Я не могу снова вернуться домой 5 глава

Но что-то произошло во время второго визита Волтрипа в Денвер. Дело это темное. Госпожа Волтрип забрала детей и вернулась в Остин. Им было пора идти в школу. А месяцем позже Волтрип написал ей письмо, сообщая, что он не приедет домой. В Денвере же он, однако, объявил, что Джесси ушла от него. Он говорил, что умолял ее остаться, но она отказалась. Обвинив ее в их разрыве, он отправился на север от Мейсон-Сити, в штат Айова, рядом с границей с

Миннесотой. Люди в Мейсон-Сити были в восторге от его проповедей. Они уговаривали его остаться и начать работу, похожую на ту, что вела Кэтрин в Денвере. Это было не­задолго до того, как Волтрип получил большое здание, ко­торое он отремонтировал и назвал «Радио-церковь», и с тех пор он также использовал ее для ежедневных радиопе­редач.

В начале 1938 года Волтрип сделал публичное заявле­ние, что он будет поститься, пока не получит 10 тысяч дол­ларов, необходимые для окончания работ в «часовне». Для поддержки в «выбивании» денег он пригласил группу про­буждения для проведения собраний в почти отремонтиро­ванном здании. Его помощниками стали: Гарри Д. Кларк, руководивший пением, Эллен Галлифорд за пианино и про­поведница Кэтрин Кульман.

Кэтрин, которую тогда называли «величайшая женщи­на-проповедник в Америке», будоражила целые толпы. А ее проповедь в пятницу вечером «Разыскивается человек», была освещена репортерами в «Глоуб газет». На следую­щее утро передовицы приветствовали читателей словами: «Молодая евангелистка-блондинка прибыла в Радио-церковь». Подзаголовок гласил: «Она подхватит его работу, пока Волтрип продолжает свой пост, чтобы собрать 10 ты­сяч долларов».

Газетные репортеры схватили самую суть дела: «При­влекательная молодая женщина, почти шести футов роста, со светлыми вьющимися волосами и смеющимися глазами, приехала в Мейсон-Сити, чтобы помочь евангелисту Барроузу А. Волтрипу в его кампании в Радио-церкви».

«Здесь нет какой-либо постоянной или романтической связи, — писала газета в следующем абзаце, — но гос­пожа Кульман утверждает, что она не хочет уезжать, пока ему нужна ее помощь здесь».

История продолжалась: «Когда репортер выразил удив­ление, что такая молодая и привлекательная женщина все еще остается незамужней в возрасте 25 лет, она улыбнулась и затем на секунду задумалась, прежде чем ответить: «Воз­можно, мужчины нашли бы это чересчур напряженным — быть женатым на женщине с моим расписанием рабо­ты», — сказала она, смеясь».

Можно предположить, читая пожелтевшие вырезки из январского номера «Глоуб газет» за 1938 год, что Кэтрин тогда уже начала привирать насчет своего возраста. На са­мом деле ей уже был почти 31 год, но по какой-то причине ей казалось, что будет лучше, если ее последователи будут считать ее моложе. Это была необъяснимая черта ее харак­тера, которая оставалась с ней до самой смерти. Даже ког­да ей уже было за шестьдесят, она все еще настаивала, что­бы ее радиовыступление предварялось такими словами: «А сейчас — Кэтрин Кульман, та молодая женщина, которую вы ждали». Когда репортеры «пытали» ее о возрасте, она обычно смеялась и говорила: «Ну, пишите просто — за пятьдесят». Когда же ее припирали к стене, требуя точной цифры, она уходила от ответа. Ее близкие оправдывали ее действия правом женщины скрывать свой возраст.

Кэтрин вернулась в Денвер, но лишь после того, как она и Барроуз выработали план их женитьбы — его развод уже был предрешен. Эллен Галлифорд видела, что этим кончится, еще задолго до того.

«Она начинала чувствовать, что жизнь проходит мимо, — говорила Эллен близкому другу, — что она мо­жет упустить наслаждение совместной жизни с мужчиной».

Эллен замечала, что Кэтрин начала меняться. Ее про­поведи, когда-то такие динамичные, становились слабыми. Казалось, с сожалением вспоминала Эллен, словно Бог ос­тавил ее саму по себе. У нее еще было довольно силы и личного обаяния, чтобы продолжать все самостоятельно, чтобы дурачить людей какое-то время. Но более наблюда­тельные члены общины начали осознавать, что «их Кэт­рин» уже не была прежней. Упрямая, она была настроена идти своим путем, даже если это означало полное разруше­ние ее служения.

Но Кэтрин еще не понимала этого. Она часто говори­ла с А. К. Андерсоном, мудрым отцом Милдред, Люсиль и Байни — «Трио Андерсон». Фактически, Кэтрин прово­дила большую часть своих отпусков, Рождество и День

Благодарения на даче Андерсонов. У нее была особая лю­бовь к матери Андерсон, и не раз Кэтрин вспоминала, что господин Андерсон сыграл важную роль в восполнении ут­раты ее отца. Но как только речь заходила о Барроузе Волтрипе, Кэтрин никого не хотела слушать. Она настаи­вала, что жена Волтрипа покинула его, а это означает, что он свободен и может жениться вновь. Кто-то дал Барроузу книгу, которую он затем передал Кэтрин. Эта книга пропо­ведовала идею, что мужчина и женщина не женаты в гла­зах Бога, если они не любили друг друга, вступая в брак. На основе этой странной доктрины Волтрип и оправдывал свой развод, говоря, что он никогда не был женат в глазах Бога (хотя у него было двое детей) и что он свободен же­ниться на Кэтрин. На самом деле, он утверждал, что по­скольку он не любил свою жену, то он «жил в грехе», и вот теперь он раскаялся и начинает праведную жизнь. И, таким образом, теперь, как он говорил, он сможет следовать тому Божьему плану, который все время был у Бога для него, — жениться на стройной молодой рыжеволосой женщине из Денвера.

«Ничего хорошего из этого не выйдет», — предупреж­дал Кэтрин А. К. Андерсон после того, как Барроуз уехал из Мейсон-Сити. Он говорил ей это, когда они вдвоем ужинали в доме Андерсонов. Но Кэтрин никого не слуша­ла: ни Андерсона, ни Эллен, ни даже Э. Ф. Хьюитта, кото­рый просил ее не выходить замуж за Волтрипа.

Андерсоны нанесли специальный визит в Мейсон-Сити, пытаясь урезонить Волтрипа. Они обнаружили, что никто из жителей Мейсон-Сити не знал, что он уже был раньше же­нат. Волтрип приехал в отель, где остановились Андерсоны, и проговорил с ними до двух часов утра. Временами реп­лики становились накаленными и даже враждебными. «Если я смогу убедить семью Андерсон, — взорвался Волтрип, — то я смогу завоевать Денвер».

Но ни Андерсоны, ни другие люди в Денвере не могли принять то, что этот брак якобы был частью Божьего плана. Все, что они могли, — это надеяться и молиться, что Кэт­рин как-то придет в себя до того, как она совершит необра­тимое, что разрушит ее служение, над которым они так мно­го трудились.

Кэтрин была одиночкой. Она не принимала советов от тех, кто окружал ее. Подчинение, особенно человеку или группе людей, было не ее учением. «Каждый христианин должен слышать прямо от Бога, — говорила она. Ре­лигия опутывает тебя, а христианство освобождает. Подчи­нение людям — это путы. Я хочу быть свободной и хочу позволить Богу прямо говорить со мной».

Если Кэтрин и имела какую-то большую слабость в ее долгой и плодотворной карьере, то это было ее нежелание подчиняться Божьим людям вокруг нее. Моисейподчинялся старейшинам. Апостол Павел учил христиан подчи­няться «один другому». Но, по какой-то странной причине, эта идея пугала ее.

Кэтрин никогда не смогла увидеть, что послушание не отберет ее прав перед Богом и не превратит ее в подобие ма­рионетки, которая подпрыгивает лишь тогда, когда другой дергает за веревочку. В подчинении она могла бы найти не­обходимый контроль и баланс для принятия решений в своей личной жизни. Если бы она подчинилась в 1938 году, то она не разрушила бы свое служение. Но, упрямая и независимая, она устремилась вперед, настроенная все делать по-своему.

Впрочем, все это является непостижимой истиной. Час­то Божий план может быть разрушен неповиновением чело­века, но тогда должен быть изобретен другой план, который в умелых руках всемогущего Бога оказывается еще лучше, чем первый. Много лет потребовалось, чтобы в жерновах Бога перемолоть бунтарство Кэтрин в послушание, но когда работа была сделана, когда «большая волна» вернула ее к берегу, когда куст загорелся и голос Бога стал снова на­правлять ее, тогда она была готова к действию.

А в промежутке, однако, была пустыня, пучина моря, темнота отлучения от Бога. Несмотря на все это, она посте­пенно доедала запретный плод.

Стоя перед своей общиной в Денвере, Кэтрин объявила на воскресном богослужении 15 октября, что Бог открыл ей новый план. Она и Волтрип решили объединить свои служения. Штаб-квартира должна быть в Мейсон-Сити, в штате Айова. Она и Волтрип будут постоянно ездить в Денвер для проведения собраний — 800 миль. «Вместе мы оба сможем сделать гораздо больше, чем каждый по­рознь», — провозгласила она.

Хотя она и не обмолвилась о замужестве, все, похоже, уже знали об этом. Мрачная тишина повисла в зале. Слухи, которые ходили о том, что Волтрип разводится со своей женой, чтобы жениться на Кэтрин, — все они оказались правдой. Женщины начали всхлипывать. Несколько чело­век из хора встали и вышли. Мужчины сидели с каменны­ми лицами на скамьях, смотря на Кэтрин с сомнением. Как - она могла сделать это? Эта женщина, которая читала такие чудесные проповеди о чистоте и святости. Эта женщина, которая была образцом порядочности и духовного сопере­живания. Неужели все, что она проповедовала, было ми­фом? Неужели она была неспособна следовать за Госпо­дом так, как она старательно побуждала их следовать за Ним в течение последних пяти лет? Где же была внутрен­няя сила? Мощь? Другие могли согрешить и отпасть от Бога, но только не их лидер. Поскольку ей много было дано, то с нее много и спрашивалось. Она избрала трудную жизнь. Никто не сомневался в этом. Все знали, чем она пожертвовала. Браком, детьми. Только чтобы наладить служение в Денвере. И все это бросить? И от всего отка­заться ради разведенного мужчины, оставившего жену и двоих детей? Поступок не стоил того.

«Нет, Кэтрин, не говорите так. Не делайте этого. Пожа­луйста!» — это была Эллен Галлифорд, сидевшая за пиани­но, ее лицо было мертвенно-бледным, а глаза полны слез.

Эрл Хьюитт, управляющий делами Кэтрин и замести­тель по проповедям, уронил голову на колени. Он был раз­бит. Господин Андерсон сидел молча. То, чего он так бо­ялся, произошло.

Кэтрин театрально помахала руками и попыталась не придавать этой ситуации значения. «Разве вы не понимае­те? — сказала она с деланным весельем. — Я не поки­даю вас. Я еще вернусь».

Но именно Кэтрин-то и не понимала. Люди думали не о ней, а о служении и знали, что, если она последует своему «твердолобому» плану, все будет потеряно. И в тот момент они видели ее, стоявшую перед ними, лишенную Божествен­ного помазания и еще не осознавшую этого. Она была по­добна Самсону, который был уже острижен, но вышел при­нять вызов филистимлян, «...а не знал, что Господь отступил от него» (Суд.16:20).

Собрание кончилось крахом. Кэтрин уходила через бо­ковую дверь. На следующий день рано утром она села на поезд в Де-Мойн, где Волтрип встретил ее и подвез до Мейсон-Сити. Они подали документы на вступление в брак, и она написала, что ей будет 26 лет в ближайший день рождения, хотя на самом деле ей уже был 31 год. 18 октяб­ря 1938 года она была обвенчана в Радио-церкви Волтри­па методистским священником, преподобным Л. Э. Вордлом из Свейдейла, расположенного поблизости.

Только два человека из «Скинии пробуждения Денве­ра» присутствовали на брачной церемонии — Айна Фукс и Эрл Хьюитт. Перед этим Хьюитт встретился с Кэтрин и объяснил ситуацию. Эллен Галлифорд уволилась из органи­зации Кульман. Она решила остаться в Денвере, чтобы ра­ботать с одной из групп, отделившихся от «Скинии». Хью­итт сказал, что Кэтрин больше никогда не пригласят в Денвер. Он предложил ей выкупить ее пай за здание. Она согласилась и вручила ему ключи от своего «царства». По­добно одержимому бесами, она не могла остановиться, раз уж она начала, даже если плата за это уже превысила то, что она могла снести.

На середине служения венчания она упала в обморок. Волтрип помог ей подняться. Держа ее за руку, он помогал ей исполнять оставшиеся обеты. Египтянин был поражен, и перед ней простиралась голая пустыня Мадиамская - пу­стыня, через которую ей предстояло идти в течение после­дующих восьми лет.

 

Глава 6

И куст горит

Как и многие Божьи служители, которые отправились в пустыню из-за своих грехов, Кэтрин вскоре была забыта теми, кого она оставила. Боль воспоминаний была слишком сильна для тех, кто любил ее и следовал за ней. Проще было стереть ее из памяти. А потому большинство ее по­следователей очистили свою память и быстро заполнили образовавшуюся пустоту новыми делами.

Хьюитт попросил Вильяма Ватсона, одного из лучших евангелистов, который проводил собрания в «Скинии», при­нять дела от Кульман на следующей неделе. Воскресным утром, однако, обнаружилось, что Ватсон ретировался из го­рода в субботу вечером. Хьюитт сам провел богослужение, но ему не хватило силы. Паства стала разбредаться. Лишь некоторые остались с Хьюиттом. Другие, памятуя о Ватсоне, открыли свою собственную церковь в «Деловой школе Барнса». Одна группа в конце концов примкнула к моло­дому проповеднику-пятидесятнику, который только начинал работу в Денвере, — Чарльзу Блейру. Но многие, даже слишком многие, вернулись в мир — «побитые», лишенные иллюзий, потерянные для Царства.

Кэтрин возвращалась в Денвер несколько раз после этого. Всегда в одиночестве. И хотя ее всегда принимали в доме Андерсонов, она ни разу не обмолвилась о Барроузе Волтрипе. Словно она и не выходила за него замуж.

Айна Фукс, которая была одной из самых верных по­мощниц Кэтрин, посетила Радио-церковь в Мейсон-Сити несколько раз. «Все, что делает Кэтрин, — так это сидит позади своего мужа на сцене и плачет», — сообщила она, когда приехала в Денвер.

Когда люди в Мейсон-Сити обнаружили, что Волтрип обманывал их относительно своего первого брака, они тоже стали разбегаться от него. Радио-церковь была закрыта. Барроуз и Кэтрин упаковали чемоданы и незаметно ус­кользнули в пустоту ночи. Они объявлялись в Канзасе, Орегоне, Аризоне и даже провели некоторое время в Кон­кордии. Но Кэтрин так же была забыта людьми, как и Моисей египтянами, пока он отбывал свое изгнание в Си­найской пустыне.

Два случая во время этого «пустынного изгнания» за­служивают упоминания, ибо они имеют прямую связь с тем, что последовало за этим. Кэтрин начала чувствовать, что ей нужно «прощупать ситуацию», приняв некоторые приглаше­ния проповедовать самостоятельно. Это беспокоило Волтри­па, который хотел, чтобы она была при нем. Впрочем, осознав, что она прежде всего — проповедница, а потом уж — до­мохозяйка, он позволил ей принять несколько «соло-пригла­шений». Одно из них было из Питтсбурга, в Пенсильвании. Джек Маньон, пастор большой межконфессиональной церк­ви, пригласил ее в «город крутых парней» для шестинедель­ной серии собраний в начале 1943 года. Это был первый ви­зит Кэтрин в Питтсбург, и ее тепло встретили. Маньон полагал, что будет лучше, если люди не узнают о ее замуже­стве. Таким образом, хотя Волтрип прожил с ней часть этого периода в отеле «Вильям Пенн», Кэтрин согласилась «пря­тать его под одеялом». Однако пятилетний сынишка Маньона чуть было не разболтал секрет однажды вечером. Когда кто-то спросил его отца, где живет госпожа Кульман, малень­кий «козленок» стремглав ответил: «О, она живет в отеле с каким-то мужиком». Маньону пришлось наскоро придумы­вать объяснение, чтобы замять это дело.

Во время этого путешествия в Питтсбург, Кэтрин быс­тро подружилась со стройной и гибкой Мэгги Хартнер, ин­спектором телефонной компании, которая позднее сыграла большую роль в ее жизни. Мисс Хартнер жила со своей матерью и была членом церкви Маньона. Она продолжала переписываться с Кэтрин после того, как та вернулась на Западное побережье, и позднее стала ее секретарем и са­мой близкой подругой.

Другое событие произошло в Портленде, в штате Оре­гон, вскоре после того, как Кэтрин уехала из Питтсбурга. Груз ее замужества висел на ней. Несколько раз, когда ее «пытали» газетчики, она решительно отрицала свой брак, говоря, что это всего лишь слух, распространяемый ее врага­ми в Денвере. Ее сестра, Миртл, рассказала своему пастору в Портленде о служении Кэтрин. Впрочем, она также не смогла упомянуть, что Кэтрин замужем за разведенным мужчиной. Пастор был восхищен Кэтрин, и после того как она нанесла визит в Портленд и проповедовала в его боль­шой церкви, он пригласил ее снова для проведения серии собраний. Затем, в субботу перед началом этой серии, пасто­ру срочно позвонил один из лидеров его церкви: «Вы знаете, что эта женщина-евангелистка, которую вы пригласили проповедовать для нас, замужем за разведенным муж­чиной?»

Пастор был шокирован. «И это еще не все, — про­должал его собеседник, — тот мужчина оставил свою жену и двоих маленьких детей, чтобы жениться на Кэтрин. Это разрушило ее служения в Денвере и вызывало проблемы везде, куда бы она ни приезжала».

В тот же вечер пастор, не откладывая тяжелый разговор, позвонил ей. Когда Кэтрин, которая уже приехала в Порт­ленд, сняла трубку, он сказал: «Если бы я знал правду заранее! Теперь же у меня нет иного выбора, как отменить собрания. В противном случае это разрушит и мое служение».

Это ранило ее. Сильно. Кэтрин села в машину и поеха­ла по пригородам Портленда, рыдая. Она отсутствовала почти шесть часов, ведя машину и плача. Неужели это был ее жребий на всю оставшуюся жизнь? Не призвал ли ее Бог, чтобы проповедовать? Как выполнить ей Его задание, если слухи преследовали ее по всей Америке, заставляя двери церквей захлопываться перед ней? Снова и снова в тот темный вечер она продолжала задавать себе вопрос

Джона Мильтона: «Если Бог сделал свою дневную работу, то нужно ли тушить свет?» Все же она знала в своем серд­це, что ответ Мильтона не годится в ее ситуации. Ибо ре­шение просто «стоять и ждать» не исправит положения. Нужны были более решительные действия. Ноша вины становилась тяжелее, чем она могла нести.

Похоже, никто не знал наверняка, когда она ушла от него. В 1952 году в интервью для «Денвер пост» она ска­зала: «Он обвиняет меня — и это правда, — что я отка­залась жить с ним. Вот уже восемь лет, как я с ним не ви­делась».

Разрыв последовал в 1944 году, и, пожалуй, это пра­вильная дата. Это означает, что они жили вместе большую часть тех шести лет. Она говорила мне в один из тех ред­ких периодов, когда ей нравилось предаваться ностальгии: «Мне нужно было сделать выбор. Кому же служить: чело­веку, которого я люблю, или Богу, Которого я люблю. Я знаю, что не смогу служить Богу и жить с Мистером (она звала его «Мистер» с того первого раза, как они познако­мились). Никто никогда не узнает ту боль смерти так, как познала ее я, ибо я любила его больше, чем я любила саму жизнь. А было время, когда я любила его больше Бога. И, наконец, я была вынуждена сказать, что я ухожу. Бог ни­когда не освобождал меня от первоначального призвания. И я жила не только с ним, я вынуждена была жить с моей совестью, и обличение Святого Духа было почти неперено­симо. Я устала от попыток оправдать себя. Устала».

«Однажды вечером, — продолжала она, и глаза ее были полны слез, когда она рассказывала, — я ушла из квартиры — она была на окраине Лос-Анджелеса — и очутилась на тенистой улице. Солнце проглядывало сквозь большие ветви деревьев, что сплетались над дорогой. В конце квартала я увидела дорожный указатель. На нем было написано просто: «ТУПИК». И туг я ощутила боль в сердце, такую великую боль в сердце, что ее нельзя выра­зить словами. Если вы думаете, что легко идти на крест, то это просто только потому, что вы там никогда не были. Я была там. Я знаю. И мне нужно было идти одной. Я не знала ничего о силе Третьей Личности в Троице, которая была доступна всем. Я знала лишь, что было 4 часа в суб­боту вечером и что я должна вернуться на то место в моей жизни, где я смогла бы отбросить все в моей жизни — даже Мистера — и умереть.

И я сказала громко: «Дорогой Иисус, я полностью сда­юсь. Я все отдаю Тебе. Возьми мое тело. Возьми мое сер­дце. Все, что я есть, — Твое. Я вверяю все это Тебе, в Твои чудесные руки».

За 6 лет Кэтрин уже узнала, что она обманывала себя, пытаясь найти Божье благословение и не желая жить по Божьим заповедям. И все это время она и Барроуз стояли вместе за кафедрой, проповедуя покаяние и все же понимая глубоко внутри себя, что они сами живут в нераскаянном неповиновении Богу. Они были сосудами, из которых дру­гие пили воду жизни, а их собственные уста были запечата­ны, они не могли утолить свою жажду из того самого источ­ника, откуда они поили других. Многие вошли в новое общение с Иисусом Христом. Некоторые даже были исце­лены. Ибо Бог обещал, что «...слово Мое, которое исходит из уст Моих, — оно не возвращается ко Мне тщетным, но исполняет то, что Мне угодно, и совершает то, для чего Я послал его» (Ис.55:11). Но с безграничной печалью Кэт­рин осознавала, что она стала подобной тем большим ка­менным львам, чьи изображения она видела в Европе, — с водой, изливающейся у них из пасти. Они давали воду всем тем, кто жаждал, но сами не могли пить, ибо они были сделаны из камня. Ее сердце стало подобно каменному.

Месяцами, всякий раз, когда она открывала Библию, ее глаза сами останавливались на книге Притчей. Казалось, эта особенная книга была специально помещена в центре так, что почти каждый раз, когда она падала на кровать, плача, и ее Библия падала рядом, она открывалась сама со­бой на Притчах.

«Что город разрушенный, без стен, то — человек, не владеющий духом своим» (Пр.25:28).

«Сладок для человека хлеб, приобретенный неправдою; но после — рот его наполняется дресвою» (Пр.20:17).

«Скрывающий свои преступления не будет иметь успе­ха; а кто сознается и оставляет их, тот будет помилован»

(Пр.28:13).

И про Барроуза: «Праведник ходит в своей непорочно­сти: блаженны дети его после него!» (Пр.20:7). Все же дети его, тогда подростки, должны были расти без отца.

Кэтрин знала, изучая Слово Божье и имея опыт обще­ния с Ним, как с любящим отцом, знала, что Богу по силам взять даже невозможную семейную ситуацию, рожденную в грехе и бунтарстве, и обратить ее в нечто чистое и святое без разрушения семейных уз. Она много раз видела подоб­ное среди своих друзей. Она видела, что другие делают то же самое, что и они с Барроузом, и замечала, как Бог слы­шал их крик исповедания грехов и их мольбу о прощении и как Он даровал им новые сердца вместе со Своим позво­лением оставаться вместе. И вот из-за этих примеров Кэт­рин и Барроуз двигались вперед, им казалось, что Бог по­ступит с ними похожим образом. Но они совершали огромную ошибку. Они смотрели на то, как Бог поступает с другими, пытаясь извлечь уроки из этих случаев, но не пы­таясь найти совершенный Божественный план для своих жизней. Кэтрин забыла, что она — уникальный человек. Ибо кому много дано, с того много и спросится.

Кэтрин узнала, когда ей было еще 14 лет, что ей предна­чертано быть иной. Она предизбрана заниматься делами ее Отца. И это наводило на мысль о том, что она должна быть непоколебимой. Но тогда как могла она продолжать жить в связи, которая не только раздражала Бога, но и фактически мешала ей достичь всего того, что Бог запланировал для нее?

Она думала о том времени, когда они сидели вместе за завтраком, а кровать в спальне была еще теплой и измятой, и они просили Бога благословить пищу, зная в то же самое время, что Он не может благословить их самих. В течение 6 лет они играли в свои игры. Но она не могла больше играть. Она должна была выбирать.

Раскаяться — означало вернуться назад. Кэтрин Кульман сделала это в тот субботний вечер на тенистой улице в Калифорнии. Она умерла в тот день. Она стала семенем, готовым упасть в почву и быть похороненным. Ни­чего не видя от слез, она повернулась и пошла обратно по той же улице, по которой она пришла.

Спустя три дня, стоя на железнодорожном вокзале в Лос-Анджелесе, теперь уже полностью выплакавшись, она в последний раз посмотрела на Мистера. Она стояла молча. Его черные как смоль волосы уже начинали седеть на вис­ках. Его лицо, такое смуглое и гладкое, когда она его встре­тила, теперь покрылось морщинами. Значительная часть ее жизни была уже позади, а ей нечем было особо гордиться. Все, что у нее было, — это билет в один конец до Франк­лина, в штате Пенсильвания, куда ее пригласили на две не­дели для проведения собраний. Они стояли на платформе, неловко держа друг друга за руки, ожидая, когда проводник скажет: «Садитесь в вагоны!» Кэтрин безучастно смотрела на тяжелые колеса пассажирского вагона и вспоминала тот день, когда они с Миртл в Конкордии садились на поезд до Канзас-Сити. Только на этот раз у нее не будет рядом лю­бящей сестры. Теперь она была одна.

«А куда после Франклина?» — нервно спросил Барроуз, осознавая, что он прерывает размышления, в которых ему больше нет места.

«Я не знаю, — ответила Кэтрин, не отрывая взгляда от железных колес, стоящих на рельсах. — Я знаю лишь, что мне надо ехать. Я должна следовать за Ним».

Барроуз сжал ее руку. Нежно. Он тоже знал. Он знал, что они обманывали друг друга все это время. Он знал, что Кэтрин уже не его. И никогда не была. И сейчас они пришли к тому моменту истины, когда они снова должны отпустить друг друга. Кэтрин приняла решение. Она при­няла его три дня назад, когда она пришла домой и сказала ему, что уходит. А что же он? Сможет ли он вернуться в Остин и воссоединиться со своей семьей? Мысленно он покачал головой. Если это означает, что он должен будет скитаться по морю жизни, словно корабль-призрак, никогда не приставая к берегу, ускользая в тупик, чтобы не быть об­наруженным, если это — его жребий, то он должен будет закалить свою душу и принять свою участь. Ибо несмотря на все, Барроуз Волтрип был, да, он был Божьим челове­ком — и он видел руку своего Господа на этой женщине, которая всего несколько дней назад была его женой. Он тоже знал, что она изменилась. Он чувствовал это измене­ние все время. Но он все же надеялся, что каким-либо об­разом он сможет сам установить правила игры и победить. Теперь же они оба, стоя рядом на грязной деревянной платформе вокзала, знали, что они уже не принадлежат себе. Они принадлежали Другому.

И теперь Он требовал от нее того, что она обещала Ему на той тенистой улице. Паровозный пар ударил по рельсам, и загудел гудок. Молодожены, стоявшие рядом с ними на платформе, поцеловались, обняли друг друга, и мужчина стал подниматься по серо-зеленым ступеням в вагон.

«Все по вагонам!» — проводник бойко вскочил в ва­гон. Проводники других вагонов в белых костюмах под­няли маленькие стульчики, стоявшие у входа, и вошли в тамбур.

«Если ты сядешь на этот поезд, ты никогда меня не увидишь, — мягко сказал Барроуз. — Я никогда уже не появлюсь в твоей жизни или на твоем служении».

Только одному Богу известно, что сказала Кэтрин в от­вет, ибо никто до сего дня не знает, что стало с Барроузом А. Волтрипом старшим. После того, как она взяла протя­нутую руку проводника и поднялась в вагон Восточного по­езда, Барроуз Волтрип исчез из ее жизни. Он сдержал свое обещание. До последней буквы.

Насколько мне известно, она никогда не получала от него известий. За исключением одного случая. Я был в ее офисе в «Карльтон-Хаус» в 1970 году, неделю спустя пос­ле Дня святого Валентина*. Она закрыла дверь и подошла к столу. Очень медленно она вынула поздравительную от­крытку из верхнего ящика, держа ее, как священный перга­мент. Перегнувшись через стол, она вручила ее мне. «Взгля­ните-ка, ну как вам это?» — прошептала она хриплым го­лосом.

Это была простая открытка с надписью: «Будь моей Валентиной» и с двумя красными сердечками, соединенны­ми золотой стрелой. На открытке чернилами были написа­ны два слова: «Любовь, Мистер».

Я поднял глаза на Кэтрин. Ее лицо было обращено к потолку, глаза плотно закрыты, слезы выступали у век и образовывали два крошечных ручейка на ее стареющих щеках. «Никто! — прошептала она. — Никто не узнает, чего стоило мне сегодняшнее служение. Только Иисус знает».

Я незаметно выскользнул через приемную, побежал по коридору к лифту, а затем вниз — в вестибюль здания, И если таково было значение Креста для Кэтрин Кульман, то что он должен значить для меня? Я был готов, по крайней мере, в тот момент, ответить на этот вопрос в моей жизни.

Но хотя то решение в Калифорнии и было принято, путь был отнюдь не гладок. Путешествуя в одиночку, Кэт­рин сначала приехала во Франклин, а затем выехала оттуда, пытаясь начать все снова. Огайо. Иллинойс. Индиана. Снова Западная Вирджиния. Почти везде, куда она приез­жала, она встречала то же самое сопротивление. Все знали о Волтрипе и о скандале в Денвере. Это было подобно тому, как если бы некто убил альбатроса и носил тушу на своих плечах, а затем зловоние осталось на долгое время. Торо* писал, что нет более мерзкого запаха, чем тот, кото­рый издает испорченная добродетель. Она поехала на юг.

*Торо Генри — (1817-1862) американский писатель и публицист. Два года прожил в лесном шалаше. Произведения: «Гражданское неповиновение» (1849); «Уолден, или жизнь в лесу» (1854). — Прим. пер.

Вирджиния. Каролина. И, наконец, в конце 1945 года она завернула в Колумбус, в штате Джорджия. В каждом го­роде все было одинаково, ее методика не изменилась, толь­ко теперь для женщины средних лет все это было труднее. Она арендовала помещение, печатала объявления в газетах, покупала время на радио для рекламы собраний. Люди в Колумбусе откликнулись. На третий вечер зал был полон. И тут кто-то начал «принюхиваться» к альбатросу. Был звонок в Денвер, затем — в Мейсон-Сити в Айове. По­том кто-то позвонил в газету, и газетчики приехали для ин­тервью с утомленной от битвы евангелисткой. Кэтрин ста­ла уклоняться от интервью, что было самым худшим из всего, что она могла сделать. Газетчики, разнюхав историю, приступили к работе. Через два дня, после того как все со­бранные материалы были опубликованы, Кэтрин уже ехала на автобусе назад на север. Прием на юге был не слишком теплым в ту осень.

Предыдущая12345678910111213141516Следующая

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: