снизить тревогу семьи, поскольку они обнаружат, что тревога необходима, чтобы обеспечить толчок для изменений.

Как читатели могут помнить, вопрос о том, сколько времени занимает терапия, ранее уже обсуждался. В действительности, семейная терапия возникла в ответ на длительное, утомительное лечение шизофрении. Иг­ровая терапия, в свою очередь, представляется ответом на длительную и утомительную процедуру семейной терапии, практиковавшуюся до того, как в терапию пришли Кит и Витакер. Таким образом, игровая тера­пия стала звеном в поиске лучшей теоретической мы­шеловки — лучшей идеей для тех семейных терапевтов, которые могли также свободно экспериментировать, как Витакер и Сатир.

Другие семейные терапевты не были настолько го­товы работать с чуждым для них миром семейных игр. В семидесятые годы появились лишь разрозненные статьи по этой теме (например, Bloch, 1976; Dowling & Jones, 1978; Villeneuve, 1970; Zilbach, Bergrl & Gass, 1972). Возможно, это произошло потому, что семейную терапию считали мимолетной причудой. Считалось,

 

ЗЛИШДЖН.1

что семейная терапия может применяться в гораздо меньшем масштабе и представляет собой незначитель­ный интерес. Вероятно также, что многие семейные те­рапевты воспринимали игру как нечто слишком слож­ное и абстрактное, чтобы использовать ее в работе с се­мьей, или что техники, которые подразумевают игро­вой подход, слишком сложны, чтобы им можно было обучить. Например, Кобак и Уотерс (Kobak ahd Waters, 1984) писали: «Писать об игре и об игровом взаимодей­ствии так же тяжело, как давать кому-нибудь уроки на тему, как быть смешным и забавным» (сцъ 96). К тому же, то, что семейные игровые техники разрабатывались и демонстрировались такими харизматическими и вы­дающимися терапевтами, могло произвести парадок­сальный эффект: многие техники, которые они демон­стрировали с такой легкостью, казались непомерно сложными для обычных клиницистов. Чейзин и Уайт (Chasin and White, 1989) утверждали, что «в действи­тельности, в реальной практике дети гораздо чаще ис­ключаются из семейной терапии, чем принимают в ней участие» (стр. 5), и продолжали далее, что дети не включаются в сеансы терапии по следующим причи­нам: «детей ограждают от информации или действий, которые могут причинить им вред» (стр. 6); клиницис­ты отдают предпочтение теории, которая настаивает на том, чтобы работать исключительно со взрослыми; клиницисты верят в то, что «окончательная разгадка и решение проблемы заключается в родительской подси­стеме» (стр. 6); потому что прием семьи без детей яв­ляется самым «эффективным способом помощи семье» (стр. 6); клиницисты опасаются того, что* совместная работа со взрослыми и с детьми невозможна, потому

ИГРА В СЕМЕЙНОЙ ТЕРАПИИ

что, когда дети скучают, они сбивают с толку и уводят в сторону от терапевтической работы, или, наоборот, работа с детьми и использование игровых техник мо-

жет отдалить других членов семьи. В заключение Чей­зин и Уайт пишут, что «некоторые терапевты уверенно работают с детьми и со взрослыми, но на разных сес­сиях. Они могут сопротивляться участию детей в сов­местной терапии, потому что техники, которые они применяют при работе с детьми и со взрослыми, име­ют очень мало общего» (стр. 6). Эти авторы предлага­ют множество техник (в первую очередь ролевую игру),

юткоторыми можно было эффективно работать одно­временно и с детьми, и со взрослыми.

В 1985 году Ариэл, Карел и Тиано (Ariel, Carel, Туапо) сделали значительный вклад в применение иг­ры в работе с семьями, рекомендуя использовать «иг­ру-воображение», которая, по их мнению, является

«необычайно ценным и пластичным средством экс­прессии и коммуникации» (стр. 10). Они также предпо­лагали, что, если терапевт вовлечет семью в такую «иг­ру воображения», это будет способствовать расшире­нию выбора директивных или недирективных способов коммуникации. Вместо того чтобы проговаривать все вслух и тем самым выяснять отношения, семья может разыграть коммуникацию в рамках «воображаемой» иг­ры. Более важным моментом является то, что Ариэл и его коллеги, несомненно, поддерживают активное уча­стие в терапевтической сессии маленьких детей и счи­тают это очень важным. Они подчеркивают парадок­сальную природу «воображаемых» игр, в которых чело­век притворяется, что делает что-то или говорит что-то от лица другого или становится кем-то другим. Они по-

ЭЛ ПАНА ДЖИЛ

ИГРА В СЕЧЕННОЙ ТЕРАПИИ

 

ощряли терапевта занимать партнерскую позицию в се­мейной игре — быть зрителем, режиссером или акте­ром; или брать на себя множество других ролей: наблю­дателя, комментатора, критика или генератора идей. Ав­торы делают вывод, что использование «воображаемой» игры позволяет терапевту узнать больше об эмоцио­нальной жизни членов семьи, их желаниях и стремле­ниях, сильных и слабых сторонах, а также потенциаль­ных возможностях.

Кобак и Уотерс (1984) замечают, что об игре можно судить как о метакоммуникации и как о «деятельности, совершаемой в необычных обстоятельствах, поэтому ее результаты могут быть неожиданны» (стр. 95). Опира­ясь на исследования игр животных, они утверждают, что игрой в сессии семейной терапии можно манипу­лировать разными способами и с помощью этого по­мочь семье найти новые возможности для изменений. Это достигается главным образом благодаря тому, что «терапевт постоянно экспериментирует в процессе иг­ры: дает начало, прерывает, вносит изменения в после­довательность игры и очередность исполнения ролей, дает указания, реорганизует, обрывает взаимодействия и восстанавливает их, преувеличивает или игнорирует отдельные факты» (стр. 96). Если такие манипуляции не вызывают отторжения, то терапевт продолжает при­держиваться экспериментального типа поведения, на­деясь, что прежние проблемы и паттерны взаимодейст­вия трансформируются в нечто новое. Ьни называют такие стратегии «пороговая игра», она содержит в себе смесь запланированного направления и открытой про­граммы. Кобак и Уотерс предостерегает, что в этих техниках есть определенный риск, который берет на

себя терапевт, и что «пороговая игра» есть нечто боль­шее, чем техника, — это «образ мышления, настроение и метакоммуникапия» (стр. 96).

Джоан Зильбах (Joan Zilbach, 1986) написала вели­колепную книгу, в которой проследила историю игры в рамках семейной терапии. (Недавняя книга Шефера и Кэри (1994) собрала много важных статей, которые содействовали и поддерживали возможность примене­ния игры в семейной терапии.) Зильбах ссылается на Аккермана (отца семейной терапии) и Сатир (мать се­мейной терапии), которые твердо отстаивали точку зрения, что дети должны участвовать во всех сессиях семейной терапии, в том числе и маленькие дети. Зилъ-бах отмечает, что, хотя Сатир обсуждала проблему уча­стия детей в предварительной беседе с семьей в книге «Conjoint Family Therapy» (1964) и акцентировала вни­мание на вербальных техниках с детьми и некоторых других, таких, как движение, танец, игра и драма, она не включила обсуждение игры в семейной терапии.

Зильбах отмечает, что Минухин (Minuchin) всегда включал детей, рассуждая о структуре се'мьи, и делал отдельные замечания по поводу положения детей вну­три семьи. Она утверждает, что игра не описывалась им подробно, но он поддерживал ее во многих своих рабо­тах. Он упоминал использование игровых материалов, например маленьких стульев и игрушек, также он включал игровые техники во множество случаев своей практики (Zilbach, 1986). Например, Минухин расска­зывает о встрече с семьей, в которой было трое детей младше 6 лет: «терапевты, родители и дети сидели на полу, строили башни и катали машинки» (стр. 32). Зильбах замечает: «встречаются небольшие описания

ИЛ ПАНА ДЖИЛ

ИГРАВ СЕМЕЙНОЙ ТЕРАПИИ

 

игры наряду с другими структурными описаниями се­мьи. Но им не уделялось особенно много внимания, они достаточно отрывочны» (1986, стр. 33).

Зильбах описывает Витакера как «терапевта, откры­того для игры», «энтузиаста и одного из наших после­довательных сторонников в вопросе вовлечения детей и применения игры», который подчеркивал важность игры с детьми и семьями (стр. 34). В продолжение Зильбах говорит, что Витакер разработал особые виды игр, которыми он с удовольствием пользовался при ра­боте с семьями, но другим семейным терапевтам нелег­ко было применять их. В частности, он придумал тех­нику, называемую «игровое сражение», куда входили некоторые достаточно агрессивные игры с детьми. Ви­такер приводил такой пример: «Если они кусались, то мы кусались в ответ. Мы подробно и с серьезным ви­дом обсуждали их садистские фантазии об отрывании голов, выкалывании глаз или выбивании мозгов» (Keith & Whitaker, 1977, стр. 120). Витакер утверждал, что та­кие игры часто становились средством, благодаря кото­рому бессознательное содержание выходило на поверх­ность в фантазиях или рисунках.

Некоторые терапевты, такие, как Фулуэйлер (Ful-weiler) (Haley & Hoffman, 1967), поощряли участие ма­леньких детей в совместной детско-родительской сес­сии, если ребенок был «достаточно взрослым для тако­го участия», и даже давали рекомендации, как это оп­ределить (стр. 20). Большинство терапевтов придержи­вались субъективных критериев, таких, как: если ребе­нок может включаться в вербальное общение или если терапевт чувствует себя комфортно в присутствии ре­бенка. Точка зрения Фулуэйлера, в сущности, отража-

ет мнение большинства, полагающегося на системную теорию семьи, чтобы объяснить исключение из работы маленьких детей. Он полагал, что терапевтическая сес­сия проходит наиболее эффективно при работе в триа­дах (комбинация два родителя и ребенок), потому что при сочетаниях больших, чем триады, количество вза­имодействий намного превышало способность терапев­та наблюдать и реагировать на них.

Зильбах ссылается на статью Монтальво и Хзйли (Montalvo and Haley, 1973) «В защиту детской терапии», где всесторонне обсуждается проблема исключения де­тей из семейной терапии и семейным терапевтам реко­мендуют рассмотреть вопрос о включении игры, по­скольку это может способствовать позитивным измене­ниям как у детей, так и у всей семьи. Джатмен и Вил-ленью (Guttman, I975; Villeneuve, 1979) также обсужда­ли важность участия детей в терапии и говорили о не­достатке материалов и описаний методов работы с де­тьми, подчеркивая необходимость конкретных мето­дик.

Семейная терапия получила импульс к развитию в 1960-е и 1970-е, и я бы хотела рассмотреть некоторые из причин этого. В этот период было разработано мно­го нового в добавление к тому, о чем уже упоминалось выше. Ирвин и Маллой (Irwin and Malloy, 1975), когда писали статью, посвященную семейному интервью с использованием марионеток, заметили, что «семейные терапевты разработали большое количество новатор­ских техник, направленных на то, чтобы облегчить- об­щение и взаимодействие между членами семьи, кото­рое происходит сразу на нескольких смысловых уров­нях» (стр. 170). Среди этих техник семейный Роршах,

элкшджнд

ИГРА В СЕМЕЙНОЙ ТЕРАПИИ

 

филиальная терапия; объединенные семейные сессии; совместная семейная разработка плана какой-либо де­ятельности; совместное выполнение задач, в том числе семейная творческая работа; расстановка одним чле­ном семьи всех остальных в сценку, отражающую их отношения; создание всей семьей коллажей, картин или рисунков. Было разработано несколько настоль­ных игр для всей семьи. Игра «Изменение в семье» (Berg, 1982) помогала детям справиться с разводом ро­дителей, игра «Найти решение» (Blechman, Kotanchik & Taylor, 1981) и «Игра в семейный контракт» (Blechman,

1974) помогали членам семьи совершенствовать навык
решения проблем. Ирвин и Маллой (Irwin and Malioy,

1975) рассказывали о пользе семейного интервью с ис­
пользованием марионеток (смотрите 4 главу). К тому
же, некоторые игровые техники обеспечили инстру-­
ментами и групповую терапию (Hoffman & Rogers,
1991). Ирвин и Маллой утверждали, что все эти разно­
образные «виды деятельности» «имеют общую цель, а
именно — стимулировать вербальную и невербальную
коммуникацию, обнаружить каким образом семья мо­
билизует себя при стремлении к цели или выполнении
задания» (стр. 181). Хотя все эти творческие приемы
работы были задокументированы и могут время от вре­
мени использоваться клиницистами, техники, которые
задействуют игру при работе с семьей, никогда не бу­
дут широко приняты и использоваться как семейными,
так и игровыми терапевтами. Литературу о детях в се­
мейной терапии можно встретить очень редко, она не-
систематизирована, а когда обсуждается участие детей
в терапии, это обычно касается детей старшего возрас­
та и подростков, которые проявляют большее сопро-

тивление игровым техникам, применяющимся или ин­дивидуально, или в семейной сессии.

В добавление к уже упоминавшимся сторонникам игры в семейной терапии, идею включения детей в се­мейную терапию и вовлечения семьи в работу с помо­щью игровых техник также поддерживали Комбринк-Грэхем, Зильбах, Шэрф и Шэрф, а также Эриел (Combrink-Graham, 1988; Zilbach, 1986; Scharff and Scharff, 1987; Ariel, 1992). Комбринк-Грэхем утвержда­ет, что дети привносят нечто новое и важное в тера­пию, причем игра позволяет им освободить свои ис­тинные чувства. Она отмечает, что в повседневной жизни у детей и взрослых «очень мало общего» (стр. 6) и что терапевт должен помочь семье найти баланс меж­ду деятельностью ради детей и деятельностью ради взрослых. Комбринк-Грэхем пришла к выводу, что в работе эффективны такие методы, как кинетический рисунок семьи, свободная игра или свободное рисова­ние; ролевое проигрывание различных ситуаций, на­пример, когда члены семьи имитируют друг друга. Она предполагала, что такие формы деятельности помогают членам семьи достичь взаимной эмпатии.

Зильбах уверена, что игра не воспринимается серь­езно, потому что взрослые не понимают, что для ре­бенка игра — это «работа». Но в то же время она счи­тает, что игра предусматривает прямое выражение важ­ных данных, касающихся семьи; снижает тревожность У взрослых, которые, словно дети, становятся увлечен­ными и поглощенными деятельностью, и позволяет де­тям сдерживать собственную тревогу. Зильбах обнару­жила, что дети в семейной терапии быстро воспроизво­дят основные проблемы, существующие в семье (на-

элншджил

ИГРА В СЕЧЕННОЙ ТКР4ПИИ

 

пример, ребенок рисует шторм, изображая ссору роди­телей); также они могут быть союзниками терапевта, помогая преодолеть сопротивление посещению сеан­сов, иногда они выступают как бы детекторами скры­тых проблем. Этот терапевт предлагает использование простых игровых материалов, таких, как бумага, фло­мастеры, цветные карандаши, пластилин, куклы, фи­гурки, изображающие членов семьи. Она предлагает «вводить некоторые игрушки для специально предназ­наченных целей. Например, невербальному освобожде­нию от агрессии через игру способствует предмет, предназначенный для ударов... большая подушка или... пластиковая груша, которая качается из стороны в сто­рону, когда по ней ударяют» (стр. 136).

Шэрф и Шэрф обнаружили, что маленькие дети, которые еще мало знают о защитах семьи, часто «вы­балтывают» важные факты, причем никто из членов се­мьи не наказывает их за это. Более того, наблюдение за реакцией членов семьи на поведение ребенка может послужить хорошим барометром общей семейной ди­намики. Эти терапевты поддерживают применение не­которых стратегий в семейной терапии с маленькими детьми: использование игровых материалов; позволе­ние детям играть в то время, когда другие члены семьи разговаривают; совместная работа с другим терапевтом, который отвечает за работу с ребенком (или с семьей). Эти предложения не подразумевают применение игры как терапевтического инструмента для взрослых, так же как и для детей. Шэрф и Шэрф также рекоменду­ют привязывать игровое поведение ребенка к терапии, которая проводится с семьей, например, клиницист просит ребенка доработать рисунок, созданный родите-

лями, или использует результаты детского творчества в качестве материала для семейного обсуждения, или мо­жет установить непосредственную связь: «Джонни, по-видимому, нарисовал семейную проблему». Они предо­стерегают, что такие прямые техники могут казаться угрожающими и оказывающими давление на малень­ких детей и, следовательно, могут быть более эффек­тивны для детей старшего возраста. Как пишут Шэрф и Шэрф, игра может стать основной деятельностью в семейной сессии, сфокусированной на детях или когда применяется с целью снижения тревоги и определения семейных реакций на ситуацию, когда детям позволе­но играть, в то время как другие члены семьи разгова­ривают.

Широкое обсуждение проводилось относительно использования совместной игровой терапии для детей и родителей. Сафер (Safer, 1965) описывает совместную игровую терапию как вариант семейного лечения, цель которого — исправить конфликтное взаимодействие ребенка и родителей. Терапия проводится в обычной игровой комнате, и ребенок выбирает игру, в которой будут участвовать и родители. Цель совместной игро­вой сессии — дать терапевту возможности для опреде­ления типовых паттернов взаимодействия и предло­жить альтернативные. Клиницисты, остающиеся в ос­новном ориентированными на ребенка, наблюдают его игру и интерпретируют ее в контексте семьи. Други­ми словами, игра «репрезентирует и отражает» дис­функциональные отношения между ребенком и роди­телями.

Трифф (Griff, 1983) описывала в своей книге «Се­мейная игровая терапия» кратковременную технику ра-

ЭЛНАКАДЖИЛ

ИГРА В СЕМЕЙНОЙ ТЕРАПИИ

 

боты с детьми и семьями, используемую терапевтом в дополнение к другим приемам. Грифф утверждает:

Семейная игровая терапия обеспечивает такой подход, при котором родители могут обучиться более эффективным способам взаимодействия с детьми, причем созданная на сессии атмосфера не только улучшает восприимчивость к подобной информации, но и позволяет детям чувствовать себя свободно и комфортно. Эта техника позволяет терапев­ту выступить моделью поведения для родителей, если рань­ше у них не было образцов поведения. Создается контроли­руемая и безопасная обстановка, в которой родители могут свободно экспериментировать, применять различные роли, пытаться измениться (стр. 67). _л

Грифф говорит, что эта техника достаточно гибкая. Это значит, что ее можно применить в лтдбой момент лечения после того, как установились доверительные отношения между терапевтом и семьей. В технику вхо­дит заключение договора о 8—10 семейных терапевти­ческих сессиях; выбор одной или двух отдельных кон­кретных целей; установление промежуточных и основ­ных этапов достижения этих целей. Необходимо по­просить детей и родителей перечислить те игры, кото­рым они отдают предпочтение, и подобрать те из них, которые соответствуют стилю семьи; ввести в эту дея­тельность и руководить ею; моделировать новые пат­терны и навыки; способствовать тому, чтобы родители и/или дети инициировали и осваивали новые навыки независимо от сессии. Грифф объясняет, что «[игровая семейная терапия] не обязывает придерживаться спе­цифической техники, которая может подходить или не подходить отдельной семье... Этой модели свойственна гибкость в применении, определенное положение и

форма: кратковременность, адаптируемость, направ­ленность на то, чтобы вывести семью из повторяющих­ся циклов неудач и страхов, связанных с попытками достижения изменений» (стр. 75).

Конвей (Conway, 1971) предложила пройти совмест­ную семейную терапию десяти семьям, в которых бы­ли дети первого и второго классов, имеющие низкий уровень школьной адаптации по сравнению со своими ровесниками. Она обнаружила, что в тех семьях, кото­рые прошли совместную терапию, значительно пони­зилось количество негативно окрашенных взаимодей­ствий и изменилось соотношение позитивных и нега­тивных интеракций в пользу первых, В этом исследо­вании игровые стратегии не были задействованы, точ­нее, в нем применялись другие техники, чтобы облег­чить эмоциональное общение членов семьи. Шиди (Sheedy, 1978), используя в качестве образца четыре се­мьи, имевшие опыт сессий совместной терапии с эле­ментами игровых техник, обнаружил, что взрослые участники переживали эти сессии как «нечто сверхор­динарное, вызывающее воспоминания и эмоциональ­ные переживания, пробуждающее мысли и чувства, ко­торые содержали все разнообразие человеческого опы­та» (стр. 390).

Эриел (Ariel, 1992) сделал существенный вклад в на­ше понимание игры. Он разработал метод анализа дет­ской активности, заключающей в себе притворство, фантазии и воображение себя кем-то другим. Эриел за­интересовался тем, что игра, «по-видимому, тяжело поддается научному описанию и объяснению», и счел, что для этого можно воспользоваться «критериями тщательности и точности», принятыми в таких дисцип-

ялпшджил

линах, как лингвистика, семиотика, логика, этология человека, которые он изучал. В результате, Эриел по­следние 15 лет своей жизни посвятил исследованиям и развитию своих теоретических и практических знаний о вышеупомянутых типах игр, дабы расширить позна­ния в этой области. Он говорил, что игра похожа на «новый континент, который открыли, но до конца еще не исследовали».

Семейные и игровые терапевты проделали громад­ную работу по пропаганде участия детей в семейных сессиях, использования игровых техник для эффектив­ного вовлечения детей в терапевтический процесс и по разработке креативных и активных техник, которые могли сблизить детей и взрослых, дабы они могли об­щаться и находить решения конфликтов. В то же вре­мя лишь минимальные исследовательские усилия при­лагались к тому, чтобы документировать, обосновывать то, каким образом игровые техники могли быть полез­ны в работе с детьми и их семьями. Должны быть пред­приняты попытки изучения эффективности семейных сессий с маленькими детьми, где игровая техника бы­ла бы представлена как семейная. В последующих гла­вах будут перечислены все возможные мнения и вы­двинута основная причина использования игры в рам­ках семейных терапевтических сессий.

Глаба 3

ОСНОВНЫЕ ПРИЧИНЫ ИНТЕГРАЦИИ ИГРОВОЙ И СЕМЕЙНОЙ ТЕРАПИИ

Интеграция игры в семейную терапию усиливает о6а этих терапевтических подхода. Как описывалось в первой главе, игровая терапия предоставляет детям возможность освободиться от сдерживаемых эмоций, выразить себя вербально, невербально и через исполь­зование символов; компенсировать проблемы, сущест­вующие в реальности; найти выход из них; повторить бесчисленное количество ситуаций, с которыми дети могут столкнуться в воображаемых играх. Цель игровой терапии — помочь детям идентифицировать и выразить иx переживания здоровым способом, а не симптомооб-разующим, а также способствовать тому, чтобы они проработали неприятные для них эмоции, нашли аль­тернативный, не порождающий проблем способ пове-дения.

Предыдущая123456789101112Следующая

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: