В Конституционный Суд Российской Федерации 9 глава

3.19.3 Следует отметить, что предыдущие процессы в апелляции 11.09.14 г., 16.09.14 г. и 02.10.10 г. показали общую тенденцию: не имеет вообще никакого значения какой судья или прокурор участвуют в деле. Результат будет один и тот же: 1. в нарушение ч. 3 ст. 1 УПК РФ, п. «а» ст. 6 Декларации о праве, § 44 Постановления Европейского Суда от 13.03.12 г. по делу «Нефедов против Российской Федерации» права и порядок их осуществления мне разъяснены не будут ни при каких обстоятельствах; 2. меня лишат права на заявление отводов и в нарушение ст. 266, ч. 2 ст. 389.13 УПК РФ в их нормативном единстве разъяснять право на заявление отвода мне не будут; 3. в нарушение ч. 2 ст. 64 УПК РФ меня всегда будут лишать права заявить отвод по основаниям, ставшим мне известными после начала судебного заседания и мне в нарушение ч. 3 ст. 1 УПК РФ, п.п. 1, 2, 5 ст. 9, п.п. 1, 3 ст. 12 Декларации о праве, п. 3 ст. 2 Пакта, ст. 13 Конвенции всегда будут препятствовать в осуществлении моего права на эффективное средство правовой защиты в виде сообщения о преступной деятельности участников процесса и занесения сообщения о преступлениях в протокол судебного заседания, как это прямо предусмотрено ч.ч. 1, 2, 4 ст. 141 УПК РФ; 4. в нарушение ч. 5 ст. 246 УПК РФ я всегда буду лишен права ставить вопросы перед прокурором, на которые он обязан высказать свое мнение и всегда судом буду лишен права высказать свои доводы на фантазии «прокурора», хотя «суд не может гарантировать равенство сторон, не предоставляя заявителю возможности ответить на доводы, изложенные в заседании прокурором» (§§ 38, 39, 42 Постановления ЕСПЧ от 13.03.12 г. по делу «Нефедов против России»). Если же я буду настаивать на реализации своих прав, то это будет расценено, как нарушение регламента судебного заседания и я буду незаконно удален из зала суда. Когда же будет вынесено Бредовое решение, то я не буду иметь права на разъяснении сомнений и неясностей (п. 15 ст. 397 УПК РФ, ст. 202 ГПК РФ), хотя «это же относится к случаю, когда, по мнению судов, о которых идет речь, замечания не представляют никакого факта или довода, который уже не фигурирует в обжалуемом решении. Это мнение, в действительности, принадлежит только сторонам спора: именно они должны оценивать, требует ли документ разъяснений. В частности, речь идет о вере тяжущихся в отправление правосудия: оно основывается, среди прочего, на представлении возможности выразить свое мнение по любому доказательству, имеющемуся в материалах дела» (§ 29 Постановления от 18.02.97 г. по делу «Нидерест-Хубер против Швейцарии»). То, что судья обязан разъяснять сомнения в принятом решении предусмотрено и п. 3 «f» Принципа V Рекомендации № R(94)12 Комитета министров СЕ о независимости, эффективности и роли судов, принятой 13.10.94 г., предусматривающего обязанность судьи « давать четкое и полное объяснение своим решениям доступным для понимания языком ». Обязывают судью разъяснять принятые им решения и ч.ч. 3, 4 ст. 13, ч. 3 ст. 15 Кодекса судейской этики.

То есть о законности в Кировском областном якобы суде я вообще могу забыть, так как члены Банды кировских криминальных авторитетов Бармина Ю.В., Бережицкого С.П., Тулуповой Е.Б., Житенева Г.В., Солодовникова С.А., Утемовой Е.Д. и Копыриной М.Н. имели умысел уйти от наказания и ответственности за лишение меня права на доступ к суду с 27.07.12 г. и воспрепятствовании мне в рассмотрении кассационной жалобы № 1641-2. А уж в воспрепятствовании в рассмотрении апелляционных жалоба № 1945, № 1962 и № 1977 на лишенное логики и здравого смысла постановление страдающей параноидной Шизофренией Сырчиной Т.Ю. от 10.07.13 г. о незаконном прекращении принудительного «лечения», Бармин Ю.В. и Бережицкий С.П. со своими подельниками продемонстрировали просто шедевры Невменяемости, когда не понимали, что в моих апелляционных жалобах есть ссылки на нормы ст. 389.15 УПК РФ, которые Сырчина Т.Ю. в упор не видела и наличие у неё параноидной Шизофрении мне пришлось удостоверять в нотариальном порядке (см. п. 1.6 выше).

До российских «судей» никак дойти не может, что судебные решения – не имеет значения какие - могут выноситься на основании совершенно конкретных норм материального и процессуального права и эти нормы материального и процессуального права не могут извращаться и утрачивать свой КОНСТИТУЦИОННО-ПРАВОВОЙ смысл, то есть лишать Жертв тех гарантий, к которым эти нормы обращены, их правоспособности и причинять вред этой правоспособности.

Члены Банды кировских криминальных авторитетов Бармина Ю.В., Бережицкого С.П., Тулуповой Е.Б., Житенева Г.В., Солодовникова С.А. и Утемовой Е.Д., растоптав 02.10.14 г. практически все нормы действующего законодательства, подлежащие применению, решили, что меня необходимо засунуть к Петухову Ю.Л. и объявить Невменяемым. Но не просто Невменяемым, а неспособным участвовать ни во время предварительного следствия, ни в суде. И поэтому снова вопрос о правах, гарантированных законодательством о психиатрический помощи вообще не стоял, а сами права и порядок их осуществления были объявлены Тайной, в связи с чем само правосудие стало Тайным!!!

4. Но так как мы заговорили о вопросах, которые должны решаться при назначении стационарной экспертизы в условиях психиатрического стационара, то есть лишения свободы, поэтому рассмотрим их с точки зрения ЕСПЧ и Верховного Суда РФ.

4.1 В § 55 Постановления от 18.06.15 г. по делу «Яйков против РФ» ЕСПЧ установил, «что подпункты "a" - "f" пункта 1 статьи 5 Конвенции содержат исчерпывающий перечень оснований для лишения свободы, которое может считаться законным, только если подпадает под одно из этих оснований (…). Однако применимость одного основания необязательно исключает применимость другого, и содержание под стражей может быть в зависимости от обстоятельств оправданным более чем одним подпунктом этого положения (…)». При этом следует учитывать формулировки, используемые при принятии решения (§ 56).

Также необходимо иметь ввиду, что помещение Жертвы в психиатрическое учреждение может быть "законным", если рассматривать это понятие узко, в смысле формального соответствия такого помещения процессуальным и материально-правовым требованиям внутригосударственного законодательства (§ 60). Однако для целей подпункта "e" пункта 1 статьи 5 Конвенции законность помещения заявителя в соответствии с внутригосударственным законодательством не имеет решающего значения. Также должно быть установлено, соответствовало ли оно цели пункта 1 статьи 5 Конвенции, который защищает лиц от лишения их свободы произвольным образом (§ 61). В этой связи лицо может быть лишено свободы как "душевнобольное" только при наличии следующих трех минимальных условий: во-первых, должно быть достоверно установлено, что оно является душевнобольным, во-вторых, психическое расстройство должно иметь стадию, требующую обязательной изоляции (…), в-третьих, действительность продолжения изоляции зависит от сохранения данного расстройства (§ 62)… «вопросы, относящиеся к исполнению заключения под стражу, составляют часть широкого понятия законности содержания под стражей на основании подпункта "e" пункта 1 статьи 5 Конвенции (…). Это предполагает, что, если мера не была предпринята немедленно, для законности в значении подпункта "e" пункта 1 статьи 5 Конвенции должна существовать возможность оценки необходимости принудительного медицинского лечения в разумное время перед его исполнением (…). Соответствующим моментом, в течение которого лицо должно быть признано душевнобольным для целей подпункта "e" пункта 1 статьи 5 Конвенции, является дата применения меры лишения свободы в силу этого состояния (§ 63)… заявитель был отправлен в больницу в январе 2006 года на основании медицинского заключения, датированного июлем 2004 года, то есть с промежутком примерно один год и шесть месяцев (§ 64). Власти Российской Федерации не указали Европейскому Суду на какие-либо механизмы, существующие в соответствии с внутригосударственным законодательством и регулирующие временные рамки для исполнения подобных решений. Также вниманию Европейского Суда не были представлены какие-либо процедуры, разрешающие дальнейшие медицинские обследования для подтверждения необходимости принудительной госпитализации в случаях, когда распоряжение или решение о помещении в больницу было принято, но исполнение было отложено (§ 65). Таким образом, учитывая давность медицинского заключения, на основании которого заявитель был помещен в психиатрическую больницу, отсутствие гарантий во внутригосударственном законодательстве для пересмотра медицинской необходимости принудительных мер до исполнения перевода в больницу и задержки в исполнении перевода заявителя в больницу в период, относящийся к обстоятельствам дела, Европейский Суд находит, что перевод заявителя в больницу был выполнен в нарушение установленного подпунктом "e" пункта 1 статьи 5 Конвенции принципа о том, что наличие психического расстройства, требующее помещения в больницу, должно быть определено во время исполнения этого решения (§ 66). Соответственно, имело место нарушение подпункта "е" пункта 1 статьи 5 Конвенции (§ 67).

4.1.1 Вывод. Приведенные доводы коррелируют с п. 4 Принципа 4: «Сведения о лечении или госпитализации в качестве пациента в прошлом не могут сами по себе служить оправданием постановки диагноза о наличии психического заболевания в настоящем или будущем». Но так как кировским «правоприменителям» в рамках незаконного прекращения принудительного лечения я предоставил почти все документы, свидетельствующие о незаконности выставления мне диагнозов 22.12.01 г. и у них имелись все медицинские документы и судебные решения, свидетельствующие об отсутствии у меня какой-либо психической патологии, поэтому у Банды Бармина Ю.В., Бережицкого С.П., Тулуповой Е.Б., Житенева Г.В., Солодовникова С.А., Утемовой Е.Д., Копыриной М.Н. и их подельников не было вообще никаких оснований для инициирования вопроса о помещении меня в стационар.

4.2 В § 413 Постановления ЕСПЧ от 12.04.05 г. по делу «Шамаев и другие против Грузии и Российской Федерации» разъяснено: «Европейский Суд напоминает, что в пункте 2 статьи 5 Конвенции изложена элементарная гарантия: любое задержанное лицо должно знать, на каком основании оно было лишено свободы (…). Речь идет здесь о минимальной гарантии от произвола. Включенная в систему защиты, которую предоставляет статья 5 Конвенции, она обязывает сообщить такому лицу на понятном ему языке и в доступной ему форме юридические и фактические причины лишения его свободы для того, чтобы оно могло оспорить его правомерность в суде в соответствии с пунктом 4 статьи 5 Конвенции. Оно должно воспользоваться этими сведениями "незамедлительно", но сотрудник правоохранительных органов, который производит его арест, может не предоставить ему таких сведений полностью и немедленно. Для того, чтобы определить, получило ли лицо такую информацию в достаточном объеме и в надлежащие сроки, следует обратить внимание на обстоятельства дела (…). Любое лицо имеет право подать жалобу с целью получения немедленного решения о правомерности своего задержания, а также не может эффективно воспользоваться этим правом, если ему незамедлительно и в достаточном объеме не сообщили причины, по которым его лишили свободы (…)».

Вывод.

4.2.1 Во-первых, сообщение задержанному в доступной форме на понятном ему языке юридических и фактических причин для лишения свободы, относится к минимальной гарантии, предусмотренной ст. 5 Конвенции. Что мы имеем на практике? Юридические причины для лишения меня свободы лично мне в доступной форме никто не разъяснял по той простой причину, что все квалифицирующие признаки ч. 2 ст. 297 УК РФ «юристами» объявлены Тайной. У российских «юристов» для этого нет юридического образования. При этом им страшно сознавать, что «гарантия, содержащаяся в п. 2 статьи 5, должна позволить задержанному лицу оспорить обоснованность подозрений, висящих над ним, так как это является основным условием заключения под стражу, разрешенного подп. с) п. 1 ст. 5 (Решение Комиссии по правам человека от 13 декабря 1978 г. по делу "Х. против Германии", (X v. Germany), жалоба N 8098/77, Decisions and Reports (DR) 16, spec. p. 117)». При этом «пункт 1 Статьи 6 Конвенции применяется целиком ко всему разбирательству "при предъявлении... любого уголовного обвинения", включая те разбирательства, в которых определяется наказание» (§ 39 Постановления от 05.07.2001 г. по делу «Филлипс против Соединенного Королевства»). Также п. 1 ст. 6 Конвенции в сочетании с п. 3 «с» ст. 6 Конвенции применяется к получаемым доказательствам, на основании которых впоследствии решается вопрос по существу (Постановления от 24.09.09 г. по делу «Пищальников против Российской Федерации», §§ 64-86; от 03.11.11 г. по делу «Ванфули против РФ», §§ 94, 95, 106).

4.2.2 Во-вторых, «психиатры» и «юристы» отказываются говорить на понятном для Жертвы языке, когда используют психиатрическую терминологию. Я неоднократно писал, что использование психиатрической и психологической терминологии без её разъяснения, равнозначно общению, например, с эскимосом. Заставлять Жертву говорить со специалистом на его языке – это то же самое, что заставлять говорить с иностранцем на его языке. Тот факт, что в России это никто не желает понимать свидетельствует о том, что в России умственно Полноценных людей нет. Вообще никто не желает понимать, что если по вопросам права меня не понимают 99,999 % «юристов», у которых элементарно нет юридического образования, то «психиатры» меня не понимают на все 100 %, так как для того, чтоб меня понять, необходима соответствующая теоретическая подготовка. Но «юристы»-то точно также не могут понять «психиатров», когда они начинают говорить на своем языке. Это ко мне не относиться только по одной причине: я знаю язык и тех и других и именно поэтому я знаю, что они несут Бред Сумасшедших. Я знаю, что у них нет доказательств, которые послужили основанием для принятия ими решения о наличии у меня психической патологии и эти доказательства в суде не исследовались, то есть мне все отказываются предоставлять достаточный объем причин, то есть доказательств, свидетельствующих, что я совершал инкриминированные мне преступления и у меня имеются какие-либо признаки психической патологии. Доказательства – это то, что от меня скрывают все. Мои доказательства – это то, чему все отказываются давать оценку, так как мои доказательства опровергают фантазии стороны обвинения. Мало того, «юристы» и «психиатры» вообще не собираются давать оценку заключениям потому, что у этих заключений нет законодательной основы, поскольку все-таки понимают, что «вмешательство может считаться осуществленным "в соответствии с законом" лишь при условии, что оно прежде всего имеет некую основу в национальном законодательстве» (§ 37 Постановления от 14.01.10 г. по делу «Мастепан против Российской Федерации»). Я знаю, что заключения и акты «психиатров» не имеют никакого отношения к законности, поскольку «юристы» никогда не сошлются на норму закона, которой эти акты и заключения должны соответствовать, то есть ст. 204 УПК РФ, ст. 25 Закона «О государственной судебно-экспертной деятельности в РФ». Я знаю, что акты и заключения «психиатров» не соответствуют Психиатрии, так как в них нет подробного и четкого описания симптомов и синдромов языком, понятным лицам, не обладающим психиатрическими познаниями, а применяемая психиатрическая терминология в них не разъяснена, что мной достаточно подробно объяснено в Комментариях № 1630-2 и незавершенной жалобе в ЕСПЧ № 2259 (https://cloud.mail.ru/public/7j19/mj6gwtaBm). Но то, о чем я пишу понять не может никто и поэтому я общаюсь с одними Невменяемыми.

4.2.3 В-третьих, «статья 5 должна читаться как одно целое; ничто не дает основания считать, что в отношении одного и того же лишения свободы слово «законность» меняет значение, когда от подр. е) п. 1 переходит к п. 4» (§ 57 Постановления от 05.11.81 г. по делу «X. против Соединенного Королевства»), то есть к пункту, предусматривающему лишение свободы лиц, имеющих дефекты психики». Это же объяснение мы находим и в § 52 Постановление Европейского Суда от 28 мая 1985 г. по делу «Ашингдейн против Соединенного Королевства»: «Структура статьи 5, ко­торая должна читаться как одно целое, показывает, что в отношении одного и того же лишения свободы понятие "законности" в п. 4 име­ет такое же значение, как в подп. е) п. 1 (...). Следовательно, внут­реннее средство защиты, разрешенное в силу п. 4, должно позволять контролировать соблюдение требований, подлежащих выполнению для того, чтобы, с точки зрения подп. е) п. 1, задержание лица, стра­дающего психическим расстройством, было "законным"».

4.2.4 В-четвертых, несмотря на то, что Европейский Суд неоднократно отмечал, что в его задачу не входит исследование доказательств на предмет допустимости, однако когда речь заходит о нарушении прав, гарантированных Конвенцией, то он не может быть освобожден от обязанности установления справедливости получения доказательств и исследования доказательств в суде. (Постановления от 14.02.08 г. по делу «Дорохов против Российской Федерации» (§ 66), от 30.07.09 г. по делу «Гладышев против Российской Федерации» (§§ 74, 75). Были ли способы получения доказательств, на основании которых разрешался вопрос, справедливым? На этот вопрос мы должны дать отрицательный ответ. В § 36 Постановления Европейского Суда по делу «Фуше против Франции» от 18.03.97 г. уже признавалось, что «для обвиняемого было важно иметь доступ к делу и ознакомиться с документами, которые его составляют, чтобы быть в состоянии оспорить протокол, составленный против него. (…) При отсутствии такой возможности заинтересованное лицо было не в состоянии подготовиться к защите адекватным образом и не воспользовалось равенством сторон, в противоречие со статьей 6 п. 1 Конвенции, в сочетании со статьей 6 п. 3».

Банда Бармина Ю.В., Бережицкого С.П., Тулуповой Е.Б., Житенева Г.В., Солодовникова С.А., Утемовой Е.Д., Копыриной М.Н. и их подельников незаконно лишила меня возможности ознакомиться с делом, подготовиться к защите адекватным образом и принести возражения на имеющиеся в нем фантазии.

4.2.5 И, в-пятых, что является основанием для направления и помещения в психиатрический стационар? Даже согласно п. 2 ч. 2 ст. 5, ч. 2 ст. 11, ч. 1 ст. 37 Закона «О психиатрической помощи…» основанием для помещения в психиатрический стационар являются признаки психического расстройства, которые должны быть разъяснены Жертве при помещении её в стационар со ссылками на соответствующие доказательства, как должны быть разъяснены цели, методы, включая альтернативные, продолжительность рекомендуемого лечения … и ожидаемые результаты. При этом в силу п. 2 Принципа 12 эта информация должна быть дана до осознанного согласия на помещение в психиатрический стационар. Именно это должно быть предметом рассмотрения в суде при решении вопроса о лишении жертвы свободы в условиях психиатрического стационара и именно это и есть предоставление информации «на понятном ему языке и в доступной ему форме юридические и фактические причины лишения его свободы для того, чтобы оно могло оспорить его правомерность в суде в соответствии с пунктом 4 статьи 5 Конвенции». Без решения вопроса о признаках психического расстройства, которые являются основанием для лишения Жертвы свободы, невозможно и решение самого вопроса о законности и обоснованности лишения свободы, поскольку сама обоснованность исключается из обсуждения.

4.3 Согласно § 41 Постановления от 09.01.03 г. «Кадем против Мальты»: «Европейский Суд утверждал, что в соответствии с пунктом 4 Статьи 5 Конвенции лицо, арестованное или заключенное под стражу, имеет право возбудить дело о пересмотре судом процессуальных или материально-правовых вопросов, имеющих отношение к его или ее "незаконному" лишению свободы (…). В частности, компетентный суд должен проверить не только соответствие процессуальным требованиям, содержащимся во внутреннем праве, но и легитимность преследуемой арестом или заключением под стражу цели (…), а также он должен обладать полномочиями прекратить лишение свободы, в случае его незаконности (…). Кроме того, в соответствии с прецедентной практикой Европейского Суда, пункт 4 Статьи 5 Конвенции затрагивает средства правовой защиты, предусмотренные внутренним правом, которые достаточно определенны, иначе требования о доступности и эффективности не выполняются (…)».

Вывод.

4.3.1 Во-первых, любое арестованное или задержанное лицо имеет право возбудить дело о пересмотре судом процессуальных или материально-правовых вопросов, имеющих отношение к лишению свободы. Материально-правовые вопросы – это вопросы, связанные с обвинением в каком-либо правонарушении или дефектом психики, в результате чего человек становится опасен для себя или окружающих. Процессуальные вопросы – это вопросы порядка лишения свободы и получения доказательств. Вопросы обвинения и порядка получения доказательств в суде отказались рассматривать вообще все, как отказались рассматривать и вопросы психического состояния, то есть отказались рассматривать вопросы опасности и подлежащих применению норм, хотя «функция принятия решения, принадлежащая судебным органам, состоит именно в том, чтобы рассеять сомнения, которые могут существовать в отношении толкования правовых норм с учетом ежедневного развития судебной практики» (§ 32 Постановления от 15.11.96 г. по делу «Кантони против Франции»). Процессуальные вопросы, то есть вопросы порядка получения доказательств, никто рассматривать не стал, поскольку, по мнению «судьи», «прокурора» и «следователя» - это к делу не относилось. То есть рассматриваемое требование Конвенции при решении вопроса о лишении меня свободы соблюдено не было и в постановлении разрешения не нашло.

4.3.2 Во-вторых, лишение свободы должно преследовать легитимность, то есть законность преследуемой цели. Такую цель никто не преследовал, так как преследовали одну цель: незаконно лишить меня права давать показания по делу, поскольку все понимали, что я в пух и прах разнесу все доводы «следствия» и «прокуратуры». Все понимали очень хорошо, что если я напишу Комментарий на доводы следствия, то не останется ничего от этих доводов. Если я напишу Комментарий на заключение «психиатров», то ничего не останется от этого заключения. Все понимали очень хорошо, что у этих всех нет образования, для того, чтоб меня опровергнуть, то есть доказать ложность, неверность чего-нибудь. Российские «юристы» доказывать что-либо вообще неспособны. Они могут высказывать только мнения, которые не основаны ни на чем.

4.3.3 В-третьих, п. 4 ст. 5 Конвенции требует, чтоб средства правовой защиты должны быть достаточно определенны, то есть ясны, понятны, не допускающие сомнений. Российские средства защиты на практике применить невозможно, так как эти средства в ясных и понятных выражениях неспособен сформулировать ни один «правоприменитель», хотя «доступность средства правовой защиты предполагает, в частности, что обстоятельства, созданные властями по собственной инициативе, должны предоставлять заявителям реальную возможность использования средства правовой защиты (§ 46 и 55 Постановления ЕСПЧ от 05.02.2002 г. по делу "Чонка против Бельгии")». Также необходимо учитывать и то, что «согласно практике Суда, п. 4 статьи 5 представляет собой lex specialis по отношению к общим требованиям статьи 13» (Постановление Большой палаты от 25.03.99 г. по делу «Николова против Болгарии»)».

4.3.4 И, в-четвертых, мы всегда должны помнить, что средство правовой защиты – это Право, реализуемое на практике. А для того, чтоб Право реализовать на практике, для этого необходимо ясно и четко сформулировать его объем и порядок его осуществления, то есть механизмы реализации. Без этого Право реализовать невозможно. Право должно быть наполнено смыслом, а не формой. Это не понимают абсолютно все, так как абсолютно все не понимают, что qui sibi semitam non sapiunt, alteri non monstrant viam - кто себе тропу не проложит, тот никому не укажет путь, как не понимают, что sapiens nil affirmat, quod non probet - умный ничего не утверждает без доказательств. Многие всё время говорят о природе правоотношений, но так её и не исследуют, поскольку не желают следовать принципу: vere scire est per causas scire - подлинное знание - в познании причины. А не желают они этого делать потому, что sublata causa tollitur effectus - с устранением причины устраняется и следствие. А устранив следствие, не будет оснований для демагогии, то есть можно лишиться хлеба насущного, и поэтому мы видим vox, vox, praeterea nihil - cлова, слова и ничего больше.

4.4 Постановление от 07.02.12 г. «Прошкин против Российской Федерации»

66. Европейский Суд напоминает, что подпункты "a" - "f" пункта 1 статьи 5 Конвенции содержат исчерпывающий перечень оснований лишения свободы, которое может считаться законным, только если подпадает под одно из этих оснований (…). Однако применимость одного основания необязательно исключает применимости другого, и содержание под стражей может быть в зависимости от обстоятельств оправданным более чем одним подпунктом этого положения (…).

67. Европейский Суд полагает, что в настоящем деле содержание заявителя под стражей с 27 января по 18 августа 2003 г. должно быть разделено на два отдельных периода с учетом подпунктов "a" - "f" пункта 1 статьи 5 Конвенции, которыми охватывается каждый определенный период содержания под стражей. Европейский Суд отмечает, что 27 января 2003 г. Индустриальный районный суд санкционировал содержание заявителя под стражей, установив, что тяжесть выдвинутых против него обвинений и его опасность для общества в связи с психическим заболеванием требуют лишения его свободы. 18 февраля 2003 г. районный суд установил, что заявитель совершил вымогательство. Однако суд заключил, что психическое заболевание заявителя исключает уголовную ответственность и отбытие наказания, и он подлежит направлению в психиатрическую больницу на принудительное лечение. Таким образом, Европейский Суд полагает, что содержание под стражей заявителя с 27 января по 18 февраля 2003 г. относится к сфере действия подпункта "c" пункта 1 статьи 5 Конвенции, поскольку оно было осуществлено с целью, чтобы он предстал перед компетентными органами в связи с уголовными обвинениями, основанными, что не оспаривается сторонами, на разумных подозрениях в совершении преступлений, в которых он обвинялся. В свою очередь, период с 18 февраля по 18 августа 2003 г. относится к сфере действия подпункта "a" пункта 1 статьи 5 Конвенции, так как это связано с "приговором", вынесенным "компетентным судом". Кроме того, как следует из доводов властей Российской Федерации, поскольку заявитель, страдавший психическим заболеванием, должен был содержаться после 27 января 2003 г. в психиатрическом учреждении, его содержание под стражей начиная с этой даты и по 18 августа 2003 г. относится к сфере действия подпункта "e" пункта 1 статьи 5 Конвенции (…).

68. Разделив срок содержания заявителя под стражей с 27 января по 18 августа 2003 г. на два отдельных периода, Европейский Суд должен далее определить, исполнил ли заявитель применимые требования, установленные пунктом 1 статьи 35 Конвенции, в частности, правило шестимесячного срока. Заявитель подал жалобу в Европейский Суд 21 августа 2003 г., то есть более чем через шесть месяцев после окончания первого периода содержания под стражей 18 февраля 2003 г. Однако заявитель оспаривал основания для своего содержания под стражей в первый период, оспорив их в Пермском областном суде. Жалоба не была рассмотрена (см. § 28 настоящего Постановления). Заявитель не был поставлен в известность о результатах обжалования, и ему не было представлено какое-либо объяснение в отношении причины бездействия областного суда. Фактически он узнал о судьбе своей жалобы из объяснений властей Российской Федерации. Учитывая изложенное, Европейский Суд полагает, что последняя дата должна рассматриваться как дата окончательного решения для целей пункта 1 статьи 35 Конвенции. Таким образом, заявитель не допустил несоблюдения требования шестимесячного срока, и его жалоба в отношении законности его содержания под стражей с 27 января по 18 февраля 2003 г. не может быть отклонена в соответствии с пунктом 4 статьи 35 Конвенции.