Является ли гомология доказательством теории эволюции?

Сходство живых организмов привлекало внимание многих ученых. Аристотель взял его за основу своей классификации. Так же поступили и Линней, и Оуэн. Каждый живой организм входит в царство, тип, класс, отряд, семейство, род и вид. Виды, относящиеся к одному роду, похожи друг на друга гораздо в большей степени, чем когда они относятся к разным родам. Все попытки классификации XVIII в. – первой половины XIX в. сделаны по этому признаку. Они возникли в рамках эссенциализма, и сходство живых существ связывалось с их «сутью», возникшей в соответствии с замыслом Бога[474]. Идеи эволюции от общего предка тогда не было. Живые существа классифицировались на основе подобия (гомологичности).

Для Ч. Дарвина гомологичность была одним из доказательств теории эволюции. Ученый связал все виды воедино, возведя их родословную к одному общему предку, и написал историю видов на основе сходства, получившегося в результате эволюции. Именно сходство стало критерием определения степени родства. Еще до Дарвина было известно о необходимости разграничения понятий «гомологичный» и «аналогичный» в биологии. В 1848 г., за одиннадцать лет до публикации «Происхождения видов» Дарвина, Ричард Оуэн в одной из своих книг писал, что у живых существ есть органы-аналоги, выполняющие одни и те же функции, но не связанные анатомически; в отличие от них, гомологичные органы выполняют разные функции, но структурно похожи. Он подчеркивал, что основой систематизации должна быть гомология, а вот аналогии стоит избегать[475]. Согласно этому определению, крылья мухи и аиста выполняют одинаковую функцию, но из-за разного строения это аналогичные органы. Суставы передних конечностей позвоночных могут выполнять разные фунцкии (например, киту они дают возможность плавать, а лошади – скакать), но в силу схожего строения эти суставы можно назвать гомологичными.

Наличие у позвоночных животных гомологичных органов практически во всех книгах представлено как одно из важнейших доказательств теории эволюции. Даже Оуэн, ее противник, признавал гомологичность, но, по его мнению, причиной сходства был общий «архетип» – замысел Бога, «идея» Платона или аристотелевская «форма»[476]. Здесь необходимо задать вопрос: привел ли Дарвин объективные доказательства превосходства своей теории над идеями таких мыслителей, как, например, Оуэн? Гомологичные анатомические структуры не были открыты и изучены Дарвином, как могут подумать многие. Ученые и до него предлагали свои объяснения этого феномена. Проблема заключается в том, может ли гомология в биологии служить доказательством в пользу теории эволюции.

Эволюция одного вида в совершенно новый вид или род не была доказана ни лабораторными опытами, ни наблюдениями. Таким образом, можно утверждать, что нет объективных критериев правоты именно Дарвина, а не Оуэна. Витгенштейн высказывался против того, что во многих книгах теория эволюции преподносится в качестве единственно истинной, хотя наглядного его подтверждения найти так и не удалось[477]. Даже если гомологичные органы появились в результате эволюции, нельзя точно сказать, как происходил этот процесс: скачкообразно или постепенно, в соответствии с представлениями Ламарка или неодарвинистов. Поэтому гомология отлично вписывается в любую из натурфилософских концепций, не только в теорию эволюции.

С появлением теории Дарвина определение гомологии расширилось: свойства, полученные от общего предка, – гомологичные; а свойства, не имеющие общего происхождения, как бы они ни были похожи, являются аналогичными. Например, глаза человека и осьминога похожи и структурно, и функционально, но это сходство основано на анологии[478]. В итоге, дарвинисты были вынуждены признать, что похожие структуры могут возникать, не эволюционируя друг из друга. Неодарвинисты же утверждают, что независимое появление пятипалости наблюдается в животном мире два раза, появление крыльев – четыре раза, а появление глаз – сорок – шестьдесят раз. Таким образом, сторонники этой теории соглашаются с тем, что органы, имеющие сходные функции или строение, могут развиваться у существ, не имеющих общего предка. Проблема в том, что нельзя, оставаясь в рамках натурализма, утверждать, что сложные органы у каждого вида развиваются всякий раз на пустом месте.

В четвертой главе будет подробно изложено, почему нельзя с натуралистических позиций подходить к изучению молекулы белка и почему представленные выше примеры неодарвинистов о случайном и независимом развитии пятипалости, крыльев и глаз с точки зрения вероятностной статистики не могут быть восприняты всерьез.

Дарвин утверждал, что одной гомологии достаточно, чтобы доказать состоятельность теории эволюции, даже если никаких других доказательств найти не удастся[479]. Возникает вопрос: «Гомология – это аргумент в пользу теории эволюции, или теория эволюции определяет гомологию?». Если мы определяем гомологичность признаков, опираясь при этом на существующее в рамках теории эволюции «генеалогическое древо» живых существ, тогда сначала нужно дать определение теории эволюции и самому термину «генеалогическое древо». И тут мы попадаем в ловушку тавтологии:

1. Гомология – основное доказательство теории эволюции;

2. Соответственно (1-й пункт), теорию эволюции можно изучать благодаря гомологии;

3. Но гомология определяется в рамках этой теории;

4. Значит, гомология определяется в рамках теории эволюции (2-й пункт), которая в свою очередь познается благодаря гомологии (3-й пункт).

Если кроме гомогенности не будет приведен другой аргумент в пользу теории эволюции, не удастся подтвердить и то, что гомологичные признаки появляются вследствие эволюционирования живых организмов от общего предка. Перед тем как назвать суставы передних конечности позвоночных гомологичными органами, дарвинист должен доказать, что эти животные имеют общего предка. Если выяснится, что гомологичность является критерием определения общего предка, то, с точки зрения логики, возникнет замкнутый круг. Многие философы и биологи из-за этого выступали с критикой теории эволюции. Приведем цитату философа Рональда Брейди: «Когда вместо того чтобы объяснять какое-либо явление, мы начинаем попросту описывать его, то получаем вместо научной гипотезы изложение собственной точки зрения. Мы настолько убеждены в ее правильности, что перестаем видеть разницу между объяснением и описанием какого-либо явления. Подобные догматические подходы не применимы к науке»[480].