Я не могу снова вернуться домой 10 глава

В январе 1969 года, примерно через шесть месяцев пос­ле исцеления Мэри Петтигрю, одна женщина из Оттавы, умирающая от рака, позвонила своей подруге из Броквилла госпоже Моди Филлипс и спросила, знает ли та что-либо о служении Кэтрин Кульман. Моди ничего не знала об этом и даже не слышала имени Кэтрин Кульман, но посоветова­ла подруге решиться и посетить собрания. В конце концов, она умирала, и что могло быть хуже этого? Женщина посе­тила богослужения в Питтсбурге и вернулась в Канаду ис­целенная. Изменение было мгновенным и очевидным. Ее кожа, раньше — цвета меди, теперь была здорового розо­вого цвета. Все симптомы болезни исчезли. Но произошло не только это: у человека, отвозившего ее в Питтсбург, был огромный нарост на спине размером с грейпфрут, — и он был тоже исцелен.

Моди была очень консервативной женщиной и, хотя она знала подругу с детства, едва могла ей поверить. Она обсу­дила это дело с мужем, Харвеем, который был агентом по печатному делу, и они оба решили съездить в Питтсбург и посмотреть сами. За день до отъезда дочь Филлипсов, Шарон, их зять Грант Митчелл и их четырехгодовалый внук Трой напросились в поездку вместе с ними. Похоже, все в провинции Онтарио только и говорили о чудесах, происхо­дящих в Питтсбурге.

Маленький Трой родился с экземой и хронической бо­лезнью легких, похожей на астму. Климат в Канаде зимой самый неблагоприятный для людей с экземой, ибо многие теплые вещи содержат волокна, которые колют кожу, вызы­вая дополнительное раздражение. Кожа Троя была покры­та крупными гноящимися болячками со струпьями наверху и сочащейся жидкостью. И помимо этого, на сгибах и там, где образуются кожные складки: под подбородком, под мышками, в локтевых суставах, в паху, в коленных суставах и между пальцами ног и рук — везде было зудящее, жгу­чее воспаление с потрескавшимися ранами.

Трой был под наблюдением у одного из лучших дерма­тологов Оттавы, доктора Монтгомери, а также — их семейного терапевта, доктора Хал Мак-Леода. Доктор Монтгомери прописал лечение, которое состояло не только из лекарств, но и из 4-х ванн с овсяной мукой каждый день. Овсяная мука оказывала смягчающее воздействие на кожу, и Митчеллы покупали ее стофунтовыми мешками. Ванны старательно приготовляла Шарон, которая была дипломи­рованной медсестрой. На ночь ребенка нужно было заво­рачивать в марлю и бинты, чтобы он не разбередил боляч­ки. Единственная надежда, говорили доктора, что когда он повзрослеет, то научится держаться подальше от всех тех вещей, которые усугубили бы его состояние и, возможно, на­учится приспосабливаться к своему состоянию.

Проехав 500 миль до Питтсбурга и проведя ночь в отеле «Пик Рузвельт», вся семья прибыла в 6.30 утра в «Первую пресвитерианскую церковь», где теперь проходили «служе­ния с чудесами», поскольку «Карнеги-холл» был на рестав­рации. Церковь уже была полна людей, хотя собрание было назначено на 11 часов. Грант, Шарон и Трой сели на одну скамью, а Моди и Харвей сидели прямо за ними у прохода. Трой листал цветную книжку, чтобы скоротать время.

Но что-то происходило. В 9 часов Моди заметила, что Шарон плачет без видимой причины. А когда время собра­ния подошло, то она заплакала еще сильнее и громче и про­должала плакать даже после того, как Кэтрин пришла, что­бы начать собрание в одиннадцать.

Все это удивляло Моди, которая была верна консерва­тивным взглядам. Она хотела уйти и два раза обращалась к Харвею, чтобы он тоже ушел. Но уйти прилично не по­лучилось, и она осталась, настроившись терпеть до конца и больше не попадать в такую неудобную ситуацию.

Как мисс Кульман часто делала, она пропустила пропо­ведь и приступила сразу к чудесам, вызывая из зала людей с различного рода исцелениями и побуждая их выходить для свидетельства к платформе. Вдруг посреди собрания она остановилась и сказала: «Кто-то исцелился от экземы». От­вета не последовало. Ни Филлипсы, ни их дети, похоже, не соотнесли это с состоянием Троя. Кэтрин продолжила со­брание, но через 10 минут она сделала очень необычную вещь, что, как вспоминают ее сотрудники, она делала только дважды в жизни. Она сказала: «Я вынуждена остановить служение. Кто-то на этом священном собрании огорчает Святого Духа».

Наступила мертвая тишина во всей гигантской аудито­рии. Люди повернулись и посмотрели друг на друга словно ученики Иисуса, когда Он объявил, что один из них предаст Его. «Не я ли? Не я ли?»

Мэгги Хартнер, которая, похоже плыла в Святом Духе, после того как помазание от Бога пришло на собрание, сто­яла в проходе рядом с ними. Шарон все еще плакала так сильно, что даже не отдавала себе отчета в том, что проис­ходит вокруг. Мэгги обратилась к Гранту и спросила:

— За что вы молитесь?

— Мой сын, — просто ответил Грант.

— А чем он болен?

— Экзема.

— Ну что же вы, — воскликнула Мэгги, — разве вы не слышали, что сказала Кэтрин Кульман? Все собрание остановлено. А я тут бегаю взад и вперед по проходу, пытаясь найти того, кого коснулся Бог. Пожалуйста, осмотрите ребенка.

Внезапно Шарон «ожила». Еще не вытерев слез, она наклонилась к Трою и стянула его футболку прямо через го­лову. Каждая рана на теле ребенка, каждое поражение, каждая гноящаяся трещинка — все было исцелено. Стру­пья превратились в порошок, и когда футболка задела их на спине, они осыпались на пол. У Моди, сидевшей прямо по­зади него, перехватило дыхание, и она была почти в шоке. Грант протянул руку и ощупал то место, где была особенно плохая, мокнущая рана на левой руке. Кожа была теперь целой и здоровой. Все тело было чистым.

Мэгги настояла, чтобы родители вывели ребенка впе­ред. Но никто не мог позднее вспомнить, выходили ли они к платформе. Похоже, что все они были в трансе.

Уехав с собрания, они направились на север, все еще не веря в то, что видели и пережили. Около Эри они попали в тяжелую снежную пургу, и им пришлось свернуть в придо­рожный мотель. Свободным был только один номер, так что все пятеро поселились в нем. Троя сразу уложили спать, а взрослые продолжали говорить и удивляться этому чуду всю ночь. Около полуночи Харвей не смог больше терпеть и, взяв со стола лампу, стал осматривать спящего Троя. Все ме­ста, прежде пораженные язвами, теперь были снежно-белого цвета, а остальные, нетронутые, имели здоровый розовый от­тенок. В середине каждого белого участка было крошечное пятнышко (типа сыпи) не больше булавочной головки. К утру, однако (взрослые продолжали осматривать его каждый час), даже эти крошечные пятнышки исчезли.

Три месяца спустя Митчеллы взяли Троя в отпуск в Мексику. Когда они вернулись, тело мальчика хорошо за­горело под мексиканским солнцем — все, за исключением тех мест, где была экзема. Эти области оставались снежно- белого цвета еще целый год, а затем стали совершенно нор­мальными.

Они привезли Троя к доктору Монтгомери и к доктору Мак Леоду, и оба они зафиксировали исцеление, включая легкие мальчика. Доктор Монтгомери назвал Моди «вол­шебной бабушкой». Это имя она все еще лелеет, как напоми­нание о том времени, когда Бог так ярко вошел в ее жизнь.

Моди Филлипс была самой вдохновленной женщиной в Онтарио. Она была настроена на то, чтобы все в Оттаве посетили «служения с чудесами» в Питтсбурге и были благословлены подобно ей. Прирожденный организатор, она начала думать, как бы собрать служителей города и привести их на «собрание с чудесами» — тогда они «за­горятся», и все церкви будут наполнены тем же Святым Духом, который присутствует на служениях Кэтрин. Одна­ко, даже когда она предложила нанять автобус и заплатить за него из своего кармана (1000 долларов), пасторы, похоже были слишком заняты, чтобы проявить к этому интерес. Никто из них не выказал ни малейшего желания стать сви­детелем чудес, а уж тем более самому заниматься этим.

Не сломленная этим, Моди продолжала возвращаться в Питтсбург каждую неделю, беря с собой в поездку тех, кто соглашался присоединиться к ней. Но в ней оставалось жить чувство, что ей нужно как-то нанять автобус и взять с собой группу или, возможно, несколько групп в Питтсбург.

Осенью того же года Харвей заболел. Когда доктора обнаружили это, они сказали Моди, что он может умереть на операционном столе. Молитва пока что была очень фор­мальным актом для семьи Филлипсов. Как Моди опреде­лила это, они молились «в стиле Объединенной церкви», что означало, что они слушали молитвы в воскресенье в церкви, благодарили Бога за еду на столе и повторяли «Отче наш» вечером. Впрочем, когда состояние Харвея стало критическим, Моди решилась — впервые — обра­титься прямо к Богу:

«Господи, если ты спасешь его, то я найму автобус в Питтсбург»,

Харвей сразу пошел на поправку, и через день после его выписки из госпиталя Моди уже наняла автобус и нашла людей, готовых поехать в Питтсбург. В группе был только один служитель. Остальные, как рассказывала Моди, были горничные и прислуга — именно те, на кого Бог обещал в книге пророка Иоиля излить Свой Дух.

Начиная с того времени и до самой смерти Кэтрин, последовавшей почти 6 лет спустя, Моди Филлипс пропу­стила только пять собраний в Питтсбурге. Она организо­вала сотни чартерных автобусных рейсов из Канады и ви­дела тысячи людей, исцеленных и «завоеванных» для Господа Иисуса Христа.

По мере роста числа канадцев на «собраниях с чудеса­ми», росла и доля пожертвований канадских верующих в служение. Поскольку вклады в американское отделение «Организации Кэтрин Кульман» не облагались канадским подоходным налогом, стало очевидным, что Кэтрин нужда­лась в открытии канадского офиса. А кто лучше подходил для руководства им, чем тот, кого ей послал сам Бог — Моди Филлипс.

Впрочем, перед тем как Кэтрин попросила ее взяться за работу, сам Святой Дух начал говорить Моди. И хотя Моди проработала 15 лет на ответственном посту в «Авто­матической электрической компании», она внезапно почув­ствовала, что ей нужно уволиться с работы — и не было другой причины, как только предчувствие, что Господь при­готовил для нее что-то иное. Таким образом, когда мисс Кульман позвонила, Моди Филлипс была уже готова на­чать работу немедленно, организовав канадское отделение «Организации Кэтрин Кульман» со штаб-квартирой в Броквилле вблизи Оттавы.

Моди сразу приступила к работе, пытаясь убедить Кэт­рин, что среди канадцев есть много ее сильных последова­телей и что они нуждаются в своем собственном «служе­нии с чудесами» в районе Оттавы. Она посоветовала использовать Муниципальный центр города Оттавы на 16000 посадочных мест. Кэтрин, естественно, нелегко было убедить. Она вполне была довольна служениями в Питтс­бурге и Лос-Анджелесе и, естественно, сопротивлялась вся­кому переезду, особенно в такую пустыню, как центральная Канада, где многие служители «умерли с голоду».

Кэтрин часто говорила о преследующем ее кошмарном сне, в котором она выходила на сцену некоего странного зала и обнаруживала, что зал абсолютно пуст. Этот страх сделал ее исключительно осторожной, не склонной пускать­ся в какие-либо новые предприятия без полной уверенности в успехе. Ибо, после страха появиться на сцене без Святого Духа, ничто так не пугало ее, как ужас выхода перед пустой аудиторией.

Но Моди была уверена, что Кэтрин стоит поехать в Ка­наду. Растущее число канадских верующих на Питтсбурге, к их собраниях склонило-таки чашу весов в пользу Моди, и Кэтрин согласилась приехать. Она запланировала не толь­ко посетить Оттаву, но и провести три вечерних собрания в Питерборо.

Теперь ноша ответственности внезапно свалилась на плечи Моди. В тот вечер, когда Кэтрин согласилась при­ехать, она легла спать и не могла уснуть. Она лежала и ду­мала: «Ну теперь посмотри, что ты натворила. Ты организо­вала автобусы в Питтсбург, и ты наладила бухгалтерию для канадского филиала, но что ты понимаешь в организации «собраний с чудесами»? Если Кэтрин проедет весь этот путь до Канады и никто не придет на собрание, то ее кош­марный сон станет твоей реальностью».

Было 2 часа утра, когда, поспав кое-как урывками, она внезапно проснулась. Все детали плана организации бого­служений пульсировали у нее в мозгу. Осторожно, чтобы не разбудить спящего мужа, она выскользнула из кровати и спустилась по лестнице. Моди осмотрелась, нашла старую карту канадских дорог, разложила ее на кухонном столе и снова закрыла глаза. Она вспоминала то видение, которое было у нее перед тем, как она пробудилась несколько минут назад. В видении она увидела карту с булавками на ней и детальную инструкцию, как организовать бригаду автобусов из всех близлежащих городов. Открыв глаза, она начала втыкать булавки в карту и записывать план, как заказать ав­тобусы. К тому времени, когда Харвей спустился завтра­кать, у нее уже были продуманы все детали.

Это была совершенно новая идея. Она точно знала, сколько автобусов ей понадобится, а также могла сказать, взглянув на свои схемы, сколько из них будет заполнено полностью, сколько — частично, сколько потребуется до­полнительных автобусов, сколько людей займут резервные места, как много места надо зарезервировать для инвалид­ных колясок и, наконец, сколько нужно пригласить органи­заторов для помощи в зале.

Это произвело впечатление на Кэтрин. И тогда Моди Филлипс, «волшебная бабушка», начала разъезжать по всей Канаде и США, подготавливая почву для больших «служе­ний с чудесами» в Чикаго, Сент-Луисе, Окленде, Сиэтле, Далласе, Майами, Атланте, Лас-Вегасе и в десятке других крупных городов. Это было началом совершенно нового служения для Кэтрин. И это получилось, потому что у нее хватило мудрости ждать.

 

Глава 11

Привет! Вы, конечно, ждали меня?

Все, похоже, однажды пытались подражать Кэтрин Кульман. Ее уникальный дребезжащий голос, когда она приходя на радио, говорила: «П-р-р-ривет! Вы, ко-онечно, жда-али меня-а-а?», ее театральные жесты руками на теле­видении; то, как она вставала на носочки и маленькими бы­стрыми шажками «перелетала» с одного места на другое по сцене, помахивая пальцем в воздухе и говоря: «Свято-о- ой Ду-у-ух сейчас здесь», или: «Я воздаю Тебе сла-а-а-аву, я воздаю Тебе хвалу»; ее прическа образца 1940 года — все это было идеальным примером, чем-то вроде разукра­шенной карикатуры, которую любят передразнивать. Один режиссер из Голливуда, еврей, был верным поклонником Кэтрин, Он сказал, что у нее были все задатки звезды, по­скольку она была единственной женщиной, способной рас­тянуть слово «Бог» на четыре слога.

Она стала хорошей приманкой для телевизионных ко­миков. Актеры типа Флипа Вилсона или Кэрола Бернетта могли вызывать шквал смеха забавными пародиями на Кэтрин Кульман. Похоже, что Кэтрин радовалась им боль­ше, чем кто-либо другой. Она знала, что комики и актеры телевидения и ночных клубов передразнивают лишь тех, кто имеет большую известность в США, и мне думается, она добровольно терпела унижение от того, что Кэрол Бернетт смеется над ней, ради того, чтобы погреться в лучах славы, доступной лишь избранным. После того как Руфь Баззи сделала действительно «крутую» пародию на мисс Куль­ман в программе «Засмейся» (возлагая руки на дыню в магазине), Кэтрин послала ей личное письмо, состоящее из одной строки: «Никто так не рад сатире, как я». Руфь отве­тила Кэтрин, прислав две дюжины роз с зимними стебель­ками (между прочим, Руфь больше никогда не делала паро­дий на Кэтрин Кульман на телевидении).

Даже те из нас, кто хорошо знал и любил ее, не могли удержаться от пародий: если разговор за обеденным столом заходил о Кэтрин Кульман, то кто-нибудь вытягивал вперед палец и говорил: «А вот это как раз подобно этому!» Или же, если на молитвенном собрании царило легкое и нефор­мальное настроение, то кто-нибудь кричал горловым голо­сом: «Я веру-у-ую в чудеса-а-а-а».

Было множество теорий, почему Кэтрин так говорит. Некоторые слова были уж слишком искажены. Так, вместо «Иисус» всегда выходило: «Ииизуссс». Она не могла го­ворить о Святом Духе, не растягивая Его имя: «Свяяятооой Дууух». То же самое касалось ее театральных жестов, осо­бенно когда она отступала назад, вытягивала вперед руку, указывая перстом, опускала подбородок, смотря куда-то вдаль, вне указующего перста, и говорила с определенностью Боулдера Дэма: «Вот так правильно! И не вздумайте за­быть это!»

Кэтрин нравилось рассказывать людям, что в детстве она заикалась (как Моисей). Ее мать была обеспокоена этим и проводила часы, тренируя ее говорить правильно, по­вторяя: «Сейчас, милая, говори медленно. Выыыговааривай слова яснооо».

«И по этой причине я говорю теперь так медленно, — объясняла Кэтрин репортеру из журнала «Пипл». — Мно­гие думают, что у меня дефект речи, но это просто мой спо­соб преодолеть проблему».

И это нравилось людям. Мы все любим того, кто пре­одолевает, и презираем позера. Те, кто знал ее с детства, говорили, что она всегда произносила слова медленно, вытя­гивая их, и делала театральные жесты, чтобы привлечь вни­мание слушающих. Одна ее старая школьная приятельница говорила мне, что когда она слышит Кэтрин по телевизору, она может закрыть глаза и представить себе, что это говорит все та же 15-летняя рыжая и озорная девчонка, стоящая перед классом, машущая руками, моргающая своими длин­ными ресницами и декламирующая стихи, выставив вперед бедро: «О, капитан! Мой капитан!»

«Когда учитель уходил из класса, — вспоминала школьная подруга, — все ребята начинали вопить: «Кэт­рин, расскажи нам историю». Она была настоящим орато­ром, и, хотя мы посмеивались над ее жестами и манерой вы­говаривать слова, мы знали, что никто не мог так нас позабавить, как Кэтрин».

Много лет спустя во время одного огромного «собрания с чудесами» в зале «Святыня» старшая сестра Кэтрин Миртл Парротт сидела наверху на балконе. Несколько мо­лодых женщин сидели позади нее, и Миртл подслушала их разговор.

«Она словно драматическая актриса, — сказала одна, — я не могу переносить ее театральщину». — «А то, как она растягивает слова. Что за пустозвонство. Ей следовало бы побольше стоять перед зеркалом, чтобы попы­таться убрать свой акцент».

Это было больше, чем могла выдержать Миртл. Повер­нувшись на стуле, с горящими глазами, она сказала: «Я знаю ее дольше, чем вы. Я знаю ее дольше, чем кто-либо в этом зале сегодня, и я хочу, чтобы вы знали, что она всегда так говорила. Я говорю — всегда».

Действительно ли она заикалась в детстве?

Или же она еще в детстве начала вырабатывать технику развлекать людей — технику, которую она так и не изме­нила, потому что это работало?

Это — еще одна из ее тайн, которая, вероятно, так и не будет раскрыта.

Кэтрин начинала каждую передачу с того же самого приветствия: «Привет вам! Вы, конечно, ждали меня? Это так здорово. Я просто знала, что вы придете сегодня».

Это, может быть, звучало как совершенная чепуха, но это было тем теплым прикосновением, которое заставило целое поколение радиослушателей полюбить ее еще задолго до того, как телевидение победило радио. На самом деле, мно­гие слушатели писали в своих письмах, что когда «кэтри- новский голос» возникал в их радиоприемниках, спрашивая, ждали ли они ее, то они отвечали, часто громко: «О да, Кэт­рин. Я жду тебя». Как и в других случаях в своей жизни, найдя однажды работающую формулу, она не изменяла ей.

Впрочем, ее знаменитые «спектакли», ее умышленно по­казная манера речи, ее драматически эффектные жесты — все это делало ее уязвимой и давало материал для потеш­ных пародий.

Моей любимой пародисткой была Катерина Маршалл. Катерина и ее муж, Леонард Лесорд, который был в то вре­мя редактором журнала «Гайдпостс», попросили, чтобы я представил их Кэтрин. Чета Лесордов подошла к новому измерению в их духовной жизни, и они были очень заинте­ресованы служением мисс Кульман, особенно ее вниманием ко Святому Духу. Кроме того, Катерина работала над кни­гой «Нечто большее», в которой она планировала написать главу об исцелении. Она думала, что встреча с мисс Куль­ман будет для нее полезной.

Кэтрин с не меньшим рвением хотела встретиться. Хотя я не верю, что она прочитала хоть одну книгу Катерины, она была под впечатлением от тех людей, кто смог достичь вер­шины успеха. И встреча с двумя знаменитыми авторами: Катериной и с ее столь же талантливым мужем была тем событием, которые любила Кэтрин. Таким образом, когда я позвонил ей в Питтсбург и сказал, что намереваюсь привез­ти Катерину и Лена на «собрание с чудесами» в Майами на следующей неделе, она вела разговор так, словно я соби­рался привезти короля и королеву Англии.

«Приходите прямо за кулисы, как только приедете, — засмеялась она. — Я долго ждала этого».

После обеда моросил дождь, когда мы с Джеки забра­ли Катерину и Лена из их флоридского дома. Когда мы ехали к югу по дороге Солнечного света, они оба засыпали меня вопросами. Писатели — всегда любопытные люди, они всегда больше задают вопросы, чем сами рассказывают.

— Как вы думаете, феномен «падения под действием силы» реален?

— Вы полагаете, у нее есть гипнотическая сила?

— Почему некоторые исцеляются, а остальные уходят домой ни с чем?

— Вы думаете, вера играет важную роль в исцелениях?

— Чья вера — ее или того, который получает исцеление?

— Почему Бог избирает такую женщину, как Кэтрин Кульман, со всеми ее очевидными недостатками?

Единственный вывод, к которому я пришел, когда мы миновали заставу, где взимается подорожный сбор, и напра­вились к залу «Дейд канти», состоял в том, что исцеление, подобно рождению и смерти, — промысел Божий. Это — следствие Его любви и милости, а не человеческие проделки, и Он может избирать любого смешного человека, какого Он захочет, чтобы через этого человека текла сила исцеления.

Когда мы добрались до зала, дождь усилился и шел непре­рывно. Было без нескольких минут пять, когда мы свернули с улицы Флаглер и объехали вокруг зала, «дворники» ритмич­но махали взад-вперед, оставляя полосы на лобовом стекле моего «шевроле», на котором я ездил уже четыре года.

«Ой-ой!» — услышал я голос Лена с заднего сидения, а Катерина продолжила более просто: «Невероятно, вы только посмотрите на это!»

Тротуар, лужайка и вся улица перед залом были запру­жены народом. Некоторые сумели протиснуться к стене под нависающий козырек, но большинство — похоже, еще 2000 человек — стояли под проливным дождем, ожидая, когда откроют двери. Зонты всех возможных размеров, форм и цветов были раскрыты, и некоторые люди могли укрыться под ними. Другие же стояли, спрятав головы под мокрыми газетами. Многие просто мокли, без всякого ук­рытия. И толпа росла по мере того, как люди, припарковав свои автомобили, устремлялись с парковочной площадки, чтобы пристроиться в конец очереди, которая выливалась прямо на траву, на клумбы и дальше — на улицу.

Катерина сидела на краешке заднего сидения, держась руками за спинку сиденья как раз сзади моей головы, и вглядывалась во все это через ветровое стекло. «Два часа до начала богослужения, а они стоят под дождем, — вздох­нула она. — Можете ли вы представить, что вот так же люди пытаются войти в нашу Пресвитерианскую церковь?»

Лен хмыкнул в изумлении: «Что ж, может быть, если бы такие же вещи происходили в нашей церкви, какие проис­ходят, как говорят, на этих «собраниях с чудесами», то мы имели бы те же результаты».

Мы припарковали машину и проскользнули через боко­вую дверь вблизи входа на сцену. Хор был уже на месте, и доктор Меткалф репетировал финальные аккорды. Ауди­тория была уже наполовину заполнена теми, кто приехал на чартерных автобусах, или, в исключительных случаях, — в инвалидных колясках или на носилках. Мы прошли за ку­лисами в комнату Кэтрин для переодевания. Мэгги встре­тила нас у двери и ясно показала знаком, что нас ждут.

Кэтрин, как всегда, вышагивала по комнате. Она быст­ро повернулась, когда мы вошли, и протянула к нам руки. «Ох, да благословит вас Господь», — с сияющим лицом сказала она.

Я с удивлением взирал на нее. Она была одета в лег­кое черное платье из органзы *, с кружевной отделкой внизу по краю юбки и на концах рукавов длиною до локтя. Пла­тье было украшено темно-красным поясом, по меньшей мере шести дюймов** шириной, создающим иллюзию, что можно обхватить ее талию обеими руками, и пальцы сой­дутся на спине. Пушистое кружево на рукавах подчеркива­ло ее длинные руки. Тяжелый серебряный браслет был на­дет на правое запястье, и на ее шее красовалось дорогое украшение, которое выглядело, словно изумрудное колье из чистого серебра. Туалет дополняли черные чулки под цвет платья и темно-красные туфли. Но не столько от ее одеж­ды перехватило у меня дыхание, сколько от очков. У нее были самые огромные темные очки, которые я когда-либо видел. Темно-красная оправа подходила к поясу и туфлям, но очки сами по себе закрывали пол-лица и увеличивали на добрых два дюйма*** ее голову.

*Органза (organza) — плательная прозрачная жесткая ткань (шелковая или вискозная). — Прим. пер.

**6 дюймов = 15 см 24 мм. — Прим. пер.

***2 дюйма = 5 см 8 мм. — Прим. пер.

Она на какое-то мгновение застыла в позе, типичной для Бетти Грабл, когда та позировала в 40-х годах: одна рука покоится на талии, а бедро выставлено вперед. Хотя ей было уже более 65 лет, она все еще могла произвести впечатление. Она задержалась в этом положении на не­сколько секунд, а затем направилась к нам и взяла обеими руками руку Катерины.

Она снова сказала свое: «Ох, да благословит вас Гос­подь!», ее лицо улыбалось из под очков. Затем, все еще крепко держа в своих руках руку Катерины, она отступила на полшага, словно разглядывая в восхищении человека, ко­торый специально приехал, чтобы ее увидеть.

«Я так удивлена, — сказала она, и ее голос при этом то поднимался, то опускался, подобно воде в реке, пробива­ющей себе дорогу в скалах, — почему такие люди, как вы, хотят увидеть меня. Но, — тут она засмеялась и продолжа­ла гортанным голосом: — я так рааада, что вы приехали».

Катерина застыла, пораженная, смотря на эти очки-мон­стры.

Кэтрин издала еще один характерный смешок. «Ох, — сказала она хриплым голосом, — я просто ста­раюсь остаться инкогнито».

Катерина захохотала, и внезапно обе они стали похожи на двух, уже немолодых, сестер.

Мы недолго оставались в гримерной и быстро заняли места в зале, с которых могли видеть не только сцену, но и то, что обычно происходит в зале, когда начинаются чудеса. Лен и Катерина, судя по всему, больше интересовались ре­акцией публики, чем тем, как Кэтрин расхаживала взад- вперед по сцене. Несколько раз я украдкой смотрел на них обоих и видел слезы у них на глазах. Это было зрелищное представление, честно говоря, но в нем было нечто большее, чем ораторское искусство. Святой Дух тоже был там.

Это был единственный случай, когда обе Кэтрин (или, может, Катерины) встретились. В тот вечер, на пути к дому Лесордов, после того как мы проводили Лена в аэропорт Майами, откуда он вылетел в Нью-Йорк, Катерина была тиха и серьезна. И хотя я много раз бывал у нее после того собрания, насколько я знаю, она больше никогда не пароди­ровала свою замечательную тезку.

 

Глава 12

Нерассказанные истории

Хотя и невозможно никакое исчерпывающее определение чуда, Кэтрин все же настаивала на неких стандартных критериях, которым должна удовлетворять та или иная история исцеления, прежде чем ее можно будет публиковать. Если исцеления не проходили этих тестов, они не должны были включаться в книги Кэтрин.

1. Болезнь или ранение должны быть органическими или структурными по природе и должны быть врачебно продиагностированы.

2. Исцеление должно быть быстрым или мгновенным. Изменения должны быть необычными и не такого вида, который можно предполагать заранее.

3. Все исцеления должны быть профессионально проверены, желательно не одним доктором. По меньшей мере, один из докторов должен быть личным врачом пациента.

4. Исцеление должно быть постоянным или, по меньшей мере, достаточно длительным, чтобы не быть диагностированным как «ремиссия»*.

*Ремиссия (remission) — медицинский термин, означаю­щий временное ослабление болезни, боли, временное улучше­ние. — Прим. пер.

Поскольку мы быстро перешли к этому стандарту, многие из наиболее впечатляющих чудес никогда не были описаны в ее книгах.

Был, например, случай с Джорджем Дэвисом, бывшим надзирателем из «Службы образования по призванию» си» стемы школьного образовании в Филадельфии. Дэвис, у ко­торого были степени Нью-Йоркского университета, Лон­донского общества адвокатов (Темпл), университета штата Пенсильвания и «Виллановы», был первым черным инспек­тором в Городском абингтонском школьном совете. Я бе­седовал с ним в его просторном доме в северном пригороде Филадельфии и нашел, что он — один из самых приятных людей, которых я только встречал. Его исцеление не подпа­дало под определение «классика».

Настроенный на достижение цели — победить в белом обществе, Дэвис приобрел серьезную болезнь сердца. Его кардиолог в Абингтонском мемориальном госпитале диаг­ностировал инфаркт миокарда. Клапан сердца, который по­зволял крови течь между двумя желудочками, давал сбои. Эта проблема была очень похожа на ту, которая привела к смерти самой Кэтрин несколько лет спустя.

Дэвис жил со своей болезнью почти год, хотя он пере­жил несколько сердечных приступов и едва не умер, пока кардиолог не решил отрегулировать сердцебиение, вживив стимулятор ритма. Электронное устройство в корпусе из нержавеющей стали было размером с зажигалку «Зиппо». Хирургическим путем оно было имплантировано в левую часть груди в полость под ключицей. Трубка была протяну­та над легкими и вниз к сердцу. Маленькая батарейка в стимуляторе давала генератору энергию для посылки им­пульсов в сердце, поддерживающих нормальный ритм серд­цебиения.

Предыдущая12345678910111213141516Следующая

Поделиться:

Воспользуйтесь поиском по сайту: